Одного поля ягоды
Шрифт:
Том знал, что его яд был самой ценной частью, и, как с золотыми яйцами от золотой гусыни,{?}[Басня Эзопа «Гусыня, несущая золотые яйца»] его убийство отрубит его подачу.
Но хоть деньги и были приятными, это было лишь средство. Том не возражал против того, чтобы быть богатым, но кучи золота имели ценность только в качестве обеспечения базовых потребностей и комфорта, открывая ему свободу достижения более высоких целей.
В частности, изучения магии и становления могущественным волшебником.
Перед ним был акромантул, который мог бы быть очень полезным в продолжении его образования.
Акромантулы, прочитал он в книгах, и как он убедился сейчас, были способны говорить
Но также они были существами, что означало, что правовая защита, применимая к волшебникам, ведьмам и различным человекообразным видам, вроде вейл, не была применима к ним.
У Тома никогда раньше не было разумного существа, чтобы попробовать на нём свои силы контроля разума, а случай, который произошёл у него в ванной с Ноттом, подогрел его любопытство о том, на что ещё он был способен. Он не рискнул снова попробовать это с Ноттом, по крайней мере, пока не будет больше знать о том, что делает. Он вспомнил, что его первые несколько крыс умерли от аневризм, когда он напирал слишком сильно. Люди точно заметят, если у Нотта будут нарушения мозга. Нотт был не таким тупым и бесполезным, как Эйвери: он достиг хороших успехов в учёбе, и его отец был известным автором и генеалогом с близкими связями со старинными семьями волшебного общества.
Использование Нотта было слишком рискованным, чтобы оно того стоило.
(Он не признавал своё обещание, которое Гермиона из него выдавила на первом курсе, когда он согласился не экспериментировать на других учениках.)
Значит, акромантул.
Это была идеальная возможность. Никто не пострадает, кроме, может, чувств Хагрида — но, опять же, это его собственная вина, что он принёс опасное существо в замок и попытался спрятать его в комнате, которую можно было отпереть заклинанием первого года. У него не должно было быть акромантула: конфисковать его было лишь обязанностью старосты Тома, что он сделал бы с любым учеником, пойманным с навозными бомбами в кармане.
Он принял решение. Том трансфигурировал совок в сундук, похожий на тот, что содержал акромантула, поцарапав внутренности несколькими продуманными Режущими заклинаниями. Он сломал замок по левую сторону сундука и поставил его на пол, переводя взгляд с одного на другой. Они были не совсем идентичными, но сундуки учеников производились в едином размере и форме. Они были очень похожи друг на друга, если снять багажные бирки, именную гравировку и индивидуальные наклейки. Затем он наложил Дезиллюминационное заклинание на исходный сундук и отлевитировал его прочь из комнаты, оставляя поддельный открытым на полу. Он не закрыл дверь, когда уходил: пусть Хагрид поверит, что его собственная глупость и некомпетентность позволили его домашнему пауку сбежать.
Как кто-то собирался держать разумное чудовище в качестве питомца и рассчитывать, что оно не догадается, как сбежать?
(Держать его в качестве питомца было совсем другим делом, чем держать его в плену. Человек, который делал последнее, был более склонен к необходимым предосторожностям к тем, что учебник классифицировал дикой тварью, известной своей возможностью к убийству взрослых обученных волшебников.)
Том принёс сундук на самые нижние уровни подземелий, просто холодные круглый год и ледяные зимой. Немногие ученики спускались настолько низко, и из них многие были слизеринцами, которые либо потерялись по незнанию замка (первогодки), либо потерялись после заказа слишком большого числа стаканов огневиски в Хогсмиде (семикурсники).
Он нашёл чулан, в котором содержались свёрнутые кучи поеденных молью гобеленов, и начал чистить его, изгоняя пыль и отпаривая поддающуюся спасению ткань. Он вызвал Согревающее
Паук развернул свои волосатые конечности и щёлкнул жвалами.
— Ты не Хагрид, — сказал он. — Где Хагрид?
— Он не вернётся, — ответил Том. — Теперь я буду приносить тебе еду.
Мандибулы снова щёлкнули:
— Почему Хагрид ушёл?
— Это уже неважно, — сказал Том. — Скоро ты его забудешь.
— Но я хо… — он начал тихим свистящим голосом.
— Петрификус Тоталус.
Когда паук закоченел — но не был оглушён, магия разума Тома плохо работала на объектах без сознания, — Том опустился на колени и заглянул в блестящие чёрные шарики глаз акромантула.
Сила воли была ключом к любой магии, и Том обнаружил эту форму её задолго до того, как вообще знал, что такое магия. Он мог вытащить дистрибутивные таблицы с обратной стороны учебников по нумерологии и постараться сколотить собственное заклинание на скорую руку с просчитанной схемой взмахов палочкой и греко-латинской вербальной формулой с правильным размером и количеством слогов. Может, он даже мог бы объединить несколько слов, например, Разум-Спектат или Психо-Перцепция. Это было бы формальным методом для сосредоточенного магического намерения, если для этого уже не существовало заклинания.
Или он мог сделать то, что делал с шести лет: использовать свою силу и голое намерение для взламывания чьего-то сознания. Он использовал это в прошлом, чтобы причинять боль людям, когда они этого заслуживали, или побудить их делать вещи, которые он хотел, но самой полезной функцией, которую она давала, было показывать ему их сущность. Он всегда, всегда знал, когда люди его обманывают.
А теперь, видимо, он мог делать больше, чем измерять их благонадёжность.
Он видел, что лежит в разуме Нотта.
Том не знал, были ли это мысли Нотта или его воспоминания, но он знал, что за ними стояло нечто большее.
И если он сделал это один раз, он мог сделать это снова, повторить обстоятельства и направить чёткое намерение, как он делал, когда вырывал из других правду, кто осмеливался сказать ему ложь.
Дай мне посмотреть. Покажи мне!
Сильное давление начало формироваться за его носовыми пазухами, растущее напряжение заставило его глаза слезиться, а веки — дёргаться.
Затем он моргнул, и изображение расплылось. Он едва ли мог видеть окружающее пространство — оно растворилось в массу, лишённую любых черт, за исключением странного, опускающегося перед ним чёрного куска, который взбалтывал воздух своими хлопающими крыльями и громкими вздохами. Эта штука была тёплая и мясистая, как и его Хагрид, но это был не Хагрид — и она не была слабой. Его инстинкты определили его как одного из тех, кого нужно остерегаться, более крупного хищника, несмотря на то, каким неуклюжим он был в своих движениях, волочась по земле неловкими движениями, которые могли ощущаться через сенсиллы, выстилающие нижние сегменты его…
Одну минуту…
«Сенсиллы?»
Том откинулся назад, потирая глаза. Его зрение вернулось в нормальное состояние.
«Что это было?
Думаю, я только что видел и разум паука, и сквозь его глаза, — заключил Том. — Это… Это было многообещающе».
Если бы только не было так неприятно смотреть на мир сквозь восемь глаз и чувствовать запахи миллионами волосков на ногах. Может, это было бы не так плохо, если бы он привык к этому.
Том оглушил паука и запер его обратно в сундуке, когда пришло время идти на обед. У него было ещё две недели рождественских каникул, не было никакой причины торопиться со своим исследованием.