Омут
Шрифт:
– Алёна?
– зовёт Кир.
– Ты идёшь?
Девушка оборачивается, встречаясь с ним взглядом, и с трудом сглатывает. В весенних радужках, оказывается, очень легко потеряться.
– Да, иду.
После этого парень вполне мог встать и уйти, но Авдеев не отходит ни на шаг и ждёт пока Алёна соберёт вещи, чтобы вновь их у неё забрать. И это ничуть не помогает ей в том, чтобы перестать прокручивать в голове возникшие вопросы.
Зачем, Кир? Зачем я тебе?
На его месте она бы в свою сторону даже не смотрела. Отрадная бы держалась от странной девчонки с
Ты безнадёжна, Отрадная.
Беспросветна.
Ты совершенно, напрочь, отчаянно глупа.
Тяжёлый вздох, сорвавшийся с губ, не остаётся незамеченным одногруппником. Парень поворачивает голову в её сторону и спрашивает:
– Что, Алёна?
Его взгляд и прямота почему-то вызывают румянец на щеках и удушливое желание не сдерживаться, рассказать отчего так тесно в груди, но девушка лишь прячет лицо за волосами и продолжает молчать. Потому что молчание лучше правды, а незнание лучше заданных вслух вопросов, ответы на которые она не готова услышать. Вот только Авдеев считает иначе.
– Я же не отстану, Отрадная.
Она опускает голову ещё ниже, надеясь, что Кир всё-таки передумает, но вместо этого он вдруг протягивает руку, запускает пальцы в волосы и осторожно заправляет их ей за ухо, тем самым лишая девушку укрытия.
– Не отстану, Алёна, - повторяет решительно и твёрдо.
– Не отступлю.
Её щёки краснеют ещё сильнее и Отрадная нервно поправляет ворот рубашки, абсолютно не зная, как себя вести. Сказать, что всё нормально, когда очевидно, что это самое “нормально” давно отсутствует в её жизни? Перевести разговор на другую тему? Или отрезать так часто повторяемым раньше “Не твоё дело, Авдеев!”?
– Мне нужно с тобой конфликтовать, чтобы ты была разговорчивее?
– он будто слышит её мысли, а девушка в свою очередь слышит в его голосе горькую усмешку. И из-за этого болезненно сжимается сердце.
– Тебе легче меня ненавидеть, чем…?
Коридор университета во время длинного перерыва между парами - не самое лучшее место для таких разговоров, но золотого мальчика это не волнует. Кир смотрит на неё пристально. Смотрит так, как умеет только он. И от этого сердце сжимается ещё раз, но не болезненно, как пару секунд назад, а с трепетом. Волнительно. Почти сладко.
Почему ты не договорил, Кир?
Легче ненавидеть, чем… Чем спокойно общаться? Чем дружить? Или… Что именно ты имеешь в виду?
Алёне не хватает сил взглянуть в глаза напротив. Она лишь мажет робким взглядом по его лицу и облизывает сухие губы. Кажется, что посмотри она в зелёные радужки дольше мгновения и случится что-то, с чем ей абсолютно точно не справиться. Это “что-то” наверняка имеет название, но в голове сейчас почему-то пусто и шумно одновременно. И трудно сосредоточиться на чём-то или ком-то другом, кроме парня, стоящего
Как же ты близко, золотой мальчик.
И внутри, за рёбрами, кажется, места совсем нет, но сердце продолжает сжиматься и с каждой секундой всё быстрей и быстрей, словно куда-то торопится. Словно оно куда-то или к кому-то спешит, наивно полагая, что его кто-то ждёт. Девушка пытается его успокоить. Тянет носом воздух и на мгновение задерживает дыхание, но оно не слушается. Оно просто не желает её слышать.
– Алёна….?
Золотой мальчик ждёт от неё ответа, продолжая смотреть так, будто никого и ничего вокруг, кроме них вдвоём, не существует. Будто мир, жестокий и несправедливый, не имеет для него никакого значения. Будто этот разговор, несвоевременный и вспарывающий то, что было зашито-залатано наспех дрожащими пальцами, ему очень-сильно-просто крайне необходим.
– Я тебя не ненавижу, Кир, - правду сложно уместить в пять слов, но у неё это, кажется, получается.
– Больше.
После всего того, что он для неё сделал, после того, что они пережили вдвоём, после утреннего “тебя должна волновать только ты сама и никто больше” иначе не может быть. Уже не может. И с этим нужно как-то научиться жить. Научиться справляться с тоской по Роме и чувством вины за то, что уже больше не чувствует.
Я его больше не ненавижу, Ром, представляешь? Я больше не вижу в нём врага.
Но я всё также безумно, безмерно, чертовски по тебе скучаю.
Когда-то это казалось немыслимым и совершенно неправильным. Когда-то Кир Авдеев проходил мимо, одним взглядом смешивая её с грязью. А сейчас, в это самое мгновение, в его глазах жил апрель - робкий и настойчивый одновременно. С капелью, яркими солнечными лучами, прогоняющими холод, и подснежниками.
– Я тебя тоже. Давно.
Она вскидывает глаза и всё-таки смотрит в весну, что опутывает её с ног до головы. Голос парня звучит ломанно. Неровно. Хрипло. И это "давно" прокатывается по напряжённым до предела нервам, заставляя девушку невольно замереть. Кир это замечает. Замечает с пугающей лёгкостью и пытливо щурится, словно хочет заглянуть в неё ещё глубже и что-то очень важное для себя там увидеть, не подозревая, что Алёна Отрадная пуста. Пуста совершенно и, наверное, уже навсегда.
– Давно?
– зачем-то переспрашивает.
А он зачем-то невпопад отвечает:
– Ты даже не представляешь как сильно.
Это ставят её в тупик. Это вызывает у неё потерю дара речи и ощущение нереальности происходящего. Это не объясняет абсолютно ничего и в то же время говорит о многом.
– Тогда… - она сбивается, облизывает губы и вновь поправляет треклятый воротник, не зная куда деть руки.
– Тогда получается, что мы не… Не враги?
– Я тебе - нет.
И Алёна верит. С первой секунды. Даже зная, что это крайне безрассудно и неправильно. Верит. Потому что откуда-то чувствует, что золотой мальчик абсолютно искренен. На виду у всех, сильный характером и душой, тёплый взглядом и улыбкой, чужой обстоятельствами и общим прошлым, он полностью, всецело и безусловно с ней честен. Тогда как она в свою очередь…