Оливер Твист

Диккенс Чарльз

— Правда, вдь это почетно! — сказалъ Чарли, нсколько утшившись.

— Онъ получитъ все, что ему нужно, — продолжалъ еврей. — Его будутъ держать въ каменномъ мшк, какъ джентльмена! Какъ джентльмена! У него будетъ каждый день пиво и карманныя деньги, которыми онъ можетъ играть въ орлянку, когда нельзя ихъ прогулять.

— Да ну, въ самомъ дл? — вскричалъ Чарли Бэтсъ, повеселвъ — Говорю же теб, - отвчалъ Феджинъ. — И мы найдемъ ему адвоката, Чарли, да такого, который всмъ другимъ носъ утретъ; пусть онъ будетъ вести его защиту. Онъ и самъ произнесетъ за себя рчь, если захочетъ, и мы прочитаемъ объ этомъ въ газетахъ — «Доджеръ — взрывы хохота —

вся зала суда надорвала животы», — а, Чарли, а?

— Ха-ха-ха! — разразился мистеръ Бэтсъ:- то-то будетъ потха не правда ли, Феджинъ? Кабы Доджеръ-то нашъ пустилъ имъ пыль въ глаза — вотъ было бы ловко!

— Было бы! — воскликнулъ Феджинъ. — Это будетъ, наврняка будетъ!

— Конечно будетъ, — повторилъ Чарли, потирая руки.

— Мн кажется, что я его такъ и вижу передъ собою, — сказалъ еврей, устремляя взоръ на своего питомца.

— Я тоже! — вскричалъ Чарли Бэтсъ. — Ха-ха-ха! Я тоже! Я вижу все это сейчасъ, ей Богу вижу, Феджинъ! Что за потха! Вотъ ужъ подлинно потха! Вс эти судьи въ своихъ парикахъ стараются сохранить важный видъ, а Джекъ Даукинсъ обращается къ нимъ такъ коротко и по пріятельски, словно онъ сынъ самого судьи и произноситъ рчь посл обда — ха-ха-ха!

Мистеръ Феджинъ такъ ловко затронулъ эксцентричныя стороны характера своего юнаго друга, что мистеръ Бетсъ, который сначала предрасположенъ былъ смотрть на заточеннаго Доджера скорй какъ на жертву, теперь видлъ въ немъ главное дйствующее лицо безпримрно веселой сцены и почувствовалъ нетерпливое желаніе, чтобы поскоре насталъ тотъ моментъ, когда его старому товарищу представится такой благопріятный случай развернуть свои дарованія.

— Намъ надо узнать, какъ съ нимъ обстоитъ дло сегодня; только надо подыскать способъ, — сказалъ Феджинъ. — Дай мн подумать.

— Не пойти ли мн? — спросилъ Чарли. — Ни за что на свт! — возразилъ еврей. — Или ты рехнулся, мой дорогой, совсмъ съ ума спятилъ, если хочешь отправиться въ то самое мсто, гд…. Нтъ, Чарли, нтъ. Довольно потерять и одного.

— Не думаешь ли ты отправиться самъ? — спросилъ Чарли, искоса посматривая на него съ усмшкой.

— Это совсмъ не годилось бы, — отвтилъ Феджинъ, покачавъ головою.

— Тогда почему ты не пошлешь этого новичка? — сказалъ мистеръ Бэтсъ, взявъ Ноэ за плечо. — Никто его не знаетъ.

— Что же, если онъ не иметъ противъ… — началъ Феджинъ.

— Противъ! — перебилъ его Чарли. — Да онъ то что можетъ имть противъ?

— Положительно ничего, мой другъ, — сказалъ Фдежинъ, поворачиваясь къ мистеру Больтеру:- положительно ничего.

— Ну, на этотъ счетъ спросите лучше у меня, — замтилъ Ноэ, отступая къ двери и качая головой съ видомъ благоразумной тревоги:- Нтъ, нтъ — этого не желаю. Это не по моей части, не нъпо моей.

— А что по его части, Феджинъ? — освдомился мистеръ Бэтсъ, непріязненно оглядывая костлявую фигуру Ноэ. — Задавать стрекача, когда что нибудь неладно, и слизывать вс сливки, когда все обстоитъ благополучно? Въ этомъ, что ли, его обязанности?

— Тебя это не касается, — отозвался мистеръ Больтеръ. — Да, ее позволяй себ, мальчуганъ, лишняго по отношенію къ старшимъ, а не то ты узнаешь, что услся не въ свои сани.

