Одного поля ягоды
Шрифт:
Том покашлял:
— Ну и гвалт.
— Да, — согласился Нотт, целенаправленно шагая к спящим птицам. — Каждый, у кого больше двух-трёх птиц, быстро учится держать их снаружи. Они так шумят, когда выходят на охоту каждую ночь. А ещё у них отвратительная привычка покрывать оконные стёкла испражнениями, а подоконники — перьями. Есть хорошая причина, почему в Хогвартсе совятню установили в башне — никто бы не смог спать с совами, снующими туда-сюда всю ночь.
Нотт наложил Амортизирующее заклинание на свой рукав, а затем потянулся на жёрдочку и вытащил сову. Она скорбно моргнула Нотту, а затем повернула голову и снова уснула.
— Вставай, глупышка, — пробормотал Нотт, поднимая сову
— Вот, — сказал Том, залезая в сумку и вытаскивая конверт и запечатанный пузырёк. — Скажи, что надо доставить это письмо мистеру Казимежу Грозбецки на Шелтон-стрит, Ковентри.
Хлопок пробкой, шипение зелёной жидкости, быстрое прикладывание палочки к клапану, чтобы закрыть его, и конверт был готов для своего отправителя.
— О, и скажи сове, что содержимое очень хрупкое, — добавил Том, передавая конверт Нотту, который осторожно взял его с кислым выражением лица. — Пусть постарается не трясти им.
— Кто этот… этот товарищ Казимеж? — спросил Нотт, привязывая письмо к лапе совы. — Я не узнаю это имя по школе. Ни по залу трофеев, ни по записям С.О.В. Звучит… иностранным.
— Ты не знаешь его, — сказал Том, — поэтому ты не будешь скорбеть по нему, когда его не станет.
— Это я знаю, — нетерпеливо сказал Нотт, подходя к краю платформы и подталкивая сову со своей руки. — Я больше беспокоюсь о нас и возможных последствиях.
— Никто не узнает, что мы это сделали, — Том беззаботно пожал плечами. — Каким образом? Мы не настолько глупы, чтобы оставить обратный адрес, и ничего в конверте не запустит детекторы Тёмных сил. Если кто-то и прикинет, что это был преднамеренный акт насилия, а не несчастный случай, они вряд ли будут подозревать двух школьников в преступлении.
— Ты не отрицаешь, что это преступление.
— Это просто слово, — сказал Том. — В словах столько значимости, сколько ты даёшь им. Я допускаю, что кто-то может счесть это преступлением, но если так, то по всем правилам он не должен игнорировать тот факт, что все вовлечённые лица считаются виновными.
— Какое облегчение, — сказал Нотт, искоса глядя на Тома. — Ну, одно полетело. Пошли вниз?
— Пока нет, — сказал Том. — У меня ещё три осталось.
— Три? — повторил Нотт. — Мне кажется, ты здесь растягиваешь границы определения «несчастный случай».
— Если это наш единственный шанс перед окончанием каникул, мы не должны растрачивать возможность, — сказал Том, вытаскивая ещё один набор пузырьков из сумки. — Эти пойдут Пертти Лехтинену из Стирлинга, Тадейсу Эглитису из Суонси и Германну Гердту из Хэнли.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — сказал Нотт, поднимая двух сов и сокола. — Стирлинг в Шотландии. Это в трёхстах милях. Мне надо будет отправить его с самой быстрой птицей, чтобы оно успело прибыть до разрушения чар. — Нотт погладил пёрышки птиц и мягко им пробормотал. — К вашему прибытию будет уже темно. Доставьте письма, не ждите ответа. Не давайте никому вас увидеть и не останавливайтесь на охоту. Прилетите до утра, и я позабочусь, чтобы каждой из вас дали по свежему зайцу на завтрак.
