Оливер Твист
Шрифт:
— Больтеръ, — сказалъ Феджинъ, пододвигая стулъ и садясь противъ Морриса Больтера.
— Ну, я здсь, — отозвался Ноэ. — Въ чемъ дло? Не заставляйте меня что нибудь длать, пока я не кончу сть. Вотъ по этой части тутъ скверно. Никогда не дадутъ теб времени спокойно закусить.
— Да разв вы не можете говорить во время ды? — сказалъ Феджинъ, отъ всего сердца проклиная алчность своего юнаго друга.
— Конечно, я могу говорить; у меня дло подвигается лучше, когда я разговариваю, — отвтилъ Ноэ, отрзывая огромный ломоть
— Ушла, — сказалъ Феджинъ. — Я услалъ ее утромъ съ другой молодкой, потому что мн нужно побесдовать съ вами наедин.
— О! — произнесъ Ноэ. — Почему вы не приказали ей сначала поджарить тартинки изъ хлба съ масломъ? Ну? Говорите! Вы этимъ мн не помшаете.
Въ самомъ дл, не было, повидимому, большой опасности, что что либо помшаетъ ему, такъ какъ онъ услся за столъ съ явнымъ и твердымъ ршеніемъ выполнить немалую работу.
— Вчера вы славно потрудились, другъ мой, — замтилъ еврей:- превосходно! Шесть шиллинговъ и девять пенсовъ съ половиною въ первый же день! На щипаньи цыплятъ вы построите свое счастье.
— Вы забыли еще упомянуть про три кружки для пива и молочникъ, — сказалъ мистеръ Больтеръ.
— Какъ же, какъ же, другъ мой. И пивныя кружки говорили о вашемъ гені, но молочникъ — это прямо нчто безподобное.
— Да, я думаю, недурно для начинающаго, — довольнымъ тономъ замтилъ мистеръ Больтеръ. — Кружки я взялъ съ открытаго окна, а молочникъ стоялъ снаружи около входа въ трактиръ; ну, я и подумалъ, что онъ испортится отъ дождя или простудится, понимаете? Ха-ха-ха!
Феджинъ сдлалъ видъ, что хохочетъ отъ души, а мистеръ Больтеръ, нахохотавшись вдоволь, началъ усердно работать челюстями и, окончивъ первый ломоть хлба съ масломъ, принялся за второй.
— Мн нужно, Больтеръ, — сказалъ Феджинъ, пригибаясь къ столу:- чтобы вы, другъ мой, выполнили для меня кое что, требующее немалаго старанія и осмотрительности.
— Только не вздумайте, — отвтилъ Больтеръ:- подводить меня подъ опасность или опять посылать меня въ ваши полицейскіе участки. Это для меня не подходитъ, нтъ! Такъ вотъ я вамъ и говорю напередъ.
— Въ этомъ не будетъ для васъ ни малйшей опасности, ни малйшей, — сказалъ еврей. — Все дло заключается въ томъ, что надо пошпіонить за одной женщиной.
— За старухой? — освдомился мистеръ Больтеръ.
— За молодой.
— Ну, это я могу, и выполню отлично, — сказалъ Больтеръ. — Я умлъ очень ловко подслушивать еще въ школ. Что же именно я долженъ про нее вывдать? Быть можетъ…
— Вы должны будете разузнать, куда она ходитъ, съ кмъ видится и, если возможно, что говоритъ, а также запомнитъ улицу или домъ, гд она бываетъ; и все, что узнаете, вы сообщите мн.
— Что вы дадите мн? — спросилъ Ноэ, ставя свою кружку и жадно смотря на хозяина.
— Если вы хорошо это обдлаете, то получите фунтъ стерлинговъ, другъ мой. Фунтъ стерлинговъ, — повторилъ Феджинъ, стараясь
— Кто она? — спросилъ Ноэ.
— Наша.
— Ого! — вскричалъ Ноэ, вздергивая носъ. — Вы начали сомнваться на ея счетъ?
— Она нашла себ новыхъ друзей, и мн необходимо, голубчикъ, узнать, кто они, — отвтилъ Феджинъ.
— Понимаю, — сказалъ Ноэ. — Это для того, чтобы получить удовольствіе познакомиться съ ними, если они порядочные люди, не правда ли? Ха-ха-ха! Положитесь на меня.
— Я зналъ, что вы согласитесь! — воскликнулъ Феджинъ, радуясь успху своего предложенія.
— Конечно, конечно, — отвтилъ Ноэ. — Гд она? Гд я долженъ ее подстеречь? Куда я долженъ пойти?
— Все это я вамъ скажу потомъ, дорогой мой. Я укажу ее, когда придетъ время. Вы будьте только наготов, а остальное предоставьте мн.
Въ этотъ вечеръ, и въ слдующій, и еще въ слдующій, шпіонъ сидлъ въ своемъ извозчичьемъ наряд, готовый по одному слову Феджина приняться за дло. Минуло шесть вечеровъ — шесть долгихъ, скучныхъ вечеровъ — и каждый разъ Феджинъ приходилъ домой съ разочарованнымъ видомъ и коротко объяснялъ, что время еще не настало. Въ седьмой вечеръ онъ вернулся раньше и сіялъ отъ восторга. Было воскресенье.
— Сегодня она отправляется изъ дому, — сказалъ Феджинъ:- и я увренъ, что именно по этому длу. Цлый день она была одна, а человкъ, котораго она боится, вернется только незадолго до разсвта. Идемъ. Живе!
Ноэ, не говоря ни слова, вскочилъ на ноги. Еврей былъ въ состояніи такого напряженнаго возбужденія, что его настроеніе передалось и ему. Они тихо вышли изъ дома и, скорымъ шагомъ миновавъ цлый лабиринтъ улицъ, очутились наконецъ передъ трактиромъ, который Ноэ призналъ за тотъ самый, гд онъ ночевалъ, когда только что прибылъ въ Лондонъ.
Былъ уже двнадцатый часъ, и дверь оказалась запертой, но безшумно отворилась, когда Феджинъ слегка свистнулъ. Они вошли, тихо, безъ шума, и дверь за ними снова закрылась.
Едва ршаясь шептать и замняя слова нмыми знаками, Феджинъ и впустившій ихъ молодой еврей, указали Ноэ стеклянное окошечко и пригласили его взобраться туда и посмотрть на находившагося въ сосдней комнат постителя.
— Это она и есть? — спросилъ онъ шепотомъ, не боле громкимъ, чмъ дыханіе.
Феджинъ утвердительно кивнулъ головою.
— Я не вижу хорошенько ея лица, — прошепталъ Ноэ. — Она опустила голову, а свча стоитъ позади нея.
— Подождите, — отвтилъ шепотомъ Феджинъ и сдлалъ знакъ Барнею; тотъ исчезъ. Мгновеніе спустя молодой парень вошелъ въ сосднюю комнату и, якобы снимая нагаръ со свчи, передвинулъ ее надлежащимъ образомъ и въ то же время что то спросилъ у женщины, чмъ заставилъ ее поднятъ лицо.