Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

Фляйшхауэр Ингеборг

В это время Гитлер и в самом деле очень интенсивно занялся «рус­ской альтернативой» [777] . 19 июня 1939 г. Петер Клейст сообщил одному из агентов советской разведки, что «в течение последних недель Гитлер обстоятельно занимался Советским Союзом и заявил Риббентропу, что после решения польского вопроса необходимо инсценировать в германо-русских отношениях новый рапалльский этап и что необходимо бу­дет с Москвой проводить определенное время политику равновесия и экономического сотрудничества» [778] . Советское правительство также узнало, что Гитлер все еще колебался между мирным и военным реше­нием польской проблемы, что для последнего случая военная акция Германии против Польши намечена на конец августа — начало сентяб­ря и что приготовления почти закончены. Советское правительство получило подробнейшие детали планирования, в том числе ему стало известно, что Гитлер намеревался нанести Польше несколько быстрых уничтожающих ударов, чтобы в кратчайший срок сломить ее сопротив­ление и ограничить войну местными рамками прежде, чем западные державы успеют прийти в себя. Клейст передал агенту и схему предпо­лагаемой германо-польской границы. Согласно этой схеме, в состав германского рейха включались польский коридор, Данциг, район Сувалки, Верхняя Силезия вместе с индустриальным комплексом, райо­ны Тешин и Билитц. Новая граница должна была проходить от города Торунь в направлении городов Познань и Лодзь, которые, однако, оста­вались за пределами новых границ рейха. Клейст прокомментировал это многозначительными словами: «Будем ли мы соблюдать эту грани­цу после решения польского вопроса — это другой вопрос».

777

Kordt. Akten, S. 310; Below. Adjutant, S. 170.

778

Запись беседы германского журналиста с ведущим сотрудником бюро Риббентропа П. Клейстом, 19 июня 1939 г. («СССР в борьбе за мир...», № 333, с. 454-457).

Предупреждения подобного рода Советское правительство получи­ло в эти дни и из США. Из поступивших в Брюссель сообщений бывше­му американскому послу в Москве Дэвису стало известно, «что война как результат агрессии Гитлера уже на пороге и начнется или перед днем рождения Гинденбурга в августе, или же перед нюрнбергским съездом партии в сентябре» [779] .18 июня президент Рузвельт пригласил Дэвиса на завтрак и поинтересовался состоянием советских перегово­ров с Англией и Францией. Дэвис, который неоднократно предупреж­дал английское правительство, ответил «откровенно», что он очень обеспокоен. «В дипломатическом корпусе в Брюсселе, — сказал Дэ­вис, — все говорят о том, что Гитлер использует любые средства, чтобы разобщить Сталина с западными государствами. От весьма высокопо­ставленного лица в Европе мне известно, что Гитлер и Риббентроп со­вершенно уверены в том, что смогут сманить Сталина у Англии и Франции. Президент ответил мне на это, что он попросил посла Уманского [780] , когда тот уезжал в Москву, сказать Сталину, что если его пра­вительство будет сотрудничать с Гитлером, то Гитлер — и это ясно, как божий день, — разгромит Францию, повернется против России и насту­пит черед Советов». Президент попросил Дэвиса по возможности «до­вести эту весть до Сталина и Молотова».

779

Davies. Botschafter, S. 348.

780

Сталин назначил К. А. Уманского временным поверенным в де­лах, а позднее полпредом в Вашингтоне в связи с вновь пробудившимся интересом к позиции США сразу же за посланием Рузвельта Гитлеру от 15 апреля 1939 г. («СССР в борьбе за мир...» № 297, с. 403).

В последние дни своего пребывания в Берлине Шуленбургу при­шлось почувствовать, как изменилась атмосфера. Самонадеянность руководящих кругов вновь возросла, изменение тона было просто уди­вительным. Главную роль играли радикальные элементы. У француз­ского посла в Берлине создалось впечатление, «что под их влиянием национал-социалистская дипломатия перешла в широкое и мощное контрнаступление на два фронта. В Берлине надеются, что оно демора­лизует Польшу, запугает англичан и положит конец всяким попыткам проводить так называемую политику окружения. Внимание руководя­щих кругов и (общественного) мнения по-прежнему приковано к пере­говорам (западных держав.— И.Ф.) в Москве. По мнению официальных германских кругов, эти переговоры являются пробным камнем. Полуофициальная пресса старается, в частности, внушить своим читателям, будто ей известна истинная подоплека русской пол­итики. Разногласия в Политбюро, мол, значительны, и игра еще не окончена» [781] .

