Оливер Твист
Шрифт:
— Я и раньше сказала вамъ, — отвтила Нанси:- что тамъ мн страшно съ вами говорить. Не знаю, почему это, — продолжала она, содрогнувшись, — но сегодня я испытываю такой страхъ и ужасъ, что еле стою на ногахъ.
— Страхъ передъ чмъ? — спросилъ джентльменъ съ очевиднымъ участіемъ.
— Не знаю, — отвтила она. — Я хотла бы это знать. Весь день меня посщаютъ мысли о смерти. Я вижу саваны, испачканные кровью, и испытываю такой нестерпимый страхъ, будто меня все время жгутъ огнемъ. Вечеромъ, чтобы скоротать время, я пробовала
— Померещилось, — сказалъ джентльменъ, успокаивая ее.
— Нтъ, не померещилось, — возразила она хриплымъ голосомъ:- Я готова присягнуть, что видла слово «гробъ», большими черными буквами напечатанными на каждой страниц..А на улиц недавно какъ разъ мимо меня пронесли гробъ.
— Что же тутъ необычнаго, — сказалъ джентльменъ. — Часто проносятъ и мимо меня.
— Настоящіе, — возразила двушка. — А это былъ не такой.
Въ ея голос когда она произнесла эти слова, было что то такое особенное, что у тайнаго слушателя забгали мурашки по кож и кровь застыла въ жилахъ. Никогда еще онъ не испытывалъ такого облегченія, какъ въ тотъ моментъ, когда раздался пріятный голосъ молодой леди, просившей Нанси успокоиться и не поддаваться такимъ страшнымъ видніямъ.
— Говорите съ ней ласкове, — обратилась молодая леди къ своему спутнику. — Бдняжка! Она такъ нуждается въ участіи.
— Ваши надменныя благочестивыя барыни презрительно отвернули бы голову, увидвъ меня такою, какъ я сейчасъ передъ вами, и начали бы проповдывать объ адскомъ огн и возмездіи! — вскричала Нанси. — Ахъ, дорогая леди, почему т, которые считаютъ себя избранными Бога, не одарены вашей лаской и участіемъ къ намъ, несчастнымъ! Вдь вы молоды и прекрасны, у васъ есть все, чего мы лишены; почему же вы такъ смиренне ихъ, вмсто того, чтобы гордиться?
— Да! — произнесъ джентльменъ. — Турокъ, умывъ лицо, обращаетъ его къ востоку, когда читаетъ свои молитвы; а эти люди, мірскою жизнью согнавъ съ лица всякую улыбку, такъ же методично обращаются къ самой темной сторон неба. Между мусульманиномъ и фарисеемъ я выберу перваго!
Повидимому эти слова были обращены къ молодой леди и сказаны, быть можетъ, для того, чтобы дать Нанси время успокоиться. Вскор джентльменъ заговорилъ съ нею.
— Въ послднее воскресенье вечеромъ васъ здсь не было, — сказалъ онъ.
— Я не могла придти. Меня удержали насильно.
— Кто именно?
— Тотъ человкъ, о которомъ я говорила молодой леди.
— Надюсь, что васъ не заподозрили въ сношеніяхъ съ кмъ либо относительно того дла, которое заставило насъ сейчасъ сойтись? — спросилъ старый джентльменъ.
— Нтъ, — отвтила женщина, покачавъ головою. — Не легко уйти отъ него, если не сказать куда. Мн не удалось бы повидать леди, если бы я въ тотъ разъ не дала ему выпить опія.
— Проснулся ли онъ до вашего возвращенія?
— Нтъ. И ни онъ, ни кто либо другой не подозрваютъ
— Хорошо, — сказалъ джентльменъ. — Теперь выслушайте меня.
— Я слушаю, — произнесла Нанси, когда онъ умолкъ на минуту.
— Эта молодая леди, — началъ джентльменъ:- сообщила мн и нкоторымъ другимъ друзьямъ, которымъ вполн можно доврять, — сообщила то, что вы ей сказали почти дв недли тому назадъ. Не скрою отъ васъ, что сначала я нсколько сомнвался, можно ли вполн вамъ довриться, но теперь я твердо убжденъ, что можно.
— Можно, — ршительно произнесла Нанси.
— Повторяю — я твердо убжденъ, что вамъ можно врить. И чтобы доказать вамъ это, я скажу вамъ напрямикъ, что мы собираемся вывдать тайну, подйствовавъ страхомъ на этого человка — Монкса. Но если… если… его не удастся прижать къ стн или, хоть мы и сумемъ его захватить, но намъ не удастся подчинить его нашимъ цлямъ, то вы должны выдать намъ еврея.
— Феджина! — вскричала Нанси, отшатываясь.
— Да, этого человка вы должны будете выдать, — сказалъ джентльменъ.
— Я этого не сдлаю! Никогда! — отвтила она. — Хоть онъ и сатана, а ко мн относился хуже даже, чмъ сатана, но я никогда не сдлаю этого.
— Нтъ? — произнесъ джентльменъ, повидимому, вполн ожидавшій отказа.
— Никогда!
— Скажите мн, почему?
— У меня есть причина, — твердо отвтила молодая женщина:- и эту причину знаетъ молодая леди, и приметъ мою сторону — я знаю, что приметъ, потому что она общала мн. А есть и другая причина — та, что, какъ бы ни была дурна его жизнь, но я веду дурную жизнь тоже. У многихъ изъ насъ общая дорога, и я не стану предавать ни одного изъ тхъ, которые могли бы меня предать и однако не сдлали этого, какъ ни были они дурны.
— Въ такомъ случа, - сказалъ джентльменъ съ живостью, какъ будто насталъ тотъ самый поворотъ бесды, котораго онъ старался достигнуть:- отдайте въ мои руки Монкса и предоставьте мн имть дло лично съ нимъ.
— Но если онъ покажетъ на другихъ?
— Я общаю вамъ, что въ этомъ случа, разъ только намъ удастся принудить его къ правд, дло на томъ и остановится. Въ исторіи Оливера есть обстоятельства, которыя, изъ чувства деликатности, не подлежатъ оглашенію, и разъ истина будетъ въ нашихъ рукахъ, они останутся на свобод.
— А если нтъ? — предположила она.
— Тогда, — продолжалъ джентльменъ:- этотъ Феджинъ не будетъ отданъ въ руки правосудія безъ вашего согласія. Я увренъ, что мн въ этомъ случа удалось бы привести вамъ доводы, которые склонили бы васъ къ перемн ршенія.
— А леди общаетъ мн это? — спросила Нанси.
— Да, — отвтила Роза:- даю вамъ правдивое и святое общаніе.
— Монксъ никогда не узнаетъ, отъ кого вы раздобыли эти свднія? — спросила молодая женщина посл короткой паузы.
— Никогда, — отвтилъ джентльменъ. — Мы такъ разскажемъ ему наши разоблаченія, что онъ даже не будетъ догадываться.