Одного поля ягоды
Шрифт:
Он называл их развратниками на основании того, каким стал тон разговоров в спальне за последние пару лет. Мальчики, все из которых были чистокровными, подходили к возрасту, когда их родители занимались выбором их пар, и, будучи недовольными вкусами своих родителей для их будущих партнёрш, они стремились потакать своим собственным вкусам теми немногими средствами, какие им были доступны. Это означало поздние игры, где они упорядочивали девочек своего года по атрибутам их физической привлекательности, а потом спорили, какие из вышеупомянутых признаков были наиболее привлекательны.
(Об интеллекте или магических способностях не было и упоминания, так что Том с лёгкостью списал вкусы своих соседей
Мили фермерских угодий проносились мимо, пока поезд мчался на север. Свет, приглушённый влажными зимними облаками, исчез с неба несколько часов назад, оставив за окнами непроницаемую чёрную пустоту. Пока Гермиона убивала время, заполняя ежедневник, а кондуктор обходил купе первого класса, спрашивая, не нужны ли пассажирам бутылки с горячей водой или пледы, Том медитировал. Он составил каталог собственных чувств и практиковался в искусстве окклюменции, как учил его Дамблдор. Это позволило ему контролировать свои эмоции, дало возможность сдерживать острые углы гнева и возмущения, которые зудели в его душе, когда его мысли обращались к семье. Это позволит ему общаться с ними, не желая держать их на кончике его палочки. Это позволит ему быть тем Хорошим Мальчиком, которого они от него ждали.
Которого Гермиона от него ждала.
Он мог быть Хорошим Мальчиком, если хотел.
Он мог быть кем угодно, если хотел.
С наступлением полуночи становилось всё холоднее, и окна поезда запотевали изнутри от тепла вагона. Они с Гермионой достали свои магловские пальто, когда добрались до станции в Йорке, и были рады этому, когда добрались до Грейт-Хэнглтон, который представлял собой небольшую деревенскую станцию с двумя платформами. Здесь было пустынно, бюро начальника станции было единственным источником света, а сама платформа была ледяной и скользкой под ногами. Здесь было холоднее, чем в Лондоне. А также холоднее, чем в Хогвартсе, где каждое утро он накладывал согревающие чары на свою форменную мантию и зимний плащ, чтобы хватило на весь день занятий.
— Они должны были нас встретить, — взволнованно сказала Гермиона, поворачиваясь туда-сюда, будто ожидая, что Риддлы выпрыгнут из ближайшей урны. — Ты видишь автомобиль?
— Если они не появятся, мы вернёмся в Лондон, — предложил Том. — Сколько у тебя магловских денег?
— Уверена, они не забыли, — сказала Гермиона, ставя свой сундук на мощёные бетонные плиты, а затем залезла на него, чтобы набрать пару футов роста. Она достала палочку из кармана и вызвала Люмос, осветив яркий шар света вокруг них.
Гудок клаксона разорвал ледяную тишину зимней ночи. За ним последовало дребезжащее рычание приближающегося автомобиля, который предваряла пара желтых фар, бросавших широкую жёлтую дугу света на чёрные улицы. Белоснежные покрышки пробивались сквозь слякоть, разбрасывая ледяные брызги, когда автомобиль остановился прямо перед входом на станцию.
Фары тускнели и мерцали, но оставались включёнными.
Открылась дверь со стороны водителя. Оттуда на дорожку вышел мужчина, его рука потянулась внутрь автомобиля, чтобы достать что-то с переднего дивана.
— Вечер добрый, — сказал он, его трость стучала о бордюр. — Я ищу мастера Риддла и мисс Грейнджер.
— Вовремя, — пробормотал Том.
— Добрый день, сэр, — Гермиона перекричала его, спрыгивая со своего сундука. — Я Гермиона Грейнджер, а это Том. Вас прислали Риддлы?
