Оленин, машину! 2
Шрифт:
К настоящему времени наши войска, наступавшие со стороны северо-запада, — это Забайкальский фронт, — успешно преодолели хребет Большой Хинган и подошли в Ляодунскому заливу. Войска Первого Дальневосточного фронта, наступающие с северо-востока, высадили десант глубоко в тылу противника и овладели Мукденом — тем самым городом, сражение возле которого в 1904 году решило судьбу всей русско-японской войны. Наша армия хоть и нанесла японцам сильный урон в живой силе, но была вынуждена отступить к подготовленным сыпингайским позициям в 175 км к северу от города.
Поразительное дело. В училище, изучая ту войну, я подумал, что русская императорская армия дважды могла
Теперь история сделала крутой поворот. Наш десант в Мукдене даже захватил императора Манчжоу-Го Пу И, который готовился сбежать на самолёте, бросив своё марионеточное государство. Между прочим, много лет спустя об этих событиях снимут классный исторический фильм «Последний император», где всё будет показано очень детально. Не знаю, насколько честно, но хочется верить, что так. Вранья об истории и так предостаточно вокруг, аж тошнит.
Также я узнал очень ободряющие новости. 17 августа главнокомандующий Квантунской армии генерал Ямада предложил нашему командованию начать переговоры о прекращении боевых действий. На следующее утро по радио был передан его приказ японским войскам о прекращении сопротивления и сдаче оружия. Те послушались и стали сдаваться в плен. С нашей стороны последовал приказ обстреливать противника и наступать там, где враг больше не хочет воевать. «Правильно, — подумал я. — Как говорил классик советской литературы Максим Горький, если враг не сдаётся, его уничтожают».
Исходя из этого, мне пришлось ехать в Наджин. Именно туда был переброшен полк, в котором мне предстояло служить. Поскольку боевые действия на материковой части Китая и Северной Кореи, — я помню, что наши-таки дойдут отдельными отрядами до 38-й параллели, чтобы убедиться в отсутствии японцев, — мою часть было решено перебросить в порт, расположенный на Восточном море, на северо-восточном побережье Корейского полуострова, в естественной бухте незамерзающего залива Наджинман. Оттуда — прямой путь до Японии. Высаживайся, где хочешь.
Насколько я смог понять из отрывочных сведений (всё-таки я не командующим армии стал), для высадки десанта были сформированы две группировки войск. Первая — Северная. Она формируется сейчас в окрестностях порта Находка, откуда будет направляться в пролив Цугару, чтобы отрезать самый северный из трёх крупнейших Японских островов, Хоккайдо, от самого крупного, центрального, Хонсю.
Вторая — Восточная, самая крупная. Она высадится возле порта Ниигата, а оттуда до центра Токио по прямой всего чуть больше двухсот километров. Примерно столько же, сколько от Москвы до Вязьмы. По нашим, русским меркам, — сущая мелочь. Хотя я понимаю, что каждый метр японской земли, если тамошние вояки захотят сражаться до последнего солдата, нам придётся оплачивать большой кровью. Как это сделали американцы, когда высадились на юге Корейского полуострова в 1953-м. Если смотреть по карте, то им оттуда до Пхеньяна — всего полтысячи километров. Сущая ерунда, ведь от Нормандии до Берлина, к примеру, почти в два раза больше.
Но слишком много факторов, от которых будет зависеть, как станет развиваться наступление. Я помню историю, у Китая были попытки захватить
Все эти мысли меня мучают, пока я добираюсь до Наджина. Спасибо, мне выделили отдельную машину — старенькую полуторку. Она гремит, будто готовая развалиться, но упорно едет. За рулём водитель — молодой пацан 19-ти лет по имени Федос. Когда он представился, я удивился ещё: шепелявит, что ли? Фёдор же должен быть.
— Никак нет, товарищ капитан! — улыбнулся парень. — Федос, именно! Меня батя так назвал в честь своего деда. Тот ещё в Крымскую воевал.
— Ну что, Федос, не вешай нос, — пошутил я. — Давай прокатимся. Но сначала заглянем в один городок под названием Мишань.
— Зачем? — наивно поинтересовался водитель.
— Много будешь знать, придётся тебя шлёпнуть по дороге, — ответил я полусерьёзно. — Иль забыл, где служишь?
— Никак нет! — вытянулся Федос и поспешил за баранку нашего «пылесоса».
К моему большому удивлению, наш служебный транспорт благополучно преодолел несколько сот километров от Хабаровска до Мишаня, умудрившись при этом ни разу не сломаться. Как это ему удалось, не знаю. Может, потому что Федос старательно что-то подкручивал, осматривал, подливал на коротких привалах. Парень он оказался хоть и молодой, но по-крестьянски запасливый: в грузовике были бочки с водой, бензином и даже три канистры с машинным маслом «на случай масложора», — заметил солдат, когда я спросил, куда столько. К счастью, такой проблемы не случилось.
Мы остановились у дома владельца типографии Шэня Ициня под вечер, когда на улицах городка ещё было достаточно светло. Я приказал Федосу оставаться в машине, сам пошёл к дому. Китаец, услышав стук в калитку и лай собаки во дворе, поспешил открыть. Увидев меня, обрадовался, как родному. Спросил, почему я один, а где остальные. Мне пришлось честно признаться: все, моего командира, лейтенанта Добролюбова, погибли. В подробности, ясное дело, вдаваться не стал.
Шэнь Ицинь загрустил, но всё-таки из соображений гостеприимства предложил зайти в дом, помянуть моих боевых товарищей. Снова пришлось отказаться. Поднять третий тост за павших, — это, конечно, дело святое. Но мне ещё предстоит долгий путь, к тому же пить именно с этим человеком мне не особенно хотелось. Своих надо вспоминать среди тех, кто может по достоинству оценить их подвиг. Ну, а Шэнь Ицинь… он ведь, как в моё время говорили, всего лишь бизнесмен. У таких деньги — главная ценность, материальная и моральная.
Я попросил китайца отвести меня в подвал и помочь забрать то, что мы с Сергеем у него оставили. Владелец типографии облегчённо выдохнул. Могу понять: иметь у себя в доме нечто, о чём даже рассказывать никому нельзя, — слишком опасное дело. Потому он оказал мне полное содействие, даже ящики таскал со мной до полуторки. Федос тоже пытался помочь, но получил приказ оставаться в кабине и охранять машину.
На прощание я крепко пожал Шэню Ициню руку, поблагодарил за помощь. После мы поехали дальше. Но и опять не в Наджин, а в деревеньку Эрренбан, где мне предстояло выполнить печальную миссию: сообщить жене охотника Хуа Гофэна, что её муж пал смертью храбрых и никогда домой больше не вернётся. К тому же я помнил просьбу Добролюбова — помочь его семье.