Оборотень на щите
Шрифт:
Ульф молча шагнул на следующий щит. Теперь пригнулся уже ярл Ульвдан с подручным.
— Хурр, — крикнули от причалов. — Он конунг Хреланда.
— Ху, — эхом отозвалась площадь.
А Ульф пошел дальше. Со щита на щит, от города к городу.
И Света, глядя на него, с легкой горечью подумала — вот и получилось. Пусть не все, но что-то. Еще бы расколдовать его, избавив от волчьей шкуры…
Теперь надо ждать следующего удара асов, пролетело в уме у Ульфа. Затишье долго не продлиться,
Он спрыгнул с последнего щита, который держал Угстейн, ярл Дютланда.
— Поздравляю тебя, конунг Ульф, — тут же заявил Угстейн.
Его поддержал ярл Ингъялд:
— И пусть страна богатеет под твоей рукой. Теперь надо выставить угощение для дружин. После конунговых щитов обычно устраивают пир для лучших воинов. И выкатывают на площадь бочки эля для всех остальных. С доброй закуской…
— Все будет, — хрипло уронил Ульф.
От людей текли запахи. В основном не слишком добрые, но он пока терпел.
Сквозь толпу пробрался Хальстейн. Проговорил:
— Я хочу похоронить своего брата Торгейра, конунг Ульф. Ты позволишь разобрать внешнюю стену конунгова дома, там, где его опочивальня? Рубить на части ледяную глыбу, в которой спрятано тело Торгейра, я не хочу.
Ульф кивнул. Быстро сказал:
— Похорони брата так, как сочтешь нужным, ярл Хальстейн. Жалую тебе удел Арнстейна. И прошу не лишать морскую стражу твоих драккаров. Содержать их будет казна, а ты получишь награду за каждый поход, в который они сходят…
— Согласен, — отозвался Хальстейн. — Но свои драккары в эти походы поведу я сам. Не хочу заплесневеть, живя на берегу, как когда-то Арнстейн.
Ульф снова кивнул. И перевел взгляд на дядю Берульфа, протолкавшегося сквозь толпу альвиек.
— Проследи за тем, чтобы мою жену отвели в крепость, — пробормотал Ульф. — Пусть Свейту сторожат в опочивальне, пока я не назначу ей охрану, положенную жене конунга.
Теперь ее надо беречь, мельком подумал Ульф. Неизвестно, что еще выкинут альвы. И в крепость на пир придет толпа людей.
— Конунг Ульф, — звучно сказала у него за спиной какая-то женщина.
Он обернулся. Сзади, на краю толпы из альвов и альвиек, стояла Сигвейн. Из-за ее плеча ему улыбнулась Орвид.
— Мы уходим, — безмятежно бросила Сигвейн.
И Ульф от неожиданности нахмурился.
— Ты уже стал конунгом, — продолжала Сигвейн. — К тому же в Нордмарк приплыли оборотни, и альвийские клинки тебе больше не нужны. Нам пора возвращаться в Льесальвхейм. Но помни, что ты обещал нам честную прибыль от наших товаров.
Теперь и об этом придется думать, мелькнуло у Ульфа. Хальстейн приплыл в Нордмарк, бросив торговые суда, которые сопровождал. Неизвестно, сколько из них вернется. И посылать драккары бессмысленно, караван торгашей они вряд ли отыщут. В море нет дорог, и одной колеи для всех не проложено…
— Но напоследок мы сделаем людям подарок, —
— Дорогу в Льесальвхейм? — проворчал Ульф.
От вида Сигвейн у него сводило челюсти. Тянуло оскалиться и порвать кого-нибудь. Потому что ее слова доказывали — не было никаких чар. Раз альвы так легко решили уйти, значит, Свейта им не нужна. И не было никаких козней ради мастерицы рун.
Его уход подгоняют боги. В древности асы превращали в зверей даже людей, с оборотнями это сделать еще легче. А что касается жажды до женской плоти, то все дело в нем самом. Ему хочется помять напоследок баб. Хлебнуть тех радостей, что останутся другим — полной чашей, всласть. Но Свейта заперла его в клети, угар прошел, и осталась лишь усталость…
— Не только. — Сигвейн одарила Ульфа ласковой улыбкой. — Тот альв еще показал тебе пояс. С большими красивыми бляхами. Помнишь? Альв ведь сказал, что это наш новый товар? В который мы заперли свет, настолько яркий, что он ослепляет и заставляет оцепенеть?
Ульф кивнул.
Хальстейн, стоявший рядом, одобрительно разглядывал Сигвейн. Народ не расходился, слышался гул негромких разговоров. От людей тянуло удивлением, ненавистью, страхом — и угрюмой надеждой. К этому добавлялся сладкий аромат альвийских дев.
— Но тот альв не сказал тебе главного, — обронила Сигвейн. — Свет, который испускают бляхи, действует не на всех. Он ослепляет лишь йотунов. Инеистые и огненные после вспышки этого света замирают. И даже неопытному воину хватит времени, чтобы зарубить застывшего йотуна. Когда ты напал, альв схватился за бляху. Однако для тебя ее свет не опасен. Для людей тоже. Но в спешке альв об этом позабыл.
Сигвейн сделала паузу, спокойно глядя на Ульфа.
Вот и открылась загадка бляхи с тремя птицами, пролетело у него в уме. Хотя кое-что опять не сходится…
— Народ Эрхейма ждут трудные дни, — продолжала Сигвейн. — Темные альвы отсюда ушли, и вам негде пополнить запасы "водной пряди". А без нее ваши корабли-скидбладниры не смогут плавать так быстро, как сейчас. Завесы от стрел инеистых и огненных тоже требуют "водной пряди". Значит, скоро хирдам морской стражи придется сражаться без прикрытия. Погибнут многие. Но наши бляхи вам помогут. Мы, светлые, считаем, что в такие времена надо поддержать людей…
Взгляд Сигвейн скользнул в сторону — к его родичам, подошедшим сзади.
— У нас есть запас этих блях, — бросила альвийка. — И мы отдадим их без всякой платы. Пусть морская стража Эрхейма испробует наши бляхи на йотунах. Хегунд.
Толпа альвов колыхнулась. Через пару мгновений рядом с Сигвейн выставили три небольших мешка.
— Это дар светлых альвов людям, — крикнула Сигвейн. — Ваш конунг раздаст их морской страже, чтобы защитить людей от йотунов.
Толпа на площади притихла.