Одного поля ягоды
Шрифт:
— Спасибо за Ваш совет, — Том сжал свою пуговицу-портключ в руке, ощущая, как круглые края впиваются в его ладонь. — Это всё, сэр?
— Я с нетерпением жду тебя на уроках в следующем семестре, — сказал Дамблдор, отряхивая крошки со своей фиолетовой мантии. Он вытащил палочку из рукава и постучал по чайному подносу, который исчез с тихим хлопком. — На следующей неделе ты узнаешь это официально, но я счастлив сказать, что у тебя лучший результат на всём курсе по экзамену конца семестра.
Случай со Шкафом, как его прозвали в общей гостиной Слизерина, помог Тому укрепить свою репутацию на факультете. Когда он занял первое место в своей возрастной группе в дуэльном клубе, потеснив предыдущего
Это даже не было так сложно.
Малфой был на год впереди по программе защиты от Тёмных искусств, но Том уже прошёлся по учебникам в библиотеке, и он мог отразить каждое проклятие и порчу. Они были более-менее равны в скорости и рефлексах — Малфой играл в квиддичной команде факультета, — но преимущество Малфоя было в виде малоизвестных заклинаний, о которых Том никогда не слышал, скорее всего, из их семейной библиотеки.
Том решил сравниться с ним собственными инновациями: он наложил Вингардиум Левиоса без слов на мантию Малфоя — заклинание Левитации было наиболее эффективным, если было направлено на неодушевлённые предметы вместо живых существ, — и тут же дополнил его двумя резкими и точными Флиппендо в плечо и локоть, быстро двигая палочкой, чтобы щелчок одного заклинания плавно перетекал в следующее, что он так хорошо отработал бессонными ночами частных тренировок. Малфой крутился как волчок и промазал ответным заклинанием, после которого Том ударил в него последним Петрификус Тоталус, и он упал с края дуэльной платформы.
С точки зрения наблюдателя, скорость Тома и беззвучные заклятия выглядели, будто он наложил только одно заклинание, а не четыре. После этого младшие ученики донимали его в общей комнате, чтобы он научил их его «крутящемуся проклятию», которое они не могли найти в учебнике по защите от Тёмных искусств. Даже некоторые старшеклассники им заинтересовались.
Его репутации также помогло, что Лестрейндж обмолвился, что Том был полукровкой, упомянув их встречу в Косом переулке летом перед вторым годом. Большинство учеников его факультета считали омерзительным, когда ведьма сходилась с маглом, поэтому они решили, что «Риддл» было его фамилией, а не какой-то волшебной — но у ведьмы по-прежнему текла волшебная кровь, поэтому они держали рот на замке. Том не стал поправлять их предположения: лучший способ лгать и не быть пойманным — дать другим людям придумать ложь за него, пока он кивает и добавляет что-то в нужные моменты, но в то же время оставляет себе возможность отрицания. Лучше пусть они будут думать так, пока у него не появится какого-то доказательства, что это его отец был волшебником.
Разумеется, он не собирался им говорить, что «ведьма» с ним была миссис Грейнджер, потому что если то, что ведьма спаривается с маглом, было плохо, то магл с другим маглом — ещё хуже. Но если кто-то и наглел достаточно, чтобы обсуждать его статус крови за его спиной, — он приучил их перестать делать это в лицо ещё в первый год, — теперь они этого не делали.
Следующее, что произошло, хоть Том и не мог понять, как именно это случилось, — он каким-то образом стал предводителем спальни мальчиков. Это как бы… Превратилось в статус-кво в течение третьего года для слизеринцев: считаться с Томом, вставать на его сторону, когда кто-то пытался оклеветать его в общей комнате — хоть это и становилось всё менее частым с течением месяцев, ограничиваясь лишь несколькими слизеринками-одногодками.