Птицы съели несколько кусочков сушёного мяса и выпили по последнему глоточку воды, а затем поднялись в воздух, взбивая листья на своём пути. Капли воды разлетелись по деревянным половицам у ног Тома, за которыми последовал, секунду спустя, «плоп» жидких белых экскрементов.
Нотт украдкой посмотрел на него:
— Наверное, мне стоило тебя предупредить об этом.
Закончив с задачей, Том и Нотт вернулись к переднему двору дома, Нотт показывал дорогу, а Том следовал в паре шагов позади, тайком изучая механизмы работы поместья. Газон был толстым ковром зелёной травы,
В какой-то мере доставляло удовольствие припоминать, что чары были сложными и могли быть лишь работой мастера чар, а не семьи Нотта, которые растрачивали свою долгую жизнь на легкомысленные развлечения — перепись волшебных генеалогических древ, задание, которое Том считал не более влиятельным или стоящим, чем сохранение родословных сельскохозяйственных животных. Если камень был неисправен или каким-то другим образом испорчен, они были бы не в состоянии починить его самостоятельно. Они были бы беспомощными и бесполезными, в отличие от Тома, который был вполне уверен, что справился бы — с правильными книгами и некоторыми подсобными советами Гермионы, конечно.
Они добрались до пролёта мощёных камнем ступеней, затем поднялись железной с шипами дверью главного входа, к которой Нотт приложил бронзовое кольцо, отлитое в виде венка из дубовых листьев. Бронзовые жёлуди клакнули о дверь, и она распахнулась без единого звука.
Внутри было холодно и темно, обширное пространство соборного нефа, не загромождённое скамьями, пыльными канделябрами или вычурным алтарём позади, который так близко к Рождеству был бы занят обязательным рождественским вертепом: обутыми в сандалии паломниками с густыми бородами, верблюдами и ягнятами, звёздами из мишуры и голубоглазой куклой младенца в деревянных яслях. В угасающем дневном свете череда витражных окон подсвечивалась цветами драгоценных камней, каждое из которых изображало какую-то сцену и было пропитано чарами рекурсивного движения. Единорог и олень с восемью рогами бежали и бежали друг за другом у подножья могучего дуба; Мерлин с посохом в руке возлагал золотой венец на чело юноши, преклонившего колено; волшебник протыкал концом сверкающей пики грудь ревущего дракона, пока на фоне хихикал и потирал руки гоблин; ведьма в золотом плаще играла на лире под раскидистыми ветвями дерева, а вокруг её головы порхали голубокожие пикси.
— Многие волшебники предпочитают романтизм, — объяснил Нотт, махнув головой на окна. — Этот стиль никогда не выходит из моды. Волшебники с ума сходят по всему, что перекликается с грандиозными былыми временами, когда редкие волшебные растения цвели в каждом огороде и можно было летать сотню миль на сосновой ветке, и любой мог вести успешное дело, расправляясь с дикими чудовищами за вознаграждение, а не пересчитывать кнаты за кассой.
— Как я понимаю, они не являются исторически достоверными, — заметил Том.
— Это искусство, — сказал Нотт. — Когда оно вообще таким было?
Он собирался сказать что-то ещё, но тут из-за крыла нефа выскочил крупный волкодав с лохматой серой шерстью и ошейником, который, казалось, был сделан из чистого золота. Его пасть открылась, с языка капали слюни, хвост вилял туда-сюда, но, кроме клик-кликанья когтей по каменному полу, он был совершенно — неестественно — молчалив.
Нотт упал на колени и обхватил собаку руками, почёсывая висящие уши:
— Привет, старушка. У тебя уже был чай?{?}[Имеется в виду чай как приём пищи (он же «файв о’клок»), нечто вроде полдника] Нет? Полагаю, нам надо что-то с этим сделать. О, кстати о птичках, это Риддл. Он гость, поэтому тебе нельзя его кусать, но если ты заметишь, что он трогает что-то ценное, я даю тебе полное право сбить его с ног и усесться сверху.