Одного поля ягоды
Шрифт:
— «Смутьян»? — сказал Том, просматривая конец страницы. Он фыркнул. — Это ещё мягко сказано. Этот министр Гриндевальд — самый настоящий Тёмный Лорд.
— Что! — вскрикнула Гермиона и сразу же накрыла рот руками, бегая глазами из стороны в сторону в поисках высматривающего библиотекаря. — Как?
— За счёт убийств, подчинения и террора против множества людей, очевидно, — сказал Том, поднимая бровь. — Как ещё, ты думаешь, кто-то зарабатывает себе титул «Тёмный Лорд»? Разумеется, не большинством голосов совершеннолетних граждан.
— В смысле, как ты это узнал? — спросила Гермиона с новой попыткой. — Я не видела этого в «Ежедневном пророке».
Гермиона была бесспорно первой
Она читала о Тёмных Лордах, конечно, и самые худшие из них были такими поворотными точками в истории волшебства, что она рассчитывала заметить признаки зарождения нового на ранних стадиях его становления. Она считала, что это было похоже на вулкан. Земля тряслась, и каждый мог заметить дым, запах серы, бегущих из своих нор зверей за дни или даже недели до его извержения. Сейчас Гермиона регулярно читала «Ежедневный пророк». Не так фанатично, как другие ученики, — только самые важные новости и официальные заявления, — и она не встречала никаких признаков необычных явлений в мире волшебников.
Но, подумав, она не удивилась. Как часто «Пророк» писал о чём-то за пределами Британских островов? Даже ирландские новости часто оставались незамеченными, не считая статей о квиддичных матчах на поле «Нетопырей», которое находилось в Ольстере.
— Мальчики в моей спальне говорили об этом, — сказал Том. — Но они идиоты. Они не знают ничего важного, лишь повторяют то, что однажды произнесли их отцы.
— Что они говорили? Мне стоит рассказать моей маме? — спросила Гермиона. Её мама выражала беспокойство о безопасности Волшебной Британии. Защитными оберегами подвал мог обезопасить их от обычных налётов и артиллерии, но он не смог бы служить постоянной защитой против группы решительных и хорошо обученных волшебников. — Она уже много месяцев хочет эвакуировать семью в деревню.
— Та часть, что Дурмстранг — альма-матер Гриндевальда, некорректна, — сказал Том. — Нотт говорит, что он туда поступил в прошлом веке, но не закончил, потому что его отчислили на последнем курсе за… — Том остановился, изгиб его губ выдавал легчайший намёк на угрюмость, — опасные магические экспериментирования.
Выражение лица Гермионы было торжествующим, но Том проигнорировал это с легкомысленным взмахом руки.
— И Гриндевальда, и его последователей, оказывается, не заботит статус крови, — продолжил Том. — По крайней мере, не так сильно, как «двадцать восемь», — иначе у него было бы куда больше последователей из Слизерина в моей гостиной. И пока он не интересуется Британией. Кажется, они идут на Норвегию, чтобы консолидировать их контроль в Скандинавии, — он наклонил голову и провёл пальцем по складке бумаги, где письмо было сложено в аккуратные трети. — Интересно, что норвежское Министерство было атаковано лишь через несколько недель после вторжения в Норвегию немецкими маглами. Прогнило что-то в Датском королевстве…{?}[]
— Дания была захвачена около месяца назад, — добавила Гермиона. — Лондонские газеты пишут, что они под немецкой оккупацией.
Том кивнул:
— Маглов больше заботит война, чем волшебники, как им и положено. Ни у одного магловского правительства нет ничего эквивалентного той
— Мы маглы три месяца в году, — заметила Гермиона. — Может, нам нужно сделать что-нибудь, каким-то образом внести вклад…
— Я ненавижу жить как магл, и ещё сильнее я ненавижу магловскую войну, но мы не обязаны ничего предпринимать по этому поводу. Мы не маглы. И прежде чем ты сделаешь несколько предложений, ты должна знать, что я отказываюсь заниматься какими бы то ни было спасательными операциями, — сказал Том. Он положил письмо на стол, аккуратно сложив его обратно в конверт. — Лучше всего скрестить пальцы и надеяться, что к моменту окончания Хогвартса Гриндевальд всё еще будет на свободе.
Гермиона послала ему неодобрительный взгляд:
— С какой стати тебе вообще этого желать?
— Насколько просто, ты считаешь, получить Орден Мерлина в мирное время, Гермиона? — сказал Том ровным голосом. — Он бы решил все эти докучливые проблемы с нашими будущими карьерами, как думаешь?
====== Глава 12. Laissez-faire ======
1940
«Возвращение в Лондон, — подумал Том, — в этот раз ещё более невыносимо».
Серое небо было серее, чем когда-либо. На улицах царило общее настроение мрака и опустошённости. Люди были архетипичной живой картинкой городской жизни: тёмные, чёрно-белые толпы английских йоменов с задранными подбородками, поджатыми губами и прямыми спинами — но Том мог разглядеть, что их взгляды были чуть холоднее, а ремни затянуты на одно-два деления туже. Он также замечал, что на улицах было меньше автомобилей и маленьких детей, меньше весёлости в приветствиях и разговорах, а те немногие цветные пятна, украшавшие унылый пейзаж, ограничивались плакатами для призыва на фронт, размещёнными в окнах магазинов и бюро.
Какая-то часть его мрачно ликовала, что теперь вся Британия познакомилась с уровнем жизни, который раньше единолично разделяло несчастное меньшинство.
Другая его часть бурлила от негодования, потому что этот уровень жизни был тем, на что его обрекла бесполезная мать, когда ввалилась в ворота приюта Вула на девятом месяце телесного чистилища. Но Том Риддл, в отличие от остальных существ, называвших это место своим домом, нашёл средство спасения. А теперь, медленно и неумолимо, его затягивало обратно, как грешника вели к его вечному воздаянию. Возможно, он был немного мелодраматичен в этом (Гермиона начала называть его «драматичным» с тех самых пор, как он решил, что она должна стать его контрастом), но это чувство гнетущей завершённости было очень схожим.
— Если ты можешь предложить что-то, что сделает это лето хотя бы толику сносным, сейчас самое время это упомянуть, — сказал Том, глядя из окна на семей, ждущих прибытия поезда на платформе. Визжащие младшие братья и сёстры, поднявшие руки в воздух и машущие, когда поезд ещё даже не прибыл, цветные ожившие таблички, на которых читалось «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!» сверкающими буквами, — всё это выглядело довольно неуклюже в глазах Тома, и он радовался, что некому было его этим опозорить.
«Хогвартс-экспресс» медленно пыхтел в направлении Кингс-Кросса. Белый вздымающийся пар его труб делал окна первых двух вагонов тёплыми на ощупь. Двери распахнулись, и ученики вывалились из своих купе, образуя заторы в проходах своими сумками, и птичьими клетками, и мётлами, и сундуками. Первогодки стояли впереди всей толчеи, высыпав в ту же секунду, как открылись двери, в нетерпении увидеть свои семьи после долгого и трудного года борьбы с признаками тоски по дому.