Одного поля ягоды
Шрифт:
— Ну да, мог бы, — согласился Том, переворачиваясь на другую сторону кровати со скрипом стальных пружин. — Но сигнальные чары только производят звук, когда приходят в действие. Они не особенно помогут задержать нарушителя. Хм-м. Я не думал, что Йоркшир будет настолько холоднее Лондона, — не могла бы ты подвинуться, пожалуйста, Гермиона?
Гермиона послушалась, придвигаясь поближе к окну.
Одеяла зашуршали, и Гермиона почувствовала, как Том проскользнул подле неё. Было слишком темно, чтобы увидеть, что делает Том, пока он не пробормотал: «Люмос», — и кончик его палочки загорелся слабым жёлтым светом, подсвечивая место между их подушками и бледное лицо Тома.
— Тебе, наверное, интересно, — начал Том, —
— Вообще-то, — сказала Гермиона, — мне интересно, почему ты вообще здесь. Здесь. В моей кровати.
— Это мой дом, — сказал Том. — Поэтому вполне логично, что это моя комната и моя кровать. Но я достаточно щедр, чтобы разделить её с тобой, так что вот. Не за что, Гермиона. Нет, я хотел рассказать тебе, что мой план сработал и бабушка купилась. Я подслушал, что она говорила горничным присматривать за нами — она не хочет, чтобы кто-то из нас запятнал свою репутацию до официального подтверждения намерений. С этого момента будь готова, что нас будут прерывать всякий раз, когда мы будем заниматься в библиотеке. Она не может прямо приказать нам оставаться под сопровождением, чтобы не выглядеть слишком нахальной, но она хорошенько попытается.
— Она ведь не желает этим зла, — медленно сказала Гермиона. — В смысле, если назначить сопровождающего может остановить подобные вещи, я бы поняла, почему её это волнует.
— Нет ничего, что должно её волновать, — сказал Том. — Что она думает, я собираюсь делать, хах, покуситься на твоё целомудрие?
— Моё целомудрие её не касается, — сказала Гермиона. — Если вдруг его придётся защищать, я уверена, что смогу сделать это сама.
— Думаешь, его стоит защищать? — спросил Том.
— Думаю, этот вопрос мне стоит задать тебе, — ответила Гермиона, выдёргивая немного одеяла из-под Тома, которое он дюйм за дюймом украл на сторону кровати, которую в текущий момент оккупировал.
— М-м-м, — сказал Том. — Тебе не нужно защищаться, нет. Если бы я когда-либо попытался покуситься на твоё целомудрие, я достаточно уверен, что ты бы поняла это.
— А это что должно значить?
— Это значит, что было бы оскорбительно для твоего интеллекта, не говоря уже о моём, притворяться, что «целомудрие» что-то значит, — очень спокойно сказал Том. — Очевидно, что церковники придумали его, чтобы обманом заставить людей платить десятину.
— А, да, конечно, — фыркнула Гермиона. — Что не так очевидно для меня, это то, что ты здесь делаешь. Ты не мог подождать до утра, чтобы сказать мне это?
Он мягко рассмеялся, перевернулся поближе к ней и приглушил свет на палочке:
— Как бы мне ни нравились интересные дебаты, есть что-то более важное для обсуждения, когда нам предоставляется возможность уединиться. Комната, конечно. У тебя есть какие-либо теории о том, что может быть внизу?
— Слизерин жил до существования Министерства магии или Отдела регулирования магических популяций. Тысячу лет назад не было международных законов о регулировании, какие животные могут быть экспортированы, проданы между национальными границами, защищены от охотников или выращены в неволе, — сказала Гермиона. — Легенды подразумевают, что существо в состоянии убить волшебников, поэтому некоторые не могут им быть. Это не карликовый пушистик, не болтрушайка и не золотой сниджет. Возможно, рунеспур… Нет, они живут десятилетия, а не столетия… Тогда гидра? Это определённо соответствует образу Слизерина.
— Не дракон? — сказал Том. — Я всегда хотел увидеть одного своими глазами. Какая жалость, что у ухода за магическими существами такая бестолковая программа — в прошлом году мы провели месяц за изучением, как устанавливать пол совиным птенцам.
— Э-э, — сказала Гермиона, потратив несколько секунд на переваривание этой информации. — Полагаю, это может однажды быть полезно…
—
— Не могу представить, что борьба с драконом любым способом может быть простой, — сказала Гермиона. — Ты можешь перехитрить оппонента в дуэли, но разве вообще возможно применить это к дракону? У драконов нет стратегий — у них есть инстинкты.
— Инстинкт или стратегия, могло ли что-то из этого обойти Убивающее проклятье? — размышлял Том, не встречаясь с ней взглядом. — Может ли что-то победить Убивающее проклятье? Во всех книгах, которые я читал, я никогда не видел упоминания ничего, кроме физического барьера, что заблокировало бы Убивающее проклятье, а большинство драконов на земле слишком большие и неуклюжие, чтобы хорошо спрятаться. Не то чтобы им захочется — инстинктивно они будут драться с врагом размером с волшебника. Они подожмут хвост только при другом драконе, и только если он будет больше. И так же с большинством магических существ. Довольно бесхитростные умы, но не мне судить.
— Не знаю, — с сомнением сказала Гермиона.
Как бы пренебрежительно она ни относилась к этому обсуждению непростительных заклятий, она знала, что их было незаконно обсуждать и даже не противозаконно использовать против животных. Было достаточно прецедентов использования Убивающего проклятия на животных в прошлом: те, кто собрал части существа, хотели сохранить тело в наиболее идеальном состоянии, насколько возможно — органы, плоть, кости и шкуру. Полезность Убивающего проклятия заключалась в его быстром и безболезненном воздействии, не причиняя животному лишнего стресса и не повреждая шкуру, как это сделало бы магловское охотничье ружьё при отстреле дичи. Это было крайне важно при сборе урожая демимасок — животных, выращиваемых исключительно ради магических свойств их кожи и меха. Она могла признать, что это было гораздо более гуманно, чем как свиньи и быки были забиты для обычного семейного магловского стола, но тем не менее пугало то, как быстро и удобно убивающее проклятие стало использоваться убийцами-волшебниками.
«Военное правительство, — напомнила себе Гермиона, — причинило смерть миллионам деревенских индийских фермеров. Это заклинание — инструмент, и не самый жестокий из существующих инструментов, даже не близко».
Наземная мина, в отличие от заклинания, не была направлена своим оператором наведения. Она работала без разбора: каждый случай её использования не был ограничен осознанным намерением индивида. Она могла покалечить человека, убить его и сделать всё, что угодно, между этими двумя состояниями, но её главным умыслом было предотвращение доступа на территорию с помощью угрозы неожиданного насилия. Это конкретное заклинание, в отличие от наземной мины, было чётким и точным в сравнении.
— Профессор Меррифот сказала, что взрослым драконам в заповедниках существ требуется несколько волшебников, чтобы подействовало Оглушение, — сказала Гермиона. — Должно быть, это по причине их врождённой магической природы или кожи, отражающей заклинания. Что бы это ни было, вероятно, ты просто обезвредишь одну его часть, если попадёшь в крыло или лапу.
Если под Хогвартсом было существо в состоянии убить волшебников, не лучше ли было предотвратить его побег из школы? В этом случае использование Томом Убивающего проклятья на опасном животном было лучше, чем риск жизнями незадачливых студентов. Ей могло это не нравиться, но с неохотой сдалась, что это было сносно, нравственно и законно — в отличие от использования Ноттом проклятия Империус. Она всё ещё не простила Нотта за это и не была уверена, как упрекнуть в этом, потому что она не могла оставить это нерешённым между ними.