Одного поля ягоды
Шрифт:
Нотт пробормотал что-то в ответ, его голос тоже стал хриплым:
— Спекто… Экспект…
Слова мальчика прозвучали приглушённо, как если бы они были произнесены в одеяло на расстоянии нескольких ярдов, а не рядом с ним. И не только звук стал угасающим, и мягким, и слабым, но и свет кончика палочки Тома тоже потускнел, а свет палочки Нотта превратился в бледный серебристый клочок. Даже заклинание пузыря, которое Том наложил, чтобы покрыть всё его лицо, отступило вместе с медленным движением ледника и начало покрывать только небольшую область его нижней части носа и рта, оставив остальную кожу открытой. И эта кожа болела от арктического мороза, прижавшего его сильнее, чем
Его окружил белый туман, свет его палочки потускнел ещё сильнее, маленький круг света опустился до уровня талии, а затем до высоты колен, по мере того как сила его конечностей ослабевала. Он чувствовал себя более усталым, чем когда-либо в своей жизни, даже больше, чем в тот раз, когда он обнаружил, что истекает кровью на руках Гермионы, и когда ему в горло ввели обезболивающее, что погрузило его в путаницу наркотического ступора. Боль, какой бы жестокой она ни была, была терпима. Это состояние бессмысленного забвения? Невыносимо.
За его спиной затрещало тихое дыхание, и тонкая, иссохшая рука легла Тому на плечо. Том обернулся и столкнулся лицом к лицу с пустым беззубым ртом под опущенным капюшоном.
— Экспекто Патронум, — прошептал Нотт, и костлявая серая рука отпрянула от него с появлением серебристо-голубого щита, разрезающего ледяной туман.
Но там, откуда отступил один дементор, пришёл другой и ещё один. Двое в плащах и капюшонах были вскоре окружены чёрными фигурами в капюшонах, приближающимися всё ближе, голодными, все они дышали медленно, размеренно, подчёркивая каждый вздох хрипом пневмонии, отчего у Тома сводило зубы.
— Экспекто… Экспекто Патронум, — повторил Нотт. Щит запульсировал ярче. Дементоры зашипели и отступили на несколько шагов, но вскоре непоколебимые вернулись снова.
— Инсендио! — закричал Том, и кнут огня вырвался из его палочки. Огонь, жар, свет и ярость поднялись вокруг него, и на несколько драгоценных мгновений они отогнали холодный туман, который ошеломил его разум и осел на него, как невозможный балласт сердца и души. В алой ярости своего заклинания ему показалось, что он увидел феникса, умирающего в колеблющемся огне магии, и ему померещилось, что он услышал музыкальное щебетание птенцов, манящее его в воспоминания о лете, райских садах, бабочках, и нежной траве, и лоснящихся пасущихся лошадях…
— Экспекто Патронум, — вызвал Нотт, на этот раз к нему вернулась уверенность.
Призрачная птица вылетела перед Ноттом, красивое серебряное создание размером с утку с броским хвостом из перьев в полосках льдисто-синего на белом. Она захлопала своими ослепительными крыльями, клюя и отгоняя дементоров с пылом разъярённой курицы. Это должно было выглядеть нескладно: птица, дико хлопающая крыльями в закрытой комнате, будто они были у неё подрезаны, как у питомцев птицевода-любителя. Но это была магия, и она обладала неземной грацией плоти заклинания, глубокой душевной лёгкостью сияющей радости, которая согревала его изнутри, в то время как зачарованное пламя Тома горело снаружи, яростная красная баррикада огня вырывалась наружу из его вытянутой руки с палочкой, пока птица-призрак металась и танцевала у него за спиной.
После этого дементоры пропали, и птица вернулась на жёрдочку плеча Нотта и прикоснулась к его носу своим клювом, прежде чем раствориться в сияющем тумане.
— Обереги, — наконец сказал Нотт, когда они оба опустили руки. — Когда обереги пали, дементоры оказались
— Твой Патронус — фазан, — ответил Том.
— Он олицетворяет самосохранение, определяющую характеристику факультета Слизерина, — чопорно сказал Нотт. — Мой фазан спас неблагодарного тебя, так будь за это признателен!
— Я ничего не говорил, — сказал Том.
— Ты думал об этом!
Том искренне рассмеялся, и вскоре Нотт к нему присоединился. Не из-за веселья, но чтобы снять напряжение. Из чистого, сладкого облегчения, когда смотришь в лицо своему Вечному Уходу и видишь, как он сдаётся объединённой силе воли и магии. Он заглянул в огромную, засасывающую чёрную яму рта дементора, увидел струпья плоти над его пустыми глазницами, тот положил ему на плечо свой гнилой коготь, и он развернул его. Когда холод отступил, его настроение поднялось, а вместе с ним пришёл и тёплый восторг от успешных действий.
Министерство в очередной раз доказало свою никчёмность. Принц был в идеальном положении продемонстрировать, как выглядит компетентность пока-ещё-не-преклоняющейся аудитории. Если ему удастся быть хотя бы наполовину успешным, он мог бы чем-то помочь. И это было лучше, чем абсолютное ничего, происходящее в мясорубке нижнего яруса.
— Пошли, Рыцарь, — сказал Том, подняв палочку и наколдовав пару перчаток, чтобы прикрыть открытую кожу рук. Он ещё раз призвал вздыбившийся кнут пламени. — Нам надо спасать барышень. Если мы прогнали дементоров, они пойдут за более лёгкой добычей. Ты сам сказал: лучше не позволить этим бездумным чудовищам познать вкус волшебных душ.
— Если я призову своего Патронуса, тебе нужно будет отлевитировать меня вниз, — сказал Нотт. — Я пока не научился вызывать два умственно затратных заклинания одновременно, тем более когда одно из них — Патронус. Тебе придётся самому расчищать дым.
— Не проблема, — сказал Том. — Это будет повторение истории с атриумом. Ах, хорошие воспоминания.
— Агх. Не напоминай мне, — сказал Нотт, поднимая палочку. — Экспекто Патронум!
Серебряный фазан вырвался в ликующее существование, его перья закружились, он пролетел над ними весёлую петлю, а затем беззвучно приземлился на макушку Нотта, укрытую капюшоном. Когда Нотт обернулся, чтобы поискать его, фазан покачнулся от этого движения и дразняще махнул своим пернатым хвостом по покрытому шарфом носу Нотта.
— Хм-м, — сказал Том. — Даже твой Патронус раздражает. Неудивительно, что их называют «воплощением внутреннего ‘я’».
— Всё лучше, чем «очаровывать», — сказал Нотт. — Я рад, что меня никогда не назовут «моя прелестная Прекрасная дева» в официальном протоколе Визенгамота — вах-х!
Том отлевитировал Нотта за его мантию и бросил его на дно амфитеатра, подхватив и поставив его прямо лишь за мгновение до того, как мальчик грохнулся на пол. Патронус-фазан приземлился на своего владельца. Том присоединился со своей собственной левитацией мгновение спустя, элегантно ступая из хватки заклинания с изящным взмахом мантии. Он убедился в силе своего заклинания пузыря, а затем наложил несколько заклинаний освещения, выпустив дюжину парящих шариков света по круглому периметру зала суда, достаточно ярких, чтобы пробить унылую серую пелену, поднявшуюся до третьего яруса сидений.