От Рафаэля до Кавалера д’Арпино. Устройство римских живописных мастерских XVI века
Шрифт:
Видимо, проживавшие в доме Микеланджело художники, и Мини в том числе, были его друзьями и слугами: он отдавал себе отчет, что никогда не научит их ничему, и такое положение дел вполне его устраивало. Указание Вазари на помощь друзьям, которую Микеланджело предпочитал любым другим занятиям, можно в данном случае истолковать как вполне ясное объяснение, почему мастер тратил время на этих «учеников» [284] .
В таком случае следует рассматривать факт передачи Микеланджело своих рисунков и картонов другим художникам тоже как дружеский жест. Картоны, как и другие виды собственности, передавались по наследству, дарились, становились приданым. В марте 1532 года Мини писал Микеланджело из Лиона во Флоренцию, что планировал написать три картины, пользуясь подаренным ему картоном для изображения Леды (1529–1530; картина Микеланджело по этому картону не сохранилась). Однако нет никаких сведений о том, чтобы картон был подарен ему с целью создания с помощью этого картона новых работ: Вазари указывает, что Мини получил рисунки, картоны и модели из воска и глины перед отбытием во Францию, потому что нуждался
284
Вазари Дж. Указ. соч. C. 1124–1126.
285
Вазари Дж. Указ. соч. C. 1093–1094.
286
Armenini G. B. Op. cit. P. 101–102; Hirst M. Michelangelo and His Drawings. New Haven, London: Yale University Press, 1988.
Полезной подробностью в составлении портрета Микеланджело-учителя становится также и сам дом, в котором жили его так называемые ученики. Если мастерской Рафаэля достался дворец около Ватикана, то Микеланджело нашел пристанище в самом сердце Рима, в гуще непарадного города, на правом берегу Тибра среди узких средневековых улочек и античных руин. От семьи папы Юлия II делла Ровере он получил в пользование дом на мясном рынке Марчел-де-Корви в 1513 году [287] . Дом был окружен знаменитыми сооружениями: неподалеку находятся колонна Траяна, Капитолийский холм, римский Форум, папский дворец (палаццо Венеция). Позднее этот район будет многократно перестроен, трансформировавшись в одну из самых представительных площадей. Но в начале XVI века никто не смог бы назвать сколько-нибудь престижным жильем скромные строения на старом рынке. Когда там жил Микеланджело, рядом возводили цеховую церковь пекарей, Санта-Мария-ди-Лорето. Но строительный шум — меньшее из зол по сравнению с базарной руганью, шумом, вонью обрезков мяса на раскаленных римских камнях. Уже в старости в очередном приступе ярости мастер образно описал в стихотворении это свое жилье как «гробницу», «скорлупу для мозга» и «ампулу, в которой заперт джинн». Он писал, что пауки («Арахна и ее помощницы») «прядут свои нити» внутри дома, вокруг испражняются «великаны» и воняет «кошками, падалью и дерьмом», в то время как в городе стоят и «богатые дворцы» [288] .
287
Дом, в котором жил Микеланджело, был снесен в 1874 году. На холме Яникул сейчас стоит его реконструкция, возможно, не отражающая изначального вида постройки.
288
Здесь приведены цитаты из приведены переведенные автором книги цитаты из стихотворения Микеланджело I’ sto rinchiuso come la midolla (около 1548–1549), известного на русском языке в весьма вольном переводе А. А. Вознесенского под названием «Фрагмент автопортрета». Il Carteggio di Michelangelo, V. 2. P. 227.
Наверное, именно потому, что дом этот был столь неприятным, ни один из биографов при жизни Микеланджело — Джорджо Вазари и Асканио Кондиви — не указывали его точного месторасположения. Буонарроти подолгу отсутствовал в городе, ведь покровители ждали его в других центрах. Когда же он был в Риме, ему приходилось проезжать мимо городских палаццо по дороге в Ватикан.
Отдавая часть дома в пользование мастера, семья делла Ровере надеялась подтолкнуть его к завершению гробницы папы Юлия II. Но в итоге проектирование гробницы затянулось на десятилетия, и дом все больше и больше переходил в собственность Микеланджело. Именно здесь, по легенде, художник впервые встретил свою подругу, поэтессу Витторию Колонна, маркизу де Пескара. Дом на Марчел-де-Корви был неправильной формы. Его главный вход, «туалет для великанов», находился на перекрестке. В доме был внутренний двор с небольшим садом, вокруг которого располагались невысокие здания, где жил Микеланджело и его слуги, а также отдельная башня, вероятно, стоявшая там еще со Средних веков. Мастерская находилась на первом этаже рядом с небольшой обеденной зоной. Этажом выше были две спальни и комнаты служанок, которых Буонарроти называл блудницами. Можно представить уже из этих слов, каким хозяином он был. Помимо пауков из стихотворения, в доме также жили куры и кошки. Прислуга была нечистоплотной и часто менялась. В этих неопрятных помещениях мастер запирался от людей и жизни. На лестнице своего дома он изобразил Смерть, несущую на плечах гроб. Он мог позволить себе сменить жилье, но не делал этого, вероятно, считая, что материальные блага — не главная его цель.