Том не понимал девочек так же хорошо, как мальчиков. Они никогда не отвечали на открытые, очевидные проявления силы, как слизеринцы. Когда он использовал свои классические «тактики воспитания», мальчик терпел боль, пока не ломался, и затем Том подбирал кусочки и собирал их обратно так, чтобы они пришлись ему по вкусу. Девочка, в свою очередь, подумала бы, что это какое-то женское недомогание, и сразу же отправилась бы в больничное
Поэтому он решил их рассорить, отправив Арахиса в их спальню — там было заклятие, предотвращающее приход мальчиков в спальню девочек, но была лазейка для самцов животных. Арахис пробежался по их вещам в прикроватных тумбочках, собирая у всех девочек серёжки, браслеты и драгоценные заколки, а затем прятал их в сундуке одной из них. Это была неустаревающая техника, которая сослужила ему хорошую службу долгими дождливыми днями в приюте.
(И визги были настолько приятными, что он даже не использовал заглушающие заклинания на балдахине в ту ночь.)
Несколько недель спустя Эверард всё ещё не разговаривала с Сидони Хипворт. В этом и заключалась смешная особенность девочек, которую Том никогда не понимал, — их упрямство в самых незначительных вещах. Конечно, Том и сам мог быть упрямым в своих личных обидах, когда у него были на то причины, но его причины всегда были весомыми. В этом вся разница.
Младшеклассники не пытались сделать ему ничего плохого, потому что Том был не таким страшным и помогал больше с домашней работой, чем старосты, а старшеклассники были слишком заняты подготовкой к экзаменам, чтобы включаться в «детские игры».
(Больше всего проблем доставляли ученики посередине, вроде Малфоя и Гастингса, но Малфой был поставлен на место довольно основательно, а Гастингс так и не оправился от своего публичного унижения и последующего прозвища. У него сохранились родственные связи, но, тем не менее, он лишился внимания Слагхорна, а место старосты, к которому он так стремился, досталось кому-то другому.)
Первым звонком изменения статус-кво стало то, что Эйвери начал садиться рядом с Томом за завтраком, пытаясь выудить подсказки для ответов на домашнюю работу за прошлую неделю, которую он старался закончить за полчаса до урока. Затем Лестрейндж сел по другую сторону во время приветственного пира на втором году, тот мальчик всё ещё был уверен, что Тома заботило состояние его здоровья. Трэверс и Розье вслед за Лестрейнджем и Эйвери начали драться за то, кто из них будет напарником Тома на зельеварении, пока Том не установил систему, где они менялись по очереди и оплачивали ингредиенты, которых не было в шкафу школьных запасов.
Нотт, вследствие всех убеждений его отца о чистоте крови, бoльшую часть года держался особняком и не подвергался тем дисциплинарным шалостям, которые Том устраивал другим мальчикам. Лишь начав обсуждать марш Гриндевальда по Европе поздними ночами, когда другие мальчики уже спали, — кровать Тома была у окна, а Нотта — рядом с ним, — и Том стал делиться своими аргументами об осуществимости планов Гриндевальда, а также их применимости к социальной структуре Волшебной Британии, тогда Нотт нехотя стал общаться с ним на людях.
Никто из них не подразумевал, что они нравятся друг другу. Другие мальчики поняли, что Том не был простой безымянной погрешностью распределения, не ошибкой, сделанной изношенной шляпой, чьи заклинания стали сходить на нет, но кем-то, кто действительно воплощал добродетель Слизерина. И по растущему количеству удобных происшествий они поняли, что лучше быть на стороне Тома или за ним, чем вставать у него на пути.
— Я не согласен с объединением маглорождённых в ту же категорию, что и маглы. Гриндевальд прав в своём слогане «Магия — сила». Не имеет никакого смысла ограничивать волшебный народ лишь чистокровными волшебниками и полукровками, — спорил Том. — Не уверен, что Министерство магии делает перепись населения — а если делает, то я не видел её, поэтому я могу лишь судить по количеству братьев и сестёр у наших одноклассников. Но я точно знаю, что у среднестатистической магловской женщины Британии трое детей, и если у неё есть спящая волшебная кровь, чтобы произвести волшебного ребёнка, тогда у каждого из её детей есть шанс стать волшебником.