Пария

Райан Энтони

– Вижу твоё раздражение, – сказала Сильда, прерывая нарастающий поток моих мыслей. – Ты желаешь воздаяния. Скажи… – она наклонила голову, и её голос окрасило искреннее любопытство, – почему человек вроде Декина Скарла, вызывает такую страсть к справедливости?

Тогда мой гнев утих до небольшого кипения, и вежливая любознательность её вопроса принесла задумчивое спокойствие. На секунду я снова стал потерявшимся в лесу мальчиком, который отчаянными влажными глазами смотрит на большого бородатого незнакомца.

– Потому что… – начал я, и мне пришлось сглотнуть, поскольку горло перехватило, и никак не получалось протолкнуть

в него слова. – Потому что больше никто и никогда обо мне не заботился.

– А-а, – только и ответила она, а потом её лицо снова приняло сосредоточенное выражение истинной восходящей. – Я могу дать тебе свободу, которой ты так жаждешь.

– Как?

Она опять по-кошачьи наклонила голову и снова стала похожа на сурового следователя, как когда допрашивала меня об учении Ковенанта. Глядя, как она молча стоит и делает свои расчёты, я знал, что сейчас работает не только немалый интеллект, но ещё и определённая безжалостность. Восходящая ты или нет, мудрая и добрая или нет – на одних этих качествах в таком месте, как это, не выживет никто.

– Если ты предашь моё доверие тебе, – сказала она, убирая свой факел и отворачиваясь, – то я не смогу защитить тебя от гнева Брюера. Он истинный и набожный служитель Ковенанта, но его… промахи бывают разом и эффектными, и безобразными.

Жестом показав мне следовать за ней, она зашагала прочь в самые тёмные глубины этого природного собора.

– Разумеется, твоя свобода будет получена не только через принятие Ковенанта, – поучала она, а я плёлся за её качавшимся факелом. – Но ещё и через долгое обучение и тяжёлый труд. Боюсь, последнего будет больше, чем первого, но даже верующим нужно есть. По большей части ты будешь добывать руду из камня и доставлять её наверх в обмен на пищу, которая нас поддерживает. Наша группа производительнее других, и потому мы получаем еды больше и лучшего качества, чем те несчастные души, которые отринули наше благочестие. Еда и наша приверженность Ковенанту дают силы, необходимые на это.

Она внезапно остановилась, и мне пришлось встать как вкопанному, чтобы не врезаться в неё. Мы прошли не меньше сотни шагов от света других факелов, и потому казалось, будто плаваем в бесформенной пустоте, таким абсолютным был здесь мрак. Но тут не было тихо. Где-то бурным потоком стекала вода, и даже на моей коже оседал лёгкий туман. Сильда подняла и протянула факел, и свет заиграл на пелене воды, текущей в трещину в скале над головой.

– Река Иловка протекает прямо над этим местом, – сказала Сильда, указывая на мрак над падающей каскадом водой. – Её восточный берег в полусотне ярдов в ту сторону. Когда я много лет назад впервые пришла сюда, этого водопада не было. Каскад, образующий его, был скрыт под многими тоннами камней. Видишь, Элвин, чего могут добиться верующие, когда их убеждения искренни и тверды?

И тогда я увидел странные закономерности на скалах, видимых через падающую воду – прямые кромки и острые выбоины, которые говорили о том, что камень здесь долгие годы подвергался воздействию кирки и зубила. За каскадом стена сильно изгибалась, формируя что-то вроде воронки, которая оканчивалась маленьким тёмным отверстием. Подойдя ближе, я выдохнул, переполненный надеждой и возбуждением от того, что увидел. Туннель был маленьким, взрослый человек едва смог бы проползти там на четвереньках, но это определённо был туннель.

– Далеко он идёт? –

спросил я и нагнулся, чтобы, несмотря на холод пройти через пелену воды.

– Недостаточно далеко, – ответила Сильда. – Пока. Резчик – единственный опытный каменщик среди нас и архитектор этого туннеля на протяжении большей части его существования, – говорит, что той стороны реки мы достигнем за четыре года. Чтобы не попасть в заболоченную землю, он советует сначала копать вниз ещё шесть месяцев, а уж потом начать туннель вверх.

– Четыре с половиной года, – пробормотал я, и моя радость поутихла. Проклятие юности – воспринимать время как медленную смену времён года. Для моего же юного и жаждущего мести сердца четыре с половиной года казались поистине вечностью.

– Я не стану тебя принуждать, – спокойно и успокаивающе сказала Сильда. – Если хочешь, то можешь со своей подругой проделать свой путь через эти стены. Но какие бы планы ты не вынашивал, уверяю, они не сработают. Стражникам тут слишком хорошо платят, и они слишком боятся своего господина, так что их не подкупить, а его предок создал идеальную клетку. Единственный путь к свободе – здесь.

Она ещё немного помедлила, печально улыбнувшись, потом повернулась и направилась назад к выходу.

– Пойдём, у тебя есть время устроиться в своей комнате и немного поесть перед вечерней сменой. За едой мы обычно читаем те немногие свитки, что у нас есть. Может, ты тоже захочешь попробовать.

– Я не умею читать, – сказал я, следуя за ней с той же собачьей преданностью, что и прежде, и, по правде говоря, что и буду продолжать делать в течение следующих четырёх лет.

Тогда восходящая Сильда остановилась и с небольшим отвращением вздохнула.

– Что ж, – сказала она, оглядываясь на меня, – это никуда не годится.

ЧАСТЬ II

– Разве ты никогда не спрашивал себя, Писарь: «Почему я служу Ковенанту и королю? Какие награды они мне дают? Что они создали за свою жизнь, чего не создам я сам?» Ковенант утверждает, что защищает твою душу, а король называет себя защитником твоего тела. Оба лгут, и твой худший грех заключается в службе этой лжи.

Из «Завещания Самозванца Магниса Локлайна»,

записанного сэром Элвином Писарем.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Я часто задумывался над человеческой способностью привязываться к людям, с которыми у них нет почти ничего общего, и сэр Элдурм Гулатт представляет собой особенно подходящий пример этой загадки.

Я родился в борделе, а он в замке. Я не унаследовал ничего, помимо опрометчивого языка своей матери, как говорил мне сутенёр, а сэр Элдурм после смерти отца оказался владельцем как упомянутого замка, так и Рудников, для защиты которых его и возвели. И потому он был одним из богатейших аристократов во всём Альбермайне, а я на момент нашей первой встречи оставался преступником без гроша в кармане, пожизненно приговорённым к изнурительному труду под землёй. И возможно единственным общим между мной и сэром Элдурмом была способность читать – благодаря терпеливому обучению восходящей Сильды. Однако, тут возникла другая разница, ведь после почти четырёх лет в Рудниках я уже очень хорошо умел и читать, и писать, в то время как этот приветливый тупица по-прежнему плохо справлялся и с тем и с другим.