Оскол
Шрифт:
В конце очередного коридора я упал, накрыв телом что-то плоское и металлическое.
– Капитан, здесь штука странная, - заорал я Мальцеву, светя в железную, похожую на мину коробку.
– Не трогай!
– Мальцев топтался в проеме, около изготовившегося огнеметчика.
– Это мы ловушки ставили.
– На кого?
– На Гитлера. Быстрее, Саблин, ходу!
Везло нам страшно долго, несмотря на близкую, угадываемую по бесчисленным шевелениям за спиной, грозную массу. Плутоновские сержанты, разворачиваясь, отгоняли ее, но заряды уже были на исходе. Один баллон пуст.
Сначала прокололся "гопник". Прокололся глупо, споткнувшись о проволоку. Задавив пяток набросившихся тварей, он отбился, но рука и бок сильно пострадали. Его подхватили и поволокли вперед.
Лиходея атаковали у входа в огромный зал с десятиметровым потолком. Ефрейтор, бежавший за огнеметным командиром послушным дауном, внезапно оттолкнул Горииванова и первым выскочил из тоннеля.
Но и Лиходея отбили у врагов. Мальцев, размахнувшись, бросил последний шар. Его яркий свет в колеблющемся вое буквально сметал крысье. Звери скрюченно ползали и делали слабые попытки убраться подальше от сверкания.
Темная пустота огромного зала взрывалась огнем. Мы пробивались к центру подземной площади. Те из крыс, что хлебнули горячего вблизи тоннеля, медленно разворачивались, то и дело, ломая строй. Но другие, только что просочившиеся из подземелья, мягко шлепались о бетон и длинными прыжками неслись к нам. Горииванов стоял позади всех и, пока огнеметчик дергал заевший клапан, бил крыс из пистолета. Можно было только дивиться цирковой скорострельности майора. Стрелял он сразу с обеих рук, виртуозно меняя обоймы.
– Пикет в сотне метров, огня дай!
– закричал грязный и страшный Мальцев.
Клапан, словно испугавшись, стал на место и "плутоновец" дал с колена длинную огненную струю.
Мы втянулись в коридор, минуя путаницу разваленных скаток железной проволоки. Горииванов шел замыкающим, водя ствол огнемета за белым светом шахтерской лампы и не стреляя. Очевидно, и его баллон почти опустел.
Серые перекрыли коридор. Теперь одно могло помочь - бегство. Может, появится спасительная дверь? Или окно? Или хоть какая-нибудь форточка? А-а-а! Ч-черт! Резкая боль подожгла ногу, заставляя прыгать и махать сапогом. Тут же Волхов сбил вцепившуюся гадину:
– Бежать!!!
Одолев десяток шагов, я понял, что не ходок. Наверное, подрезала сволочь зубами какую-то жилу и теперь сотни стеклянных лезвий впивались в горячую от крови ногу. Взяв автомат наизготовку, я дождался появления орущего серого клубка и уже не берег патроны.
Я стрелял, сидя в луже крови.
Я бил по наплывающему из глубины тысячеголовому жрущему зверю.
Я драл его свинцовыми когтями в маленькие разлетающиеся ошметки.
В сотни рваных кусков.
А когда щелкнул пустым железом затвор, чьи-то руки потянули меня за воротник. Вперед по скользкому полу. Вперед под слепящим лучом, невесть откуда взявшегося прожектора.
– Свет! Свет есть!
– закричали впереди, и одна за другой на потолке стали зажигаться яркие желтые звездочки.
Больно ударив о порог, меня втащили в неизвестную комнату. Горииванов клацнул рычагом,
Первое время было слышно, как возятся с огнеметами "плутоновцы", как Мальцев хлопает дверцами металлических шкафчиков и как стонет Лиходей. Однако вскоре все угомонились, разбредшись по углам. Один Горииванов считал что-то, но вскоре утих и заснул на топчане.
Сначала я как-то не ощутил необычность обстановки. Но, присматриваясь, меня стало одолевать странное какое-то чувство: будто попал на аттракцион с диковинными вещами. Я перелистал брошюрку по технике безопасности, которая зачем-то объясняла, что "обвязывать колени утопленника следует крест-накрест". На длинном стеллаже были разложены противогазы, один из которых был явно не для человеческой головы. Да еще с двумя шлангами. Рядом лежали трехпалые резиновые перчатки.
Нарисованное масляными красками окно на глухой стене изображало двор-колодец и хотелось подойти к нему, чтобы поправить нарисованную форточку. На Феликса Дзержинского, с усталой грустью рассматривающего схемы боевых построений крыс, строго взирал старик в ливрее, его фотокарточка располагалась напротив.
У меня даже голова немного закружилась от таких сюрпризов. А может от потери крови? Мальцев, перевязывая мне ногу, хмурился:
– Да, подъели тебя маленько!
И заставил выпить растворенные в воде таблетки.
– Странно тут у вас, - сказал я, разлядывая синюю табличку с надписью "ОСКОЛ. Образцовый подучасток 7".
– ОСКОЛ это что?
Капитан пояснил:
– Особая Комендатура Ленинграда. Комендатура, стало быть... Особая, потому что контингент тоже особый. К примеру, тех что "плутоновцы" гоняют. Ну, ты их сам видел.
– А что, и другие есть?
Мальцев пожал плечами:
– И другие есть. Вообще, всякие есть. Потому, наверное, отдельные несознательные личности у нас расшифровывают "контору", как ОСиновый КОЛ. Но это глупое хохмачество.
– А здесь у вас что, узел обороны?
– Да нет, это сборный пункт, - капитан засмеялся.
– Обычный старый подвал.
– Подвал?
– Я показал на выложенные тесаным камнем стены.
– Это нижний ярус крепости или монастыря. Так строили монахи при шведском короле Густаве Ваза. Кладка по датскому способу, но камень уложен на раствор с вкраплениями слюды. В середине шестнадцатого века.
Мальцев выпучил глаза.
– Ты что, архитектор?
– Историк. По довоенной профессии. Диссертацию даже начинал писать.
– По крепостям?
– Нет, - я хмыкнул, - по карело-финскому эпосу. Калевала. Слышал про такой?
– Да уж знаком, - капитан в задумчивости потер затылок.
– Слушай, "калевала", а ну глянь сюда.
Он живо подхватился и, отодвинув самодельного вида пожарный щит, ткнул пальцем в стену:
– Оцени!
Одного взгляда, брошенного на барельеф, хватило, чтобы потерять душевное равновесие. Это было изображение Мана - дохристианского божества чуди, - переделанного в католического святого Климента. Подобное изображение было в запасниках Университета и охранялось, как Боевое Знамя.