Одного поля ягоды
Шрифт:
Мадам Аннис смотрела на них с суровым неодобрением:
— Возможно, сейчас это кажется вам старомодной практикой, но налаживание нужных связей принесёт свои плоды. Ведь я слышала, что мадам Уимборн выставила своего домашнего фаворита для Почётной награды журналистов. Поскольку её номинант оказался слишком большим затворником, чтобы присутствовать на мероприятии, награда, как обычно, достанется какому-нибудь военному корреспонденту. Жаль, что другие кандидаты не получат ничего за свои хлопоты, не так ли? — она выразительно посмотрела на Тома.
— Ну, всегда есть следующий год, — сказал Том, насколько он
— Элитное событие, — уточнила мадам Аннис. — Приглашения очень ограничены — даже я не смогла получить одно в этом году.
— Есть и другие события, и другие награды, — сказал Том. — Но мне не удаётся постичь, почему направление карьеры неизвестного журналиста так Вас заботит. Никто же даже не встречал его?
— Мадам Мелания подумывала нанять его на свадьбу, — сказал Нотт. Заметив бесстрастное лицо Тома, он добавил, — Мать Лукреции и Ориона. Она хочет современную свадьбу для газет, что-то новое и необычное, что будут копировать остальные следующие десять лет. Маменька несогласна, конечно.
— У меня была традиционная свадьба, — сказала мадам Аннис, изучая Тома на любой намёк на реакцию. — Так должно быть в цивилизованном обществе. Иначе мы откажемся от наших традиций скорее, чем сломаем наши палочки пополам и выбросим их на растопку. Мне бы хотелось предположить, что твоя юная леди согласится.
— Маменька, — неуверенно сказал Нотт. — Я не припоминаю, чтобы рассказывал Вам, что у Риддла есть… юная леди.
— Тебе и не нужно было, — заверила его мадам Аннис. — Женщины могут это видеть — это интуиция. Скажи мне, как её зовут?
— Гермиона, — сказал Том, опуская квадрат наполовину съеденного тоста и отпихивая тарелку в сторону.
Он не хотел говорить о Гермионе. Он не хотел думать о том, что он чувствует о Гермионе здесь, из всех мест. Том понял, что мадам Аннис была в какой-то мере малопрактикующим легилиментом. Не особенно искусным, скорее эмпатом, отточенным на инстинктах, а не профессиональным взломщиком, каким был профессор Дамблдор. (Скользкий старик был в состоянии вломиться в сознание Тома с эффективностью и хитростью паразитического червя. И тот, и другой могли лишь говорить различные оттенки правды, и поэтому их посиделки за чаем превращались в бесконечную игру на истощение и ухищрения). Мадам Аннис могла читать и переводить поверхностные эмоции добродушного, неподготовленного объекта, и этот навык — если ему нужно было подобрать подходящее сравнение — был похож на его собственные умения в возрасте четырнадцати лет, когда он нырял в страхи Эйвери во время ленивого выходного в Хогсмиде.
Похоже, но не совсем.
Мадам Аннис уступала ему в навыках и опыте, у неё не было склонности к окклюменции. Когда она открыла свой разум, чтобы коснуться его, он увидел его содержимое и стал свидетелем череды связанных нитей, отражённых воспоминаний. А затем он был вынужден прожить те воспоминания. Это было больше информации, которую она получила из их обмена, но этого было более чем достаточно. Когда он вернулся домой тем вечером, он уже мог сказать, что прикосновение пожилых, сморщенных рук к его коже — отца Нотта. Тому захотелось стошнить, как только он пришел к такому выводу — не так-то легко будет вычеркнуть из памяти.
— Очаровательное имя. Греческое,
— Да.
— Ты чрезвычайно заботишься о ней, — продолжала она, рассеянно помешивая чай. — Полагаю, это и благословение, и проклятие, что ты носишь грязное имя своего отца. Таким образом, у тебя нет выдающейся родословной, которую следовало бы защищать.
— У меня нет необходимости в родословной, когда я могу сам заработать свои регалии. И вполне возможно, что человек без имени обладает неожиданным талантом или полезной способностью, — сказал Том, с многозначительным видом глядя через стол. — Вы согласны, мадам?
Мадам Аннис прыснула:
— Возможно.
— Риддл, — вмешался Нотт, — к чему ты клонишь?
Том бесстрастно посмотрел на него:
— Спроси свою мать.
— Маменька?
— Ничего, мой дорогой. Допивай свой чай.
— Что бы это ни было, мне это не нравится, — проворчал Нотт, раздражённое унылое выражение лица не менялось до тех пор, пока собака не съела свою еду, после чего она переползла к Нотту на колени, ударилась макушкой о его руку и забила хвостом по бархатным подушкам.
Их разговор продолжился, он был менее напряжённым, но более формальным, чем раньше, и каким-то образом вернулся к неразрешённым вопросам — необъяснимому таланту Тома, таинственной юной леди Тома и неожиданному интересу Тома к журналу по волшебному домоводству мадам Уимборн. Чай допился, тосты доелись, а мясная нарезка исчезла — бoльшая её часть ушла в глотку собаки. В течение всей трапезы она не издала ни звука, ни разу не проскулив и не гавкнув, что можно было бы ожидать от домашнего питомца, клянчащего кусочки со стола. Вместо этого она ставила свои волосатые лапы на бедро Нотта, наклонив голову и опустив уши в раболепной манере. Она казалась удивительно умным созданием — или Нотт был чрезвычайно снисходительным владельцем.
Солнечный свет сменился сливовыми и пурпурными тонами раннего вечера, а за пределами стеклянного купола в виде пудинга вдали на деревьях мерцали лампы, яркими пятнами разбросанные на разной высоте. Внутри зимнего сада щебечущие птицы устроились на своих насестах, приютившись среди каменных ветвей лиственной головы лукотряса.
Когда чайный поднос опустел, Том собрал крошки с мантии и испарил их. Он встал, поклонился мадам Аннис и попрощался с ней.
— Спасибо за чай, — сказал он мадам Аннис. А её сыну, — И тебе спасибо за приглашение. У тебя очень красивый дом, я рад, что мне довелось его увидеть.
— Было приятно принимать тебя, — благодушно ответила мадам Аннис. — Надеюсь, ты нашёл то, зачем ты пришёл сюда. Проводи его, Теодор.
Они вернулись в придел дома, позолоченные ветви зимнего сада прозвенели, когда закрылись. Проходя мимо рядов любопытных портретов и стеклянных фонарей, Нотт шёл быстрыми шагами в молчаливом раздумье.
— Думаешь, она что-то знала? — спросил Нотт, когда они перешли половину соборного нефа. — Чтение по лицу — это привычный трюк матери, но за эти годы она подловила нескольких человек. Ну знаешь, на обычных преступлениях — адюльтерах, секретных расторжениях брака, разорившихся, выставляющих напоказ притворное богатство. Она говорит, что это не столько магия, сколько умение считывать быстрые изменения выражений лица.