Одного поля ягоды
Шрифт:
Гермиона только вернулась в свою комнату с охапкой одежды, когда увидела Тома, валяющегося в её кровати, прокручивающего свою палочку через пальцы, а по покрывалу был разбросан набор книг.
— Может, это и твой дом, но было бы здорово, если бы тебе хватало любезности спросить перед тем, как зайти, — укоризненно сказала Гермиона. — Ты жил в моём доме два лета, и мама всегда стучалась перед тем, как зайти, чтобы поменять твоё постельное бельё.
— Ты боишься, что я увижу что-то, что мне не следует? — спросил Том. — Потому что нет причины бояться — ты знаешь, я никогда не стану смеяться
Гермиона быстро сбросила охапку в корзину для грязного белья и закрыла крышку:
— Я знаю, что ты не будешь смеяться надо мной, это никогда не было проблемой.
— А в чём тогда проблема?
— В том, что ты настолько уверен, что Убивающее проклятие всё решит, — сказала Гермиона. — Да, оно аккуратное и опрятное, но люди узнaют заклинание, которое ты использовал, как раз-таки основываясь на том, какое оно аккуратное. Это может поставить крест на твоей идее выставить себя грозным убийцей драконов. Ни один благородный драконоборец не станет создавать себе репутацию человека, умеющего обращаться с запрещёнными проклятиями — да, я знаю, что в данном контексте это законно, но ты же не хочешь, чтобы не те люди задавали не те вопросы.
— Что ещё ты предлагаешь? — спросил Том. — Предположив, что это хищник, мы могли бы сварить усыпляющее зелье, намазать им говяжий край и скормить существу… Но это бы заняло слишком много времени.
— Предположив, что это Цербер, тебе даже не понадобится усыпляющее зелье, — сказала Гермиона. — Орфей заставил одного уснуть, играя музыку. Ты можешь спеть ему колыбельную, знаешь.
Гермиона узнала изрядное число интересных фактов за это лето. Последним было, что у Тома был красивый певчий голос, что она выяснила в воскресенье, когда прихожане Литтл-Хэнглтона встали, чтобы спеть гимн перед окончанием службы. Риддлы сидели впереди на отведённом для их семьи месте, и Тому, находящемуся на виду у бабушки, дедушки и пастора, пришлось не произносить слова, а петь. Его голос не был натренирован: Гермиона не думала, что в приюте Вула могли давать уроки, и, когда она учила его танцевать, она встала в тупик от того, что он был незнаком с формальной музыкальной терминологией. Но он не сипел на высоких нотах и фальшивил меньше, чем она.
(В магловской начальной школе Гермионы были уроки музыки, где она выучила, как читать нотные листы и очень посредственно играть на свистке. Там же она впервые узнала о существовании природных способностей. Она лучше запоминала композиции, но учителя признавали, что хоть её декламации и были точными, ей не хватало «радости». Гермиона несколько недель перелопачивала музыкальные энциклопедии, чтобы понять смысл этого замечания, и до сих пор не знала).
— Я не смогу хорошо произносить вербальные формулы заклинаний и петь одновременно, — сказал Том. — И не хочу показаться грубым, но ты тоже не умеешь петь. Ты умеешь играть на инструменте?
— Я могу неплохо играть только на фортепиано, — ответила она, — потому что игра на нём зависит только от нажатия нужных клавиш в правильном порядке. Но мы не можем трансфигурировать
Гермиона остановилась на секунду, сдвинув брови:
— Не уверена, что мы сможем поместить пианино сквозь ту дырку в туалете для девочек.
Том перевернулся на живот, постукивая палочкой по подбородку. Тихим голосом он сказал:
— Нотт умеет играть на арфе.
Гермиона не представляла, как Том и Нотт могли бы буднично обсуждать их хобби и развлекательные отвлечения. Нотт определённо не обсуждал ничего в таком духе с ней.
— Это он тебе сказал?
— Мы живём в одной спальне, — сказал Том. — Как правило, много известно о человеке, с которым ты спал последние шесть лет на расстоянии десяти футов{?}[3м].
— Он, наверное, интересуется, что мы делаем, — сказала Гермиона. — Может, нам написать ему?
Том молчал, палочка неподвижно лежала в его руке.
— Он захочет с нами встретиться.
— А это так плохо?
Снова тишина. Том с любопытством посмотрел на Гермиону, лишь слегка приподняв брови.
— Он паразит, — резко сказал Том.
Гермиона вздохнула:
— Как и твои бабушка с дедушкой. Или ты забыл, что все их деньги идут со сложных процентов и сбора ренты с других людей?
— Было бы ударом по гордости моих бабушки и дедушки взять у тебя хоть один шиллинг, — сказал Том. — А вот Нотт, напротив, выдоит из тебя всю кровь, если ему это сойдёт с рук.
— Он бы не сделал этого…
— Нет, — согласился Том. — Потому что он знает, что не сможет.
— А как насчёт тебя? — спросила Гермиона. — Кажется, ты без зазрений совести дал бы истечь кровью ему.
— Тот, кто кичится чистотой своей крови, не должен колебаться в том, чтобы доказать это, — сказал Том. Он презрительно фыркнул. — Тогда напиши ему. Договорись о встрече. И скажи ему, чтобы он следил за своими манерами.
Тем вечером после ужина Гермиона позвонила маме по телефону в кабинете мистера Риддла. Жиль вылетел из дома Грейнджеров спустя час, неся с собой книгу и несколько дополнительных смен носков и белья, о которых попросила Гермиона. Когда Жиль прилетел в полночь, Гермиона погладила перьевой пух на её макушке, а затем привязала к его ноге новое письмо.
— Аббатство Брокстоу, Ноттингемшир. Отправляйся к конюшням, а не к главному дому, — прошептала Гермиона. — Подожди, пока эльф почистит насесты утром, а затем передай ей письмо.
Жиль взял последнее совиное лакомство из её руки, уткнувшись в её ладонь боком своего крючковатого клюва. Затем он распушил перья, беззвучно вылетел из окна и исчез в ночи.
Гермиона опустила оконную раму и задёрнула шторы, повернувшись в комнату:
— Я отправила письмо. Он должен получить его до завтрашнего полудня — если только он не спит допоздна на летних каникулах.
— Тебе стоило приказать сове клюнуть его, чтобы он проснулся, — сказал Том. — Совы сделают это, если им сказать.