Однажды в Манчинге
Шрифт:
Он был страшнее ее похитителей, страшнее всего, что она видела за свою короткую жизнь. Это ее почему-то порадовало.
И она разрешила.
Сотник этого разговора знать не мог. Его задача была девку к хозяину приволочь.
Перед дверью в господский дом она уперлась, словно ее в землю закопали.
— Ну что стоишь? Не обидят тебя, разве помнут немного.
— Да я не против… размяться. Не обижусь, и вас не обижу. Дяденька, а вы правда разрешаете мне перешагнуть порог этого дома? — и глазками стрельнула, ровно
— Правда, правда. Мое слово, — буркнул сотник не думая: уж больно тащить силком не хотелось.
Хозяин натешится, может, и ему что перепадет. Девка малая, а фигура… Шлепнул по заднице, а поймал ладонью лишь воздух. Глупая девка сдвинулась легко, будто танцуя — сама от ласки ускользнула. Еще и прошипела что-то неразборчиво.
Тогда он к ней присмотрелся получше. Потянуло от нее елкой и цветами весенними. Белая кожа, ровно молоком плеснули, серебрилась в свете луны, а волосы казались слишком темными. Вроде рыжими были. Да нет, просто ночь, вот и не разглядеть толком.
Втолкнул девку к хозяину, кивнул служивым, поболтал ни о чем, а потом отошел, решил глянуть, как там дела. Да что там скрывать, потешить себя. Было у него окошечко потайное. И подивился — девка нетронутая, а сидит на хозяине, словно опытный верховой на жеребце.
— Порадовать тебя, говоришь? — спрашивает с улыбкой. — Что же не порадовать?
Вот тут, пожалуй, странное и началось. Но не этим же двоим рассказывать, все одно не поверят!
Черты лица девочки поплыли, фигура задрожала, увеличиваясь в размерах. Клетчатое платье пропало, а на хозяине, разведя его руки, уже сидел молодой мужчина в черных строгих одеждах с вышивкой серебром, не разобрать какой. Кожа его и впрямь была чересчур белой, волосы — слишком темными, а глаза полыхали яростным лунным огнем.
— Памагите! — прохрипел хозяин.
Сотник не двинулся с места. Он уже видел этого человека — вернее, нечеловека. Мэрвин, да… Вот только Мэрвин никогда не поднял бы руку на живое существо, однако после смерти все меняется. Или все же не он? Но похож, как же похож! Этот, судя по глазам, убьет быстрее, чем кто-то успеет ворваться в покои.
— Ты?! — пискнул хозяин. — Ты же…
— Мертвый? — оскалился призрак.
— Мы же убили тебя!
— Иногда смерть приходит, откуда не ждешь.
— Нет-нет! Ты не он!
— Я хуже. Говори, кто виновен. Кто отдал приказ. Кто был с тобой. Имена. Где живут. Быс-с-стро!
Говорил призрак тихо, монотонно, но очень четко.
— У меня есть деньги, — заторопился хозяин. — Есть деньги. Много, много денег! Прямо здесь! И еще в тайнике закопаны, в лесу, подле камней приметных…
Сотник прислушался и аж пожалел, что призрак договорить не дал.
— Я. Просил. Имена.
И хозяин заговорил. Быстро, торопливо. Сотник прислушался — своего не услышал.
— Кто? Приказал?
Вот тут хозяин заткнулся. Понятное дело, кто же про них скажет? Захрипел так, что понятно стало — локтем на горло нажали. А потом отпустили, раз хозяин зачастил
— Я не могу, не могу! Меня же убьют! Ты знаешь, ты хоть понимаешь, кому я служу?
— И кому же ты служишь?
— Тебя размажут по твоему Нижнему!
Голова призрака склонилась к левому плечу, четкая бровь поднялась в удивлении.
— Ты думаешь, я шучу с тобой?
Призрак поднес руку хозяина ко рту и откусил большой палец, словно кусок хлеба или морковку. От дикого крика в ушах зазвенело, и сотник обмер, тупо смотря на хлеставшую из обрубка кровь. Едва не сблевал, но сдержался, и с места было не сдвинуться.
— Говори, — продолжил все тот же ледяной голос.
Вопли хозяина перешли в стоны вперемешку с руганью.
В дверь застучали, по дому забегали, сотник обернулся на миг, а потом плюнул — разберутся без него. Его дело — девку привести, дом найти, за порядком следить. А класть свою жизнь за жизнь хозяина — для того и существует стража. Тем более стены и двери своих покоев хозяин, словно боясь чего-то, усилил. А теперь сам попал в свою же ловушку.
— …и Рагнару! — плача, договорил хозяин.
— Будущему королю? — удивился призрак.
— К нему не подобраться! У него знаешь, сколько охраны?
— Она ему понадобится, — все также монотонно ответил призрак. — Кто еще замешан?
— Я не знаю, не знаю!
— А ты подумай.
— Не-е-ет!
Призрак опять поднес четырехпалую кисть ко рту, откусил указательный палец и выплюнул брезгливо. Снова хлестнуло кровью и снова полоснуло по ушам смертной мукой. Призрак сверкнул желтыми очами на покрытом кровью лице. Сотника передернуло, но и оторваться он не мог. Не мог и позвать на помощь.
— У тебя осталось еще восемь пальцев, и мы можем делать это долго. Говори, пока не истек кровью. И я обещаю тебе милость.
Хозяин, перестав кричать, лишь всхлипывал жалобно.
— У него нет имени. Не-е-ет!
— Тогда подумай о нем. Вспомни, где видел его в последний раз.
Призрак прикоснулся длинными белыми пальцами к виску и тут же отшатнулся, вновь бешено сияя глазами:
— Ах ты ж тварь! Ее-то за что?
Хозяин заверещал, словно резали:
— Я не трогал ее! Не трогал! Я только держал!.. А ты… Милость! Ты обещал мне милость!
Сдавленный хрип, точно горло оборвали. И монотонный голос, отвечающий уже покойнику и переходящий в рык:
— И я даровал тебе легкую смер-р-рть!
Тут дверь наконец выбили, и в комнату заскочили сразу четверо с клинками наголо. Остолбенели на миг — над телом хозяина с разорванным горлом черный зверь, похожий на волка, но крупнее и мощнее — и ринулись вперед. Глаза чудовища плеснули янтарем на вошедших, окровавленная пасть ощерилась, зверь прыгнул сам на обнаженные мечи. Ударил лапами, дернул зубами, ломая клинки и кости… Первые двое разлетелись в стороны, когда сотник зажмурился и сполз по стене, прислушиваясь к рычанию, глухим ударам, крикам и стонам. Наемников, ветеранов не одной войны, в доме было не менее десятка, но стихло все быстро. Ужасающе быстро.