781

Кулондр в адрес Боннэ, 22 июня 1939 г. (DDF, 2, XVI, п°505, р. 947-949).

Италия «прикрывает с фланга»

Для достижения в ходе «дипломатического контрнаступления» германских целей на Востоке решили активнее использовать помощь итальянской стороны. При этом хорошие отношения между Шуленбургом и Россо и поступающая через этот канал информация оказались очень полезными министерству иностранных дел Италии. Чиано по­лучил подробные сведения и о предпринимавшихся Шуленбургом в Берлине шагах [782] . В то время как вернувшийся в Москву Шуленбург в понедельник, 26 июня, приступил к исполнению своих обязанностей, Чиано провел в Риме с советским поверенным в делах Львом Парвус-Гельфандом длительную беседу [783] .

782

DDI, 8, XII, п. 317 (Россо в адрес Чиано, 25 июня 1939 г.), п.п. 273-274 и п. 386, S. 303 (Россо в адрес Чиано, 28 июня 1939 г.); ADAP, D, VI, S. 659-660 (Типпельскирх-Шлипу, 26июня 1939 г.); там же, VII, Nr. 79, S. 73 (Шуленбург в министерство иностранных дел, 16августа 1939 г.); Toscano. Italia, p. 49-50.

783

Телеграмма Гельфанда из Рима в Наркоминдел от 26 июня 1939 г. («Год кризиса», т. 2, с. 61 -62).

Чиано пребывал в миролюбивом настроении, принял к сведению жалобы Гельфанда на итальянские ложные сообщения относительно событий на монгольском фронте и пообещал немедленно принять меры. Чиано дал понять, что итальянская сторона давно выступает за прекра­щение боевых действий Японии против СССР, и сказал: «Более того, мы заявили в Берлине, что целиком поддерживаем план Шуленбурга». На вопрос Гельфанда, о каком «плане» идет речь, Чиано пояснил, что во время пребывания в Берлине Шуленбург предложил «стать на путь решительного улучшения германо-советских отношений», для чего:

1. Германия должна содействовать урегулированию японо-советских отношений и ликвидации пограничных конфликтов.

2. Обсудить возможность предложить нам (Советскому правитель­ству. — И.Ф.) или заключить пакт о ненападении, или, быть может, вместе гарантировать независимость Прибалтийских стран.

3. Заключить широкое торговое соглашение».

Чиано добавил, что не имеет пока сообщения об отношении Гитлера к этому плану. При очередной беседе по телефону он собирался узнать об этом у Риббентропа и рассказать при встрече Гельфанду. Как заявил Молотов Шуленбургу 15 августа [784] , подобные сведения из уст италь­янского министра иностранных дел сильно обнадежили Советское пра­вительство. После долгих проволочек они благоприятно сказались на готовности к переговорам.

784

Молотов в разговоре с Шуленбургом 15 августа 1939 г. (ADAP, D, VII, Nr. 79, S. 73).

Передавая информацию советскому представителю в Риме, Чиано одновременно дал указание своему послу в Москве на месте так поддер­жать германские усилия, чтобы воспрепятствовать заключению пакта трех держав. Столь деструктивная цель проведения политических пе­реговоров с Советским правительством не устраивала ни Россо, ни Шу­ленбурга. Поэтому его ответ Чиайо был поразительно сдержан. Если в данный момент, писал Россо, и существует какая-либо возможность что-то сделать в данном направлении, то только на пути прямого «гер­манского вмешательства» в виде: «1) заверений и гарантий, что поли­тика (держав «оси») не угрожает политике Советского Союза; или 2) заявления, что заключение Москвой (договора) с Лондоном и Пари­жем будет рассматриваться как участие в политике окружения и, сле­довательно, как враждебный акт». Как добавил Россо, он интерпретирует указание Чиано в том смысле, что его «акция должна обеспечить немецким коллегам прикрытие с фланга». Дескать, поэто­му он хотел бы сперва подождать приезда Шуленбурга, который, как и следует предполагать, вернется с точными инструкциями своего прави­тельства. В неофициальной беседе с Типпельскирхом, состоявшейся 25 июня, Россо, говоря о своем поручении, не без удивления заметил, что, по мнению итальянского правительства, пришло время, «чтобы со­рвать проходящие в Москве англо-франко-советские переговоры». Са­мому ему еще-де «неясно... каким образом он должен выполнить это поручение» и поэтому с большим нетерпением ждет приезда посла. В первой же беседе после возвращения Шуленбурга оба посла обстоя­тельно обсудили этот вопрос и пришли к иному выводу. Они были заинтересованы не в срыве переговоров трех держав, а прежде всего в налаживании прочных германо-советских отношений. Характерным был в этой связи ответ Россо министру иностранных дел Чиано, в кото­ром говорилось о том, что Шуленбург отклонил подобное косвенное вмешательство и подчеркнул, что с итальянской стороны желательной могла быть, самое большее, позитивная акция в том смысле, что посол, например, подтвердил бы искренность немецких стремлений к улуч­шению отношений с СССР.

