Оскол

Александр Юм

– Неизвестная субстанция, - подвел он итог, обходя белый студень.

Шли мы не в косой нахлест, как советовал Руис (а ему знания достались от охотников-иезуитов), и поэтому, видать, проскочила незаметной первая синяя зарница. Я уже был недалеко от проема в соседний подвал, когда Михей крикнул, поворачиваясь назад:

– Смотри, старлей!

В жирной темноте что-то мигнуло фиолетом и рассыпалось маленькими искрами. Синим цветет болотник, странное существо, приходящее в город с теплыми ветрами. Когда наступает лето, этот рыхлый и, в общем-то, флегматичный орвер становится опасен. В темноте он едва отличим от кошки, поэтому

не обращают на его присутствие должного внимания. А болотник выбирает себе жертву - одинокого человека - слабого или больного, - дожидается, пока тот уснет, и забирает жизненную силу. Организм его представляет собой смесь признаков млекопитающего, рептилии и насекомого. Единственное что его выдает - это свет в момент поглощения. И тут болотника лучше не трогать - маленький поганец может наброситься, и послесловие укушенного о мохнатом клубке с паучьими ногами отнесут к бреду при бешенстве. Еще нельзя встречать его взгляд - можно провести недолгий остаток жизни в повсюду кажущемся фиолетовом тумане.

Прилипнув к ограждению, Сарафанов изрядно убавил пыли, вытирая лицом доски, но что там внутри, так и не определил. Наконец, вогнав в щеку острую занозу, лейтенант предложил осмотреться по периметру. Я разрешил:

– Ладно, только быстрей давай, а то он уже вовсю шурует.

Дверь нашлась метров через пятнадцать. Самая настоящая дверь с табличкой: "Стой! Высоковольтное напряжение" и самодельным плакатом чуть ниже: "Участок 2-бис".

Стрелка прибора гуляла под стеклом, и я сунул отошедший на покой механизм за пазуху.

– Так, Михей. Я открываю дверь, ты кидаешь "Вспышку" и падаешь на землю. Далее по обстановке.

– Понял.

"Участок 2-бис" взорвался лимонной вспышкой ослепляющей гранаты, высвечивая ворвавшегося с другой стороны испанца в летной фуражке, закрывающегося ладонью Костю, какого-то упавшего человека и неподвижную фигуру с черной головой и лапой в синих молниях. Я целил прямо в черную голову, но термопатрон впился метра на полтора выше. Сарафанов, гад, руку подбил сапогом и улыбался без раскаяния. А грозный карабин цеплял стволом грунт.

– Вы чё, мужики, совсем подурели?

С земли отозвался испуганный дядька, отряхивая спецовку.

– Одни винтарь в зубы тычут, другие сигналки швыряют... А у нас план, между прочим. Двадцать ферм за день, хоть кровь с носа.
– Он ткнул рукой в железную паутину, кучей сваленную под оконцем.
– Ну, скажи им, Серега!

Фигура, бившая молниями, сорвала лицо, которое валялось теперь бесхозно и матово круглело черным сварщицким оком.

– Готово, - отставил держак сварщик и обратился к стоящему рядом Косте: - Закурить есть?

Пока Волхов рылся в карманах, я успел заметить железные шкафы, тиски с разваленными губами, электропечку и металлическую пирамиду. Для чего им затеялось ваять в подвале такую мудреную штуку?

– Все, парни, шабаш, - хмыкнул Сарафанов.
– Воздушная тревога. Всем пора в убежище.

– Та ладно, командир, не все равно в каком подвале накроет?
– Коренастый мужик в спецовке открыл зеленый шкафчик и вытер потное лицо, бросив майку на глянцевую лыжницу из "Огонька" (дверца была заклеена подобными силуэтами, в основном, женского пола).
– Да и работы на полчаса, два захода и готово! Сам товарищ управхоз Дрейцер торопил: "надо, говорит, Собачакин, в срок металлофермы сдать. Их на укрепрайоне ждут, скоро машина за ними будет.

Быстрее, понимаешь, надо, уважаемый". Понял? Уважаемый! А ты - бросай... немцы!

Собачакин превратил пальцы в кулак.

– Да мне эти немцы тьфу, я их на Луге, как тараканов, давил мозолистой рукой.

– Как же товарищ управхоз собирается эти железяки отсюда вытаскивать?
– спросил Костя.
– Вы ж их в одну посваривали. Теперь ни в какую дверь не пройти.

Костя прав. Я внимательно присмотрелся к подозрительной пирамиде. Сие удивительное творение питерских левшей не то, что в двери не влезет - его, вообще, нельзя оторвать от пола, ввиду нескольких заколоченных в бетон штырей. К ним и была приварена пирамида двойным швом. А в середине зачем-то выбили стяжку идеально ровным кругом, прямо до грунта. Тут же валялись выбитые куски бетона, один из которых повалил табурет с доминошными костями. "Дупель шесть" упал в середину ямки и одиноко белел там.

– Ай, начальство знает, - махнул рукой Собачакин и опять стал вытираться.

А я, чем больше смотрел на пирамиду и ее ваятелей, тем меньше мне все это нравилось. Уж больно похожа была эта арматурная вязь на проекционную пентаграмму, из-за которой пришлось взорвать церковь на Аптекарском острове.

И еще меня сомнение взяло: чего они шлаком сварным дышат? Компрессор ведь есть - маленький пыльный агрегат с "тысячным" движком стоял рядом. Чтобы отыскать кнопку, мне пришлось нагнуться к мотору, а Сарафанов взялся устанавливать принадлежность этих двоих к учреждениям трудового фронта.

– На каком основании вы проводите несанкционированные МПВО огневые работы?
– заскрипел его голос.
– Где разрешение?

– Так ведь Дрейцер...
– потеряно ответил Собачакин и опять взмок.

Чего он потеет все время? Глазки бегают. Может, они подкоп тут замыслили в гастрономию напротив?

Михей стребовал документы и потный слесарь начал рыться в куче спецовок, рукавиц и штанов.

– И ваши, - сказал я сварному.

Парень усмехнулся, ворочая пальцами в нагрудном клапане.

– Здесь наряд и пропуск, - он отдал Волхову корочки, а затем, сняв держак, ткнул в Костю электрическим кабелем.

Если бы Михей успел бахнуть из карабина, все вышло бы по-другому, но этот хрен Собачакин толкнул от стены арматурный хлам, и стальной центнер похоронил моего лейтенанта. Руис тоже не стрелял - сварщик, держа тело Кости как щит, добился ближнего боя с испанцем.

Я же стоял как дурак, не зная кого выручать: машущего ножом испанца или Сарафанова, восставшего вдруг из железной могилы. Однако проблема выбора недолго мучила. Брошенный в середину пирамиды кабель плавил землю желтым пламенем, и вскоре над кругом появилась черная тень, подрагивающая маленькими вихорьками. Через секунду тень стала тьмой, оформилась в подобие головы с плечами и стала шумно расти.

Оно росло активно, все более превращаясь в уродливое тело, наполовину вылезшее из пола. Надо было прежде всего сломать рубильник, дающий энергию, но я быстро пнул сапогом в ободранную кнопку "пуск" и направил шланг компрессора туда, где должна была находиться голова.

Не знаю, что подвигло меня. Черный туман заимел в середине себя здоровенную дырищу, и, водя шлангом вправо-влево, я отрезал ломти тьмы от материнского организма. Там, где воздух резал куски вне пирамиды, они падали на пол и червились короткими смоляными стеблями.