Оскол
Шрифт:
Но даже политзачеты когда-нибудь проходят. Уже был вечер, когда я пошел сдавать ведомости учета расхода боеприпасов и в дверях столкнулся с какой-то девчонкой. Ведомости разлетелась по коридору. Девчонка ойкнула и бросилась собирать бумагу. Очень уж не хотелось мне сгибаться - шум в голове, да и желудок пошаливал. А она, присев на корточки и прижимая к груди бумажный ворох, сказала полуобернувшись:
– Я сейчас, я быстро все подберу.
И полуоборот этот и быстрый взгляд из-под рваной челки очень скоро стали меня жечь. Нет, мое сердце не
Наверное, по сто раз на дню приходилось встречать раньше это чудо - и ничего. А сейчас вдруг ее необычная внешность приковывала к себе, как магнит. Черные волосы клиньями, белая, белая кожа, и вместо полагающихся в таких случаях "очей черных" - глаза серо-стального цвета, цвета ледяного балтийского неба.
И еще она отличалась от своих подруг, не становясь при этом белой вороной. Девчата прислушивались к ее мнению. Это я замечал. Парни тоже не обходили стороной, однако предпочитали все же общество сверстниц более понятных. С теми можно было купаться, шутить, дурачиться, назначать свидания. Даже целоваться, наверное. С ней нельзя. Причем не из-за напускаемого ломания, а вследствие чего-то идущего от сущности человека, от самого "я": величественного, гордого, недоступного и в то же время притягающего и по-девчоночьи непосредственного.
Что делать? Собирать листы рядом с ней? Стоять на месте? Подойти? Нет, подойти боязно. Я казался себе слоном возле хрустального колокольчика, и, вцепившись в стул, боялся даже моргнуть.
Пачка бланков была мне протянута со словами: "Вот, Андрей Антонович, возьмите".
– Да-да, спасибо... мнэ-э.
– Я Астра. Астра Далматова.
– Очень приятно. Андрей. Андрей Антонович.
Астра улыбнулась:
– Я знаю.
– А! Ну да. Ты, наверное, ищешь Полтавцеву?
– Нет, я жду вас.
Это было уже слишком. Стрелы из глаз и откидывание челки я мог еще вынести. Это - нет. Я не заслужил того, чтобы меня ждала снежная королева.
– Зачем?
– Вы вчера удостоверение потеряли.
– Я?
Отведя глаза, Астра молчала.
– Потерятелось... терерялось... тьфу! Я обронил его где-то, Оля!
Астра всё молчала, но теперь это молчание сделалось осязаемым. Его можно было грузить лопатами и развозить на телегах. Стремясь облегчить свинцовую обстановку, я начал рассказывать, что потерял дорогу, сбился, опять начал. А ей видать надоела моя мелкая суетливость, и принцесса сказала:
– Меня зовут Астра.
Я раз в пять сильнее начал суетиться, желая только одного: скорее все объяснить, чтобы она не ушла, не поняв.
– Я... Мне... Я слышал... это... значит...
Сжалившись, Астра сказала, что я мог недослышать.
– Вот-вот, - обрадовано закивал я.
– Недослышал!
Улыбнувшись, она спросила:
– Так вы зайдете к нам забрать его?
– Ну конечно, Астра!
– Я еле удержался, чтоб не схватить ее за руки.
–
Оставалось только уговорить Советку Полтавцеву отнести мои бумаги, но по дороге я был перехвачен комсоргом Жуковым и препровожден в красный уголок. Оказалось, что приехал товарищ из горсовета Осоавиахима, ответственный за проведение стрелковой спартакиады.
Уполномоченный направлял нашу деятельность в какое-то русло, чертил схемки зеленоватым крошащимся мелком, вскрывал недостатки и тут же намечал пути их устранения. Потом на трибуну поперся начлагеря, потом комсорг Жуков обещал повысить общий процент попадаемости и, взывая к бдительности, поминал "еще живые тени врагов народа". Завели разговор про заводы, не отпускающие рабочих в снайперские школы...
Уже стало темнеть, и пошел дождь, а вся эта говорильня продолжалась. Я попытался улизнуть, но начальник лагеря пришиб взглядом к стулу и сделал такое страшное лицо, что пришлось выдавать неловкую попытку за желание сесть подальше от окна. Когда "народный хурал" наконец окончился, я сразу убежал под прикрытием вставших разом инструкторов. Еделев не смог меня задержать - орать через головы в присутствии ревизующего товарища он не решился.
Я выскочил на крыльцо.
Астра стояла под навесом, съежившись и держа руки в карманах. Прям беда с ней.
– Ты чего мокнешь?
– Я вас жду, Андрей Антонович.
Проклятье! Ну как ей, дурочке, объяснить. От избытка чувств я чуть не сказал ей что-то "эдакое". Надо себя в руках держать, а то бухну вдруг "милая" или, вообще, "любимая". Голову при ней я, конечно, теряю, факт. Поэтому сказал как можно строже:
– Стрелок Далматова, вы промокли и замерзли. Возьмите мой пиджак.
Мне пришлось укутать снегурочку и отвести к Полтавцевой - до палаток девчонок было около полукилометра.
Продрогла Астра изрядно. Хотя девчонки в нашем лагере неженками не числились, любую физкультурницу схватит пневмония, постой она пару часов на холодном ветру. Ее надо переодеть в сухое и натереть спиртом. Которого, правда, нет, зато есть похмельный самогон. И комплект чистой байки. Но как это сделать? Только от одного ее присутствия голова чумная, а надо как-то сказать: "раздевайся да ложись в постель".
Я опять нацепил маску сурового отца-инструктора и стал рубать команды: "Переодевайся вот в это, укрывайся вон тем, растирайся вот этим".
– А этим, это чем?
– Это?... м-мм...
– Я помахал в воздухе рукой.
– Это спирт.
Девушка подозрительно скосила глаза на мутное стекло фляги:
– Он больше похож на самогон.
– Ну, самогон. И ладно. Ты ж растираться будешь в профилактических целях.
– А я им буду пахнуть!
– Далматова! Тебя здесь нюхать никто не будет.
– А вы?
– А я пойду и принесу чего-нибудь горячего.
Астра откинула назад волосы и начала стаскивать рубаху. А я, ошпаренно выбегая, был остановлен ехидным вопросом: