Оливер Твист
Шрифт:
— А вы нтъ? — улыбнулся мистеръ Броунлоу.
Духъ противорчія съ новою силою овладлъ мистеромъ Гримвигомъ при вид улыбки своего друга.
— Нтъ, — сказалъ онъ, ударивъ кулакомъ по столу, — не надюсь. У него новый костюмъ, связка цнныхъ книгъ подъ рукой и пятъ фунтовъ въ карман. Онъ присоединится къ своимъ пріятелямъ ворамъ и будетъ потшаться надъ вами. Если онъ когда нибудь вернется въ этотъ домъ, я съмъ тогда свою голову, сэръ!
Съ этими словами онъ придвинулся ближе къ столу, и оба пріятеля сидли молча, не спуская глазъ съ часовъ.
Здсь мы находимъ нужнымъ замтить, — ибо это указываетъ
Сумракъ ночной надвигался все больше и больше и цифры на циферблат становились все мене и мене ясными, а оба джентльмена все еще сидли по прежнему молча и не спуская глазъ съ лежавшихъ середъ ними часовъ.
XV. Изъ этой главы читатель узнаетъ, какъ сильно любили Оливера веселый старый еврей и миссъ Нанси
Передъ нами темная комната трактира низкаго разряда, въ самой грязной части Малой Сафронъ-Гилль; въ ней такъ темно и тускло, что въ зимнее время тамъ цлый день горитъ газъ, а лтомъ туда не заглядываетъ ни одинъ солнечный лучъ. Здсь у стола, на которомъ стояла небольшая оловянная мрка и стаканчикъ, сидлъ, весь пропитанный запахомъ водки, человкъ въ бархатномъ сюртук, драповыхъ короткихъ брюкахъ, полусапожкахъ и чулкахъ, котораго только неопытный полицейскій агентъ не ршился бы признать при этомъ тускломъ свт за мистера Вилльяма Сайкса. У ногъ его сидла блая съ красными глазами собака, которая занималась тмъ, что то и дло подмигивала своему хозяину и облизывала большую свжую рану съ одной стороны рта, результатъ недавняго, повидимому, столкновенія.
— Смирно ты, гадина! Смирно! — сказалъ мистеръ Сайксъ, прерывая вдругъ молчаніе. Были ли размышленія его до того серьезны, что на него дйствовало раздражающимъ образомъ простое миганье собаки, или самъ онъ былъ взволнованъ этими размышленіями, неизвстно, но только ему захотлось, вроятно, на комъ-нибудь излить свою досаду, и потому онъ далъ пинка ногой ни въ чемъ неповинному животному.
Собаки въ большинств случаевъ никогда не мстятъ за обиды, наносимыя хозяевами, но собака мистера Сайкса отличалась такимъ же темпераментомъ, какъ и ея владлецъ, и къ тому же чувствовала, вроятно, что ее оскорбили совершенно незаслуженно. Схвативъ зубами одинъ изъ его башмаковъ, она сильно тряхнула его и вслдъ за этимъ съ глухимъ ворчаньемъ отскочила въ сторону, какъ разъ во время, чтобы увернуться отъ оловянной мрки, которую Сайксъ поднялъ надъ ея головой.
— Какъ ты смешь? Какъ ты смешь? — крикнулъ Сайксъ, схватывая одной рукой кочергу, а другою открывая большой складной ножъ, вынутый имъ изъ кармана. — Поди-ка ты сюда, діяводъ! Иди сюда! Слышишь ты?
Собака слышала, безъ сомннія, потому что мистеръ Сайксъ говорилъ самымъ высокимъ діапазономъ своего хриплаго голоса, но не имя, по всей вроятности, никакого желанія подставить подъ ножъ свое горло, она оставалась тамъ, гд была, и только заворчала сильне прежняго, а затмъ схватила зубами конецъ кочерги и съ бшенствомъ принялась грызть его.
Такое неожиданное сопротивленіе
Въ каждомъ спор только дв стороны, говоритъ старая поговорка. Мистеръ Сайксъ, разсерженный тмъ, что ему помшали расправиться съ собакой, напустился на вновь пришедшаго.
— Какой тутъ еще чортъ вздумалъ вмшиваться между мной и моей собакой? — крикнулъ онъ съ бшенствомъ.
— Не знаю, милый мой, не знаю, — съ униженнымъ видокъ отвчалъ Феджинъ, потому что вновь пришедшій былъ именно этотъ еврей.
— Не знаешь, трусъ ты этакій, воръ! — заревлъ Сайксъ. — Не слышалъ ты разв, какой здсь шумъ?
— Ни единаго звука… такъ же врно, какъ то, что я живой человкъ, Билль, — отвчалъ еврей.
— О, разумется! Ты ничего не слышалъ, ничего, — съ ироніей прервалъ его Сайксъ. — Вползешь и выползешь и никто не услышитъ, какъ ты войдешь и выйдешь. Хотлось бы мн, чтобы ты былъ собакой всего полминуты тому назадъ, Феджинъ.
— Почему? — спросилъ еврей съ принужденной улыбкой.
— Потому что правительство наше, которое заботится о жизни гакихъ людей, какъ ты, которые трусливе любой дворняжки, позволяетъ людямъ убивать собакъ, когда имъ вздумается, — отвчалъ Сайксъ, выразительно размахивая можемъ. — Вотъ почему!
Еврей потиралъ руки, сидя за столомъ, и длалъ видъ, что отъ души смется шутк своего друга. На самомъ же дл онъ чувствовалъ себя очень неловко.
— Скаль зубы, скаль зубы! — сказалъ Сайксъ, ставя на мсто кочергу и злобно посматривая на него. — Никогда не удастся теб посмяться надо мной. Ты у меня въ рукахъ, Феджинъ, и, чортъ меня возьми, я не выпущу тебя изъ нихъ! Пропаду я, пропадешь и ты! Въ твоихъ интересахъ заботиться обо мн.
— Врно, врно, милый мой, — сказалъ еврей, — знаю я это; у насъ… у насъ… общій интересъ, Билль… общій интересъ.
— Гм!.. — промычалъ Сайксъ съ такимъ видомъ, какъ будто думалъ, что въ этомъ случа еврей заинтересованъ больше, чмъ онъ. — Ну, что ты хотлъ сказать мн?
— Все прошло благополучно черезъ плавильный тигель, — отвчалъ Феджинъ, — сейчасъ получишь свою долю. Здсь больше, чмъ теб слдуетъ, мои милый!.. Ну, въ другой разъ ты мн передашь и…
— Переставь ты меня морочить! — перебилъ его Сайксъ. — Ну, гд оно? Давай сюда!
— Сейчасъ, Билль! Дай время, дай время, — отвчалъ еврей. — Вотъ! Вс въ сохранности!
Говоря это, онъ вытащилъ изъ-за пазухи старый бумажный платокъ и, развязавъ большой узелъ на одномъ изъ угловъ, вынулъ оттуда небольшой свертокъ бумаги. Сайксъ вырвалъ его изъ рукъ еврея, развернулъ и принялся считать соверены.
— Все здсь? — спросилъ Сайксъ.
— Все, — отвчалъ еврей.
— А ты не разворачивалъ свертка и не стибрилъ одного, двухъ, пока шелъ сюда? — подозрительно глядя на еврея, спросилъ Сайксъ. — Нечего обижаться на мой вопросъ… Ты не разъ продлывалъ такія штуки. Позвони!