— Фрэнк Брайс, — сказал мужчина, предлагая руку Гермионе. Гермиона пожала её, и он пошёл поднять её сундук одной рукой,
— Ой, — сказала Гермиона, наклонившись, чтобы помочь ему, одна рука за её спиной всё ещё держала её палочку, — дайте мне!
Фрэнк Брайс был молодым человеком двадцати с небольшим лет, и к тому же он был слугой — разумеется, ему не нужна была помощь в работе, за которую ему платили: заботиться об их багаже и складывать его в багажник. Мужчина выглядел в полном порядке, одетый в драную охотничью куртку поверх вязанного джемпера и рубашки с короткими рукавами, его штаны были заправлены в пару «веллингтонов», а на голове была обычная плоская кепка, которая казалась неотъемлемой частью униформы йоркширского рабочего. Он не был похож на инвалида и не просил о помощи. Том думал, что со стороны Гермионы было высокомерно добровольно вызваться на помощь, в чём содержалось недвусмысленное предположение, что Брайс не мог выполнять работу, на которую его наняли Риддлы, потому что он хромал или какая бы там ни была у него проблема. Возможно, Риддлам пришлось снизить свои стандарты из-за нехватки молодых людей, многие из которых предпочитали быть солдатами, чем слугами в поместьях.
В тени фар Брайс не заметил, что Гермиона постучала палочкой по своему сундуку, затем — Тома, накладывая невербальное заклинание для уменьшения веса. Он надеялся, что Гермиона достаточно осторожна, чтобы не сделать сундуки невесомыми: была разница между сгибанием правил, когда это было удобно, и попранием Статута, что было недалеко от того, когда бросают игру на середине и портят её всем остальным.
Когда их сундуки были закреплены в багажнике, они с Гермионой сели на пассажирский диван автомобиля, и Фрэнк вернулся на своё место за рулевым колесом.
— Ты занудствуешь о моём вечном личном деле, — зашептал Том на ухо Гермионы. — Но затем ты сама делаешь… — он подумал на секунду о подходящем эвфемизме, — …слово на букву «м» перед Сама-Знаешь-Кем!
Гермиона посмотрела по сторонам и ответила:
— Ты видел его ногу? В его возрасте — он, должно быть, ветеран, демобилизованный из-за травмы. Меньшее, что я могла сделать, это помочь!
— Да, что ж, — сказал Том, опустив голос слишком низко, чтобы его можно было подслушать, — он не просил о помощи. Оставь ему немного достоинства.
— Он бы не стал просить о помощи, — челюсть Гермионы сжалась от упрямства.
— Ты не знаешь этого.
— Я знаю, что мужчины редко просят о помощи, — сказала Гермиона, пристально глядя на него. — По какой-то причине они считают, что «достоинство» значит больше.
— Уверен, я не понимаю, о чём ты, — ответил Том, выражение его лица выражало любопытное непонимание. — Мы всё ещё говорим о нём и о ком-то другом?
Гермиона фыркнула, но не стала продолжать спор.
К тому времени автомобиль начал сворачивать на длинную извилистую дорогу, ведущую к вершине широкого склона, на котором возвышался огромный квадратный дом с двускатными крышами — дом Риддлов. Дом был трёхэтажным с мансардой, самым высоким строением на многие мили, и доминировал над местным пейзажем, что, как полагал Том, и было целью его давно умерших предков, выбравших это место для строительства своего дома. Когда автомобиль вполз на вершину холма, он разглядел огни города в полумиле от него: из окна верхнего этажа дома Риддлов, как он ожидал, можно будет увидеть Грейт-Хэнглтон, а в ясный день, возможно, и город Йорк вдалеке — по крайней мере, клубы дыма, произведённые тысячью домов и десятками фабричных печей.{?}[Север и Йорк в частности славятся своей угольной добычей и индустриальны в целом. Даже в настоящее время там очень плохая экология, и многие проживающие там люди страдают астмой]