Одного поля ягоды
Шрифт:
Том размышлял над словами смотрителя:
— А меня поносят за её связь со мной? Меня зовут «Риддл», но половина моей крови её.
— Горничные хорошо о Вас отзываются, сэр. Мистер и миссис Риддл были более… дружелюбными с остальным народом в деревне, с тех пор как Вы приехали жить с ними. Если Вы честный человек, живущий честную жизнь, то неважно, кто Вы — о Вас и слова не скажут.
Он тщательно размышлял над этим советом в оставшуюся часть поездки до Усадьбы Риддлов. Маглам Литтл-Хэнглтона — включая его бабушку и дедушку — ничего не было известно об истинной причине, стоящей за неожиданной женитьбой его отца на деревенской потаскухе почти двадцать лет назад. Эта деревенская
Том заключил, что его магическое наследие, если именно так он получил его, не было поводом для гордости. Быть сыном ведьмы — именно этой ведьмы — было ничем не лучше, чем быть сыном потаскухи.
Будет лучше, если его будут признавать сыном джентльмена.
Джентльмен, согласно самому определению титула, был представителем джентри, он владел землями и деньгами. Земля была землёй, а деньги можно было с лёгкостью обменять на золотые галлеоны валютным операционистом Гринготтса. В волшебном мире всё ещё существовала иерархия власти. Магия была силой, но богатство и земли были влиянием и статусом.
У Тома было первое, а второе и третье было его будущим наследством.
Первая неделя рождественских каникул прошла в сильном снегопаде, сугробы под окнами росли всё выше каждую ночь, показываясь каждое утро, когда распахивали шторы и разжигали огонь на весь день. Том погрузился в скучную тоску бодрствования, еды, письма и сна. Он не купил подписку на «Ежедневный пророк», поэтому не мог читать новости волшебников за завтраком. Его мало волновали рождественские призывы «Йоркшир Пост» к солдатам, отправленным за границу, или поднимающие моральный дух истории о том, как гражданские лица откладывали свои продовольственные талоны, чтобы обеспечить рождественским ужином своих evacuee{?}[(фр.) эвакуированный] приёмных детей.
Том, у которого не было собственной совы, получал письма от Гермионы только раз в два дня. Именно столько требовалось Жилю, чтобы пролететь до Лондона и обратно, когда погода была настолько плохой. Никто из других студентов не писал ему. Его соседи по спальне уже передали ему рождественские подарки во время поездки в поезде, и Том, которого не заботили традиции Рождества, развернул их позже тем же вечером. (Это был обычный набор книг, канцелярских принадлежностей, сладостей и подарочных ваучеров, которые Том продавал другим студентам меньше чем по номинальной цене).
Один в Усадьбе Риддлов, без своих питомцев, без Гермионы, которая бы вычитывала его домашние эссе через плечо, Том становился всё более безучастным в его одиноком распорядке. Он был одновременно и праздным, закончив домашнее задание на второй день каникул, и в то же время беспокойным, напряжённо ожидая приближения срока реализации Проекта. Его бабушка и дедушка, а также их слуги, с которыми Том жил в одном доме, заметили его беспокойство. Во время еды Том изо всех сил старался ограничивать разговор лишь до бессмысленных любезностей, и без причин для подозрений Риддлы списали мрачное настроение Тома на подготовку к празднованию его дня рождения.
Вечеринку.
От её нависшего присутствия невозможно было уклониться.
Как и на Рождество прошлого
Бабушка Тома порхала по дому, изучая люстры и приказывая подмести, пропылесосить и перестелить ковровые дорожки на лестнице. Дедушка Тома с юмором воспринимал растущий список улучшений в доме. Во время еды он стоически переносил новости об изменениях того или ремонта этого, слушая болтовню миссис Риддл об образцах ткани, из которой скоро сделают портьеры или скатерти, или о её невозможном выборе единого цвета для гостевых полотенец для туалета на первом этаже из целого каталога вариантов.
Ничего из этого не интересовало Тома, который молча возил приправленную сливочным маслом морковь по тарелке, пока его левая рука поигрывала волшебной палочкой под столом. Следы зубов, оставленные собакой его отца той ночью в прошлом декабре, не сгладились даже после часов работы над ними с банкой шеллака{?}[Смола, выделяемая из насекомых. Использовался для грампластинок до изобретения винила, в качестве лака для мебели, музыкальных инструментов, обуви, глазури для кондитерских изделий и т.п. В настоящее время не используется. Не имеет никакого отношения к гель-лаку для ногтей.] и мягкой тряпочкой. Он не заметил следы до следующего дня, когда пытался оттереть кровь и обнаружил, что она скопилась в новоприобретённых пустотах и щелях…
Томас Риддл, пытаясь вовлечь Тома в обеденное обсуждение, спросил:
— А что ты хочешь на свой день рождения, Том, мой мальчик? Твой отец попросил лошадь, энергичную полукровную кобылку, привезённую из Котсуолдс. Нам пришлось выкупить вагон для скота на «Флайере», чтобы доставить её в нужный день.
— Я никогда раньше не ездил верхом, — сказал Том.
— О, я уверен, ты с лёгкостью справишься с задачей, — заверил его Томас Риддл. — Мы, Риддлы, отличные наездники, как говорится, рождены в седле. У тебя есть задатки прекрасного всадника, Томми, ты хорошо держишься. Твёрдая рука, хорошая посадка — всё, что нужно для первых шагов. Приезжай летом, когда сойдёт снег, я покажу тебе тропинку к ручью. Лучшее место для пикника во всём поместье, как сказала бы Мэри.
— Мне не нравятся лошади, — холодно сказал Том. Они были скучными созданиями, умнее рогатого скота, но и близко не такими проницательными, как козы. Он осознавал полезность разведённой волшебниками совы, выдрессированной крысы и удобство животных вроде василиска или акромантула, у которых был базовый интеллект, чтобы знать, где и когда не испражняться. Но лошадь…
Во времена своей юности Том повидал немало лошадей в упряжке на лондонских улицах: клячи сборщиков тряпья, тягловые лошади, развозящие бочки с пивом или молоком, патрули конной полиции Метрополии. Их животные испражнялись прямо на дорогу, и автомобили проезжали по этим отходам, размазывая их коричневыми полосами, превращая ежедневный путь в страшное испытание для тех, у кого не было альтернативы собственным ногам.