Мистеръ Бэтсъ захохоталъ такъ неистово въ отвтъ на эту величественную угрозу, что Феджину пришлось обождать, чтобы получить возможность вмшаться и выяснить мистеру Больтеру, что онъ не подвергнетъ себя никакой опасности, если отправится въ полицейское управленіе; что, такъ какъ никакихъ свдній о маленькомъ дл, въ

которомъ онъ участвовалъ, ни описанія его примть не доставлено въ столицу, то очень вроятно, что не подозрваютъ еще о его пребываніи въ Лондон; и что, если онъ переоднется подходящимъ образомъ, то онъ можетъ съ такой же безопасностью посщать это мсто столицы, какъ и вс другія, тмъ боле, что никому и въ голову не пришло искать его именно тамъ, въ предположеніи, что онъ добровольно туда отправился.

Отчасти уступая этимъ доводамъ, но въ гораздо большей степени побжденный страхомъ передъ Феджиномъ, мистеръ Больтеръ съ весьма кислымъ видомъ согласился, наконецъ, предпринять эту экспедицію. По указанію Феджина, онъ тотчасъ же перемнилъ свое платье на блузу извозчика, штаны изъ бумажнаго бархата и кожаные сапоги; вс эти вещи были у еврея подъ рукой. Его снабдили также извозчичьимъ кнутомъ и войлочной шляпой, которая была изрядно усяна билетиками объ уплат денегъ при прозд черезъ заставы. Снаряженный такимъ образомъ, онъ долженъ былъ, ротозйничая, войти въ залу полицейскаго управленія, какъ какой нибудь деревенщина, пришедшій съ Ковентъ-Гарденскаго рынка, для удовлетворенія своего любопытства; а такъ какъ онъ былъ именно такой мужиковатый, неуклюжій и поджарый парень, какъ нужно, то мистеръ Феджинъ могъ быть увренъ, что онъ выполнитъ свою роль превосходно.

Когда эти приготовленія были закончены, то ему сообщили вс признаки и примты, необходимыя, чтобы узнать Доджера, и мистеръ Бэтсъ темными, извилистыми путями привелъ его на очень близкое разстояніе къ Боу-стриту. Описавъ точное мстоположеніе полицейскаго управленія и сопровождая свой разсказъ богатыми подробностями о томъ, какъ Моррисъ долженъ прямо пройти въ ворота и, выйдя во дворъ, подняться по ступенькамъ къ двери по правую руку, а очутившись въ зал, снять шляпу — Чарли Бэтсъ попросилъ его, не мшкая, идти дальше одному и общалъ къ его возвращенію быть на этомъ-же мст.

Ноэ Клейполь или, если угодно читателю, Моррисъ Больтеръ въ точности слдовалъ полученнымъ указаніямъ, которыя — такъ какъ мистеръ Бэтсъ былъ очень хорошо знакомъ съ этимъ мстомъ — были такъ обстоятельны, что ему удалось добраться до судебной камеры, не прибгая къ разспросамъ и не встртивъ ни одного препятствія. Онъ очутился въ толп, состоявшей главнымъ образомъ изъ женщинъ и тснившейся въ грязной, душной комнат, въ переднемъ конц которой была возвышенная платформа, отдленная перилами; тамъ, по лвую руку, у самой стны, помщалась скамья подсудимыхъ, посредин — мста для свидтелей, а справа — столъ, за которымъ засдали судьи. Но это грозное святилище было отдлено перегородкой, которая скрывала судебное присутствіе отъ недостойныхъ взоровъ и предоставляла черни полную свободу рисовать въ своемъ воображеніи все величіе правосудія.

На скамь подсудимыхъ были только дв женщины, которыя обмнивались кивками съ своими поклонниками, между тмъ какъ письмоводитель читалъ какія то показанія двумъ полисменамъ и человку въ костюм простолюдина, нагнувшемуся надъ столомъ. Тюремщикъ стоялъ, облокотившись о перила, ограждавшія скамью подсудимыхъ, и небрежно постукивалъ себя по носу большимъ ключемъ; по временамъ онъ подавлялъ непристойныя попытки разговора среди зрителей, призывая ихъ къ молчанію, или устремлялъ на какую нибудь женщину строгій взоръ и приказывалъ «Унести этого ребенка!» когда величіе правосудія нарушалось слабымъ плачемъ какого нибудь худенькаго младенца, котораго мать старалась заставить умолкнуть, укутывая ему ротъ своей шалью.