Седьмой немецкий контакт: второй зондаж Шуленбурга у Молотова

Возвращаясь в Советский Союз в конце недели 24 — 25 июня 1939 г. — то был его последний переезд границы в еще мирной Евро­пе,— посол получил первое ощущение грядущих событий.

Будучи «единственным пассажиром, который пересек в Бигоссово-советскую границу», он отметил: «Китайская стена вокруг Советского Союза ста­новится все эффективнее» [785] . Пограничное сообщение было сокращено до минимума; движение автотранспорта через границу и вовсе прекра­щено. В глазах Шуленбурга это был еще один пример возросшей совет­ской потребности в повышенной безопасности. [786] И отнесся он к этому с пониманием, ибо в свете увиденного в Берлине дальнейшее политиче­ское развитие казалось ему более чем неопределенным. «Что произой­дет в политической области, — писал Шуленбург, — пока предвидеть невозможно» [787] . Осознание грозящих опасностей усилилось и в Моск­ве. Война, начавшаяся 11 мая с незначительного, как казалось, выступ­ления маньчжурских войск против монгольских пограничных укреплений и последующих боев на суше, между тем охватила и другие рода войск подобно тому, как это ранее произошло в гражданской войне в Испании, где опробовались различные боевые варианты на тот слу­чай, когда дело примет действительно серьезный оборот. Конфликт вы­лился в позиционные сражения и тяжелейшую за всю историю воздушную войну. Прежде всего военная авиация Японии испытала свои наступательные качества и тем самым как бы подтвердила, что в будущей войне Япония собирается завладеть значительными азиат­скими территориями России [788] . Нарком обороны маршал Ворошилов, направив 1 июня на японо-монгольскую границу генерала Г.К.Жуко­ва, показал, что хорошо понимает всю серьезность этой эскалации [789] . В то время как Красной Армии приходилось с запозданием и величайшим напряжением сил учиться решать на Дальнем Востоке огромные транс­портные и снабженческие проблемы и при сравнительно высоких поте­рях в живой силе и технике усваивать новые методы ведения боевых действий, выходившие почти ежедневно сообщения ТАСС об этих со­бытиях [790] также свидетельствовали об отсутствии эффективной подго­товки и готовности к военным конфликтам подобного рода.

785

Шуленбург-Алле фон Дуберг, 25 июня 1939 г. (Nachlass).

786

Посол примерно 10 июля 1939 г. узнал, что в будущем свою лег­ковую машину может перевозить за границу (для ремонта) лишь по железной дороге. Он прокомментировал это в письме Алле фон Дуберг (12 июля 1939 г.) следующими словами: «Забавная страна — этот Совет­ский Союз! ...Другие страны также укрепляют свои границы, но это не мешает автомобильному движению!» (Nachlass).

787

Шуленбург — Алле фон Дуберг25 июня 1939 г. (там же, S. 1).

788

30 июня 1939 г. президент Рузвельт сообщил советскому пол­преду в США У майскому, что японская сторона предложила ему в бу­дущем совместную японо-американскую эксплуатацию богатств Восточной Сибири чуть ли не до Байкала; Рузвельт назвал это фанта­стическими, но характерными для некоторых японских «активистов» планами («СССР в борьбе за мир...», № 359, с. 478-479).

789

Sella. War, p. 673.

790

См. прежде всего сообщения ТАСС от 26, 27,28, 29 июня 1939 г. («СССР в борьбе за мир...», № Д46, с. 466-468; № 349, с. 470; № 350, с. 470 и №354, с. 472).

Ввиду все более серьезных военных осложнений на востоке еще больший вес приобретал тот факт, что переговоры с Англией и Фран­цией в конце июня снова зашли в тупик. Надежды, возникшие было, после направления английского специального посланника Стрэнга [791] быстро исчезли из-за того, что, как считала советская сторона, Англия, проявляя нерешительность, затягивала переговоры, но особенно в свя­зи с представленным 21 июня англо-французским проектом догово­ра [792] . Уже на следующий день, 22 июня, Молотов отклонил его от имени Советского правительства как неприемлемое «повторение ста­рых предложений Англии и Франции» [793] . В тот же день английский специальный посланник выехал в Лондон для консультаций. Повисло в воздухе и требование об обоюдных гарантиях Прибалтийским стра­нам — Эстонии, Латвии и Финляндии, — которое нарком иностранных дел Молотов публично выдвинул в речи 31 мая и которое советская пресса между тем подтвердила [794] , а Советское правительство еще раз во всех деталях изложило послам Сидсу и Наджиару в памятной запи­ске [795] от 16 июня. Необходимость срочного решения данного вопроса, с советской точки зрения, доказывал визит начальника генерального штаба сухопутных войск генерала Франца Гальдера в Эстонию и Фин­ляндию (26 — 29 июня) [796] .

791

Strang. Home, p. 174.

792

Русский перевод в: «СССР в борьбе за мир...», №338, с. 459-460.

793

Памятная записка Молотова Сидсу и Наджиару от 22 июня 1939 г. («СССР в борьбе за мир...», № 339, с. 460).

794

См. передовую статью «Правды» от 13 июня 1939 г. «Вопрос о за­щите трех Балтийских стран от агрессии» («СССР в борьбе за мир...», №325, с. 444-447).

795

«СССР в борьбе за мир...», № 330, с. 451-452.

796

«СССР в борьбе за мир...» № 337, с. 459; № 352, с. 471-472; об этой поездке см.: Myllyniemi. Krise, S. 48ff; Georg von Rauch. Halders Besuch in Estland im Juni 1939 (Reval und die Baltischen L"ander, Festschrift f"ur Hellmuth Weiss zum 80. Geburtstag, Marburg 1980, S. 181-193).

Вероятно, имелось специальное указание, которое побудило Шу­ленбурга просить наркома иностранных дел о встрече лишь через три дня после своего возвращения, то есть 28 июня. До тех пор Советскому правительству предоставлялась возможность сделать необходимые вы­воды из инспекционной поездки Гальдера. Дипломатическое предло­жение должно было последовать при зримо возросшем военном давлении в регионе Балтийского моря. Молотов принял посла через три часа после получения его просьбы. Согласно записи Молотова [797] , Шу­ленбург, ссылаясь на предшествовавшую беседу Молотова и Астахова, напомнил о высказывании, касавшемся создания «политической ба­зы», и затем, по просьбе Молотова развивая свою мысль, сказал, что «германское правительство желаем не только нормализации, но и улуч­шения своих отношений с СССР. Он добавил далее, что это заявление, сделанное им по поручению Риббентропа, получило одобрение Гитле­ра». Однако в немецких документах сведений об одобрении Гитлера нет, и обе записи Шуленбурга этой беседы не содержат ничего подобно­го [798] . Никаких данных на этот счет не имеется и в отчетах итальянского посла и поверенного в делах США [799] .

797

Запись беседы Молотова с Шуленбургом 28 июня 1939 г. См.: «Год кризиса», т. 2, с. 65-67; Сиполс. За несколько месяцев..., с. 131. Тейлор подозревал (Origins, р. 242), что Шуленбург «этот шаг пред­принял по собственной инициативе».

798

Секретные послания Шуленбурга в министерство иностранных дел от 29 июня и от 3 июля 1939 г. (ADAP, D, VI, Nr. 579, S. 673-674; Nr. 697, S. 698-699). Поскольку сообщения Шуленбурга не дали ре­зультатов, этой беседе в западной литературе уделили мало внимания (Beloff. Policy, p. 255; Carr. Munich, II, p. 98; Weinberg. Germany, p. 35; Toscano. Italia, p. 58; Майский. Воспоминания..., с. 516-517; Майский. Кто помогал Гитлеру?, с. 188; Кобляков. Борьба..., с. 21; Андросов. На­кануне..., с. 100; Sipols. Vorgeschichte, S. 297f).

799

Россов адрес Чиано, 30июня 1939 г. (DDI, 8, XII, п. 406, р. 317); Граммон — Кордэллу Хэллу, 1 июля 1939 г. (FRUS, I, General, No. 359, p. 327-329).