Пария
Шрифт:
– Зубило!
Нога Тории пнула меня по плечу, прервав поток расчётов, который, как я знал, в любом случае ни к чему не приведёт. Спустя четыре долгих года я не угадал новых ответов, зато в процессе всплыло огромное количество новых вопросов.
– Не забудь, найдёшь алмазы – половину мне, – сказал я, доставая из мешка у ног нужный инструмент и наклонился в туннель, чтобы вложить его ей в руку.
– Иди… – проворчала она от напряжения, засовывая зубило в невидимую трещину в скале, – нахуй. Всё моё. И всё золото, и все рубины.
С первого дня в туннеле это стало нашей обычной
– Нам потребуется всё, – сказал я уже более серьёзным тоном. – Когда выберемся отсюда.
– Ковенант обеспечит, когда доберёмся до Каллинтора, хотя бы на время. – Тория замолчала, и туннель наполнился ударами молотка по зубилу. Время сделало из нас опытных рудокопов, но у неё лучше получалось понять, как легче высвободить упорный камень. А ещё маленькие размеры позволяли ей заползать в расщелины, недоступные большинству из нас. – Осторожно, – сказала она, я отошёл в сторону, и тяжёлый булыжник выкатился из туннеля, который недавно пошёл вверх после того, как Резчик решил, что теперь уже безопасно начинать двигаться к поверхности.
– Каллинтор в двенадцати милях от реки, – напомнил я. – И пешком это довольно много, да ещё со всадниками на хвосте.
– Чтобы выбраться отсюда, я готова за полдня пробежать сотню миль, не говоря уже о двенадцати. И к тому же… – она засопела, выбираясь из туннеля, уселась у входа, и устало, но оживлённо посмотрела на меня, притворно-искренне улыбаясь: – … разве наша восходящая, освящённая благодатью Серафилей, не постановила, что пункт нашего назначения – священный город? – Улыбка исчезла, и она охнула, якобы от ужаса: – Элвин, – начала она, прижав руки к груди, – неужели ты пойдёшь против пожеланий восходящей?
– Отвали, – пробормотал я, опускаясь рядом с ней, и вытащил пробку из маленькой бутылки. – Вот. – Я сделал глоток, наслаждаясь обжигающим бренди на языке, и передал ей бутылку. – Утопи своё кощунство.
– На это потребуется намного больше. – Она выпила, скорее отхлебнув, чем глотнув – так случалось пугающе обычно всякий раз, как выпивка оказывалась в пределах досягаемости. Жизнь здесь была тяжёлой для нас обоих, но Тория переносила её хуже.
Несмотря на всё, я с годами каким-то образом стал выше и шире в плечах, а Тория оставалась такой же миниатюрной, хотя руки стали более жилистыми. Из-за своих размеров она становилась мишенью для наиболее безрассудных заключённых не из паствы, особенно новоприбывших, которые ещё не узнали смертельные последствия нарушения неписанных, но строгих правил Рудников. Всего несколько месяцев назад её затащили в шахту трое новоприбывших бандитов из Альтьены. Клинком длиною с дюйм в ловкой руке она выбила глаз и отхватила палец-другой, а потом держала их на расстоянии, пока мы с Брюером не прибежали на шум. Очень скоро уже в шахте лежало
– Отличная штука, – сказала Тория, вытирая рот. – Украл у его светлости?
– Там на кухне работает горничная, которой я нравлюсь.
– Шлюха. – Она ухмыльнулась и передала мне значительно полегчавшую бутылку.
– Она мне в матери годится. Ей просто нравится улыбка, да пара добрых слов иногда, вот и всё.
– Предложи ей чего побольше, и в следующий раз получишь две бутылки. – Тория глянула через плечо на маленький вход в туннель. – Резчик говорит, ещё год, – пробормотала она. – Как минимум.
– Год так год.
– А когда выйдем, послушно отправимся в Каллинтор следом за восходящей?
Я ничего не ответил. До сих пор мы мало об этом говорили, и я отвечал уклончиво, тщательно выбирая слова, но на этот раз Тория ждала прямого ответа.
– Да? – Она пихнула меня плечом. – Попрёмся за ней, как она и вещает, словно верные прихожане.
– Брюер пойдёт, и Резчик. – Я усмехнулся. – Хеджман точно. А мы с тобой можем идти, куда захотим.
– Ты имеешь в виду, отыскать и убить людей из твоего длинного списка?
– Это мой список. Ты не обязана идти за мной.
– Хера с два. И ты это знаешь. – Она замолчала, потянувшись за бутылкой бренди, которую я, усмехнувшись, неохотно отпустил. – Я пойду за тобой и помогу убить, кого надо. Просто не уверена, что ты всё ещё собираешься это делать. Я же вижу, как ты цепляешься за её слова. Думаешь, она обрадуется, когда ты бросишь её священную миссию и отправишься купаться в крови? Сам знаешь, что не обрадуется. И я знаю, стоит ей только слово сказать, и ты пойдёшь за ней, как я иду за тобой.
Я ничего не сказал, чувствуя на себе взгляд Тории, а она хорошенько отхлебнула ещё.
– Мы оба знаем, кем она себя считает, – сказала она чуть заплетающимся языком. – Кем хочет быть. Блядь, может она и права. И вообще, Ковенант, наверное, не просто так её сюда упрятал. Она ещё не рассказывала нам, почему. Думаю, она их напугала, всех этих цепких лицемеров, и правильно они перепугались. Ты знаешь, что новых мучеников не было уже три сотни лет? Старых-то мучеников Ковенант любит, но можешь поспорить на свою жопу, что новых они терпеть не могут. Новый мученик означает перемены, которые разъебут всё, что они построили, и всё, что они наворовали.
Она выпила ещё и шёпотом ругнулась. Я посмотрел, как она перевернула бутылку, подождала, пока не упали последние капли, и отбросила прочь. Та разбилась где-то в темноте, куда не доставал свет нашей маленькой свечки, возвестив недолгую, но густую тишину.
– Чтобы стать настоящим мучеником, ей надо умереть, – заявила Тория. – Когда мученики умирают, они обычно забирают с собой всех последователей. Это есть во всех Свитках, хотя просящие об этом нечасто говорят. Когда возносится мученик, занимается кровавая заря. Так у нас дома говорили старики.