Пария
Шрифт:
– Украшения не потребуются, – сказала Сильда, когда я начал писать дату наверху страницