Оскол

Александр Юм

Дым прибывал, но ему не было места и получалась какая-то дикая круговерть, выплевывающая, то когтистую лапу в чешуе, то живот с глазами, то сросшиеся кабаньи морды и жуткую ногу - нога была сломана и торчал из нее крашеный белым горбыль, там, где полагается быть кости.

Потом кривляние тьмы прекратилось, и земляной круг втянул в себя так и не сформировавшийся во что-либо дым.

А-а, сука, не нравится! Я тебе и ток обрежу!

Через секунду меня облило смрадной жижей из пирамиды. Мощный фонтан сбил с ног, и карабин кувыркнулся в дальний

угол. Теперь выстрелить не успею, а зверь молниеносно лепит новое тело из земли. Да. Это был чужак, подобный тому, что я завалил возле Пискареки. Мыслящая пустота, вбирающая внутрь все, с чем сталкивается. Черный карлик из другого мира, где вторая земля родит таких вот обитателей.

Я попробовал открыть глаз, отдирая жгущую дрянь с лица, и увидел, как переваливается через ломаный бетон серая колбаса, колотя жирным концом. Зверь начинал жить. Начинал здесь, в этом доме. Пока лишь первые неуверенные шаги делал он своими щупальцами, и одно из них ползло в мою сторону.

Блевотный росток обхватил ногу, потянув меня к хрипящему гнильем нутру. Попытка уцепиться за ржавый поручень изначально была дурацкой. Зверь или ногу бы оторвал или железную скобу.

Но что обиднее всего - забздел я.

Даже разрядник не вытащил. Только у самого земляного кратера сподобился на что-то военное - рассыпал пяток гальванических зарядов с белыми полосками.

Зажатый чавкающим объятьем, я видел смутные обрывки нелепых кошмаров, проносившихся в голове подобно грохочущим поездам. Кажется, и "помоги, Господи!" малодушным пятном легло на совесть. И захлебывающийся крик был. И не кольцо ЭФ-1 я дергал, а воротник с зашитой ампулой "Быстрая смерть". Но возле бетонного обрыва увидел я око чудовища и схватил чеку.

Это я не дам тебе жизни, падлюка. Не летящей смертью будешь ты, а воняющим в грязи червяком, жрущим падаль. И если что-то останется от тебя сейчас, то мои товарищи доведут работу до конца.

Ударил взрыв, и стало легко.

А потом, совершенно спокойно, я обнаружил себя лежащим на прежнем месте с гранатой в боевом положении. Чека блестела на мизинце.

– А-а-а!
– понесся мой крик, а за ним полетела и фугаска.

Плохо полетела. Я ее и не бросил даже, а откинул двумя руками, как дохлую гусеницу - прямо в бездну. Фугаска ударилась о кромку этой бездны и скатилась вниз. Разорвавшись через пять секунд, сожрала весь воздух вокруг себя, обращаясь в ничто. И стремившееся в наш мир зло влетело в это ничто, мгновенно превратившись в такой же вакуум, плотно запечатавший найденное разведчиками ада окно.

А до этого бухнул, оказывается, карабин Михея, оторвав зверю жирную лапу, которой он тащил меня в пасть.

– Спасибо, брат, век не забуду.

– Да ладно, чего там, - отмахнулся Сарафанов, наводя карабин в сторону бывшей бездны. Оттуда поползли оставшиеся тонкие стебли, хотя и вялые, но многочисленно-готовые к поеданию.

– Прет нечисть!

Снова озарился огнем карабин, плавя шевелящихся червячков кислотным патроном. Теперь все. Ежели гад не смог

принять облик, он уже не боец, так - дрянь мелкая. Как я его... воздухом!

– Слушай, а где Волхов? Руис?

Михей осмотрелся вокруг и, кинув десяток спецовок на цементные мешки, присел с видимым удовольствием.

– Эй, мучачо, где ты?

Слабый голос, больше напоминающий отвратительную по выговору брань, зашелестел невдалеке.

– La mazmorra del diablo, проклятый колдун чуть не убил меня.

Михей, скрестив ноги на трупе Собачакина, резвился:

– Какой нехороший колдун! Задумал убить мирного спеца, товарища Руиса Хименеса.

– Коста мертвый.
– Испанец еще два раза переставил подгибающиеся ноги и словно мягкая кукла привалился к стене.

– Что?!

Сарафанов метнулся в темень, я за ним, но внезапно спружинивший Руис бросился наперерез.

– Не велеть, не взять, este hotel!
– хрипел испанец, отталкивая нас, потому что после установления факта смерти в бою с чужаком, к осназовцу могли подойти лишь штрафники-похоронщики.

– Иди к черту!
– рвался Михей и, не совладав с рослым испанцем, в бессилии ударил железную дверцу шкафчика. Я скрипел зубами, переживая вскипевшую боль несправедливой утраты.

Руис следил исподлобья за каждым нашим движением.

Потихоньку отпустило. Мы стали готовить к утилизации трупы убитых нами тварей. Фиксаторов не оказалось и пришлось обматывать трупы Собачакина и адского сварщика изолентой. Накладывая крест под коленями, немного успокоившийся Сарафанов сказал мне:

– Гляди, чтоб клеилась, а то интенданты срок годности всегда на два множат.

Сварщика запеленали, и я отправил ребят на воздух, оставшись на вахте. У выхода Руис обернулся.

– Может, я останусь, командир?

– Давай-давай, не спотыкайся. У меня нога что-то... Посижу здесь.

Испанец ушел, а я поудобней умостился возле подвального оконца. С лодыжкой было и вправду не очень. Земельная погань, кроме того что суставы чуть не вырвала, так еще и мясо кое-где окружилось черной пленкой. Весь почти санкомплект потратил: и калиевый раствор, и вонючий пластырь, и центамин, и полную банку ультрамагнезии. Надо еще соль втереть на профилактику. Звякая угнетающим никелем шприца, я вдруг почувствовал, как мелко задрожал воздух...

Вот, значит, какой он!

На старых гравюрах Хога изображают патлатым зверем с клювом, острым и длинным. А на деле это и не клюв, хобот какой-то висит вместо носа.

Уродец начал раскачиваться на длинной ножке, цепляясь за край пирамиды. А мне как-то впополаме - сижу, радуюсь. Страха, вообще, никакого, только магнезия булькает. Хотя знаю, что рядом путь в могилу. Не превратился он в замкнутое поле энергии, которое кельты прозвали баньшей. Не добрал силы варяг, которая делает его круче любого призрака и теперь он злой и маленький, как вонючий зверь скунс, имеющий три полоски на брюхе. Вот все, что осталось - недоношенный отросток со злобными глазками.