Одного поля ягоды

babylonsheep

Том закашлялся:

— А это ты откуда знаешь?

«Я почуял это. Когда Вы мылись в комнате с водой».

— Я сказал тебе не следовать за мной туда!

«Вы говорили мне не разговаривать с Вами, пока Вы там, — сказал василиск. — Поэтому я не заговорил с Вами».

— Ты всё это время был там, — сказал Том весьма обеспокоенно. Оглядываясь назад, он понял, что голос, который шептал ему на протяжении нескольких недель, был голосом василиска. Он слышал его в душе, а после того как он встретился с василиском и отдал ему несколько приказов, странные голоса исчезли. Он решил, что отсутствие василиска объясняется тем, что он ушёл и занялся своими обычными делами — ползал

по Комнате, плавал в озере или исследовал тоннели под замком. Не следил за ним, пока он был в ванной при спальне и занимался делами… и прочими вещами.

Неважными вещами. Недостойными упоминания, конечно.

Недостойными даже чтобы о них думать. Просто некими очень личными и неизбежными делами — а уж Том знал, ведь как он ни пытался, он не смог этого избежать и в конце концов отказался от этой затеи ради сохранения презентабельного вида своих брюк. Эти дела лучше всего решались в ограниченном уединении, предоставляемом студенту, где все остальные комнаты, которые он занимал, где он ходил и спал, были разделены с одноклассниками.

«Мне больше нечего делать, кроме сна и охоты, а Вы запретили мне охотиться, — если гигантская голова могла выглядеть осуждающе с закрытыми глазами, то это было выражение морды василиска, передаваемое через наклон головы и ленивое подёргивание языка. — Я… неплодородный. А Вы — нет. Это Ваш долг. Вы должны помнить об этом».

— Я решаю, что мой долг, а что — нет, — сказал Том, всё ещё взвинченный от того, что его описали как «в сезоне». Это был ещё один термин, который больше походил змеям, чем людям, означавший период, когда постоянная пища, повышенная температура и длинные часы дневного света вызывали определенное желание… ну, познавать других очень специфическим образом.

За недели до восемнадцатилетия Том знал, что был физически способен — хоть разумом и не желая этого — сеять и рождать. Это было не слишком распространённым явлением в Британии, отправившей миллионы своих юношей в окопы, но и не совсем уж неслыханным, чтобы кто-то в его возрасте, ах, рассеивал эссенцию своих чресел. Тому говорили, что его мать умерла молодой. Ей не было и двадцати лет, когда она забрела в приют Вула зимним вечером. Её молодость не была самой шокирующей частью: многие женщины заводили свои семьи в этом возрасте. Многие женщины в эти дни заводили семьи, чтобы не быть отправленными на работу на ферме во имя Национальной службы.

Нет, потрясение вызвало отсутствие у Меропы сопровождения или спутника, отсутствие кольца на пальце, ни единого упоминания о муже, только рождение первенца, который ничего не знал о своём непутёвом отце.

Разум животного не понимал желания и нежелания, когда физически оно было вполне дееспособно. Когда животное достигало этой стадии зрелости, оно поступало так, как велел ему инстинкт, без всякой человеческой предусмотрительности и осторожности. Том называл это инстинктивное влечение, которое иногда затрагивало и более слабых людей, «низменными побуждениями». Но он никак не мог объяснить это змее, существу, не имеющему представления ни о приличиях, ни о пороке, ни об огне Искушения.

(В этот момент Том задался вопросом, обладала ли Ева из Эдема его магической способностью общаться со змеями. И не было ли ей тоже трудно сформулировать важность Правил дикому животному).

— Нет, — сказал Том, прочищая горло. После разговоров на змеином его всегда мучала жажда. — Я не делал никаких обещаний в этом отношении. Но я обещал кормить тебя.

Том призвал свою сумку в руку. В ней была картонная коробка, которую он купил у бакалейщика в Хогсмиде. В ней была дюжина рябых коричневых яиц, упакованных

с соломой с Амортизирующим заклинанием, которое было близко к окончанию. Когда он потряс коробочку, Том услышал шорох движущейся соломы от перекатывающихся внутри яиц.

В книгах, которые Том читал по магическому животноводству, были изложены особенности содержания хищников, которые были одинаковы как для домашних змей (бумсланга и огневицы), так и для крупных хищников (филинов и кречетов). Свежее мясо было их любимой пищей.

Но вид магического животного, которым он владел, невозможно было найти в руководствах по уходу за питомцами. Его питомцы были гораздо интереснее всего, что можно было найти в магазине в Косом переулке или у заводчика-любителя.

Его владение интересными питомцами, однако, оставляло его с трудностями, которые не могли быть решены простой книгой с руководством. Это было связано с тем, что самые интересные животные возглавляли соответствующие трофические цепи. Акромантулы в джунглях Малайи и Борнео, их естественной среде обитания, питались гигантскими магическими сухопутными улитками или немагическими обезьянами и птицами, попавшими в их паутину. Василиски были довольно неразборчивы и питались чем угодно — от рыбы до сирен и ничего не подозревающих волшебников.

Том понимал, что мог бы ухитриться обзавестись живой козой в Хогсмиде или поступить, как Хагрид, и расставить в лесу силки на мелкую дичь — ондатр, лис, кроликов, а если повезёт, то и джарви. Он мог купить сырое мясо, кусок свиного брюха или говядины, и разогреть его с помощью пары чар, пока оно не приобретёт смутное сходство с телом живого животного, если верить тепловому восприятию змеи.

Но он так не сделал, потому что было более простое решение: яйца.

Упаковку яиц было просто купить без неудобных вопросов («Сэр, я собирался практиковаться в моих Парящих чарах — Вы знали, что экзаменаторы Ж.А.Б.А. дают дополнительные баллы за точность?»), было просто носить в сумке, привлекало акромантула, который предпочитал жидкую еду, и василиска, который предпочитал еду, которую можно поместить в рот и проглотить одним укусом. И в отличие от мяса, купленного у мясника, они не могли отвернуть свои носы из-за недостатка свежести.

(Когда Том спросил василиска, что он любит есть, он ответил: «Плавающие самые лучше. Они проскальзывают сразу внутрь. Я не так сильно люблю ходящих».

— Ты ел волшебников? — уточнил Том.

«Мне это было запрещено, — сказал василиск. — Если Ваша воля не желает иначе. Я говорю о шестилапых. Две пары земных конечностей и одна пара воздушных. Они живут среди деревьев, далеко от берега».

Тому понадобилась секунда, чтобы осознать это заявление. Три пары конечностей? Что это было за существо — насекомое?

«Чтобы проглотить их, требуется несколько часов, — продолжал василиск. Его язык высунулся, раз, два — признак нетерпения. — Это всё их шкурки. Слишком много шерсти. Они ранят изнутри несколько дней после этого. Ещё больше, если они захватили с собой свои заточенные палки для метания.

— Кентавры, — вмиг понял Том. — А они… хотя бы приятные на вкус?

«Если Вы хотите попробовать, говорящий, я советую сначала разорвать их на кусочки»).

Том не любил кентавров — он никогда с ними не разговаривал, — но в учебнике говорилось, что, несмотря на их звериный облик, они были разумными существами, а потому их чудовищно трудно поймать и невозможно приручить. Это означало, конечно, что для обычного волшебника это будет непосильной задачей. В учебнике говорилось, что и акромантулов нельзя приручить, но разве Том не справился с этой задачей в шестнадцать лет?