У себя дома мастер мало спал и работал ночами в самодельной картонной каске, на которой крепилась свеча [289] . Так он избегал
289
Вазари Дж. Указ. соч. C. 1125.
290
LXXVIII. 1546 или 1554 год.
Но ночь не лучшее время для рисунков и невозможное для живописи. Подробности быта и распорядок дня Микеланджело снова говорят нам о его индивидуализме и нежелании работать бок о бок с другими художниками.
Себастьяно дель Пьомбо
Из-за образа жизни и характера Микеланджело его соавторами могли стать только достаточно одаренные и подготовленные художники, способные свободно интерпретировать его замыслы. Вазари писал, что
он любил и своих художников и работал с ними вместе <…> Те же, кто говорит, что учить он не желал, неправы, ибо он всегда давал советы и своим близким, да и всем, кто их у него спрашивал [291] .
291
Вазари Дж. Указ. соч. C. 1124.
Но поскольку на деле Микеланджело самоустранялся от какого-либо участия в живописном воплощении рисунков, которые дарил друзьям, этих художников, скорее, нужно все же называть даже не соавторами, а союзниками.
Первым из союзников стал Себастьяно Лучиани, известный под прозвищем «дель Пьомбо». Дружба с Себастьяно началась в момент кризиса Микеланджело, во время завершения работ над потолком Сикстинской капеллы. Этот альянс был заключен для того, чтобы совместными усилиями превзойти Рафаэля.
Венецианец Себастьяно, ученик Джорджоне, разделял творческую ревность Микеланджело к успеху Рафаэля. В переписке с Микеланджело он неоднократно хулил и Рафаэля, и его garzoni, поэтому Микеланджело стал активно ему покровительствовать, отдавать свои картоны, чтобы соперничать с Санти, не выходя при этом на римскую художественную сцену.
Себастьяно обладал талантом заводить друзей. В 1511 году он приехал в Рим не с кем иным, как с папским банкиром Агостино Киджи. Агостино заказал ему роспись люнетов на своей вилле Фарнезина. Затем, хотя качество росписи на вилле и уступало венецианским работам Пьомбо, Агостино представил его своим друзьям. После смерти Киджи в 1520 году Себастьяно с помощью Микеланджело привлек внимание еще более влиятельного заказчика — кардинала Джулио Медичи, впоследствии ставшего папой Климентом VII (1523–1534).
Когда в апреле 1520 года умер Рафаэль и весь Рим не мог прийти в себя, переживая потерю, два художника-заговорщика вели между собой тайную переписку, явно никак не сокрушаясь о кончине гения. Они торопились воспользоваться уходом конкурента для собственной выгоды. Письмо, известившее Микеланджело о смерти Рафаэля, доставили в его родную Флоренцию. Себастьяно написал ему менее чем через неделю после роковой Страстной пятницы и просил порекомендовать его для работы в Ватикане в залах, в которых только что творил великий урбинец.
Микеланджело принялся сочинять рекомендацию где-то в конце июня. Он обратился к Бернардо Довици да Биббиена, кардиналу Санта-Мария-ин-Портико, со следующими словами:
Монсеньор. Умоляю Ваше высокопреосвященнейшее сиятельство не как друг или как слуга, — ибо я недостоин быть ни тем, ни другим, — но как подлый, бедный и сумасшедший человек, чтобы Вы отдали Бастиано, венецианскому живописцу, какую-то часть работы во дворце [Ватикана. — М. Л.] после смерти Рафаэля. И если Вашему сиятельству кажется, что доброта к таким людям, как я, будет растрачена попусту, я думаю, что даже в помощи сумасшедшим можно иногда найти некоторую сладость, вроде той, которую Вы находите в луке, когда меняете диету, устав от блюд из каплунов. Каждый день на Вас работают ответственные люди; возможно, Вашей светлости следует испытать и меня в работе. Услуга, которую Вы нам окажете, будет огромной; и, если Ваши добрые услуги будут растрачены попусту на меня, они не пропадут даром с Бастиано, потому что я уверен, что он принесет славу Вашей светлости; Бастиано — достойный человек, и я знаю, что он принесет Вам славу [292] .
292
Il Carteggio di Michelangelo. V. II. P. 156. V. 2. P. 232; Burke J. The One about Michelangelo and the Onions: Jokes and Cultural Anxiety in the Early Sixteenth Century // Studies on Florence and the Italian Renaissance in Honour of F. W. Kent / Eds. C. Hewlett, P. Howard. Turnhout: Brepols, 2016. P. 495–516.
Именно это удивительное письмо является самым точным отражением заговора против бывшей «команды» Рафаэля, который замыслил Микеланджело со своими соратниками. Оно не может не вызвать улыбку у современного читателя: признанный при жизни одним из величайших гениев эпохи, мастер называет себя подлым и сумасшедшим, сравнивает работы своих соратников с едким луком, пищей бедняков, и именно этими аргументами надеется привлечь внимание заказчика к своему подопечному.
Позабавило письмо и адресата. 3 июля Себастьяно сообщил во Флоренцию, что Довици спросил его, читал ли он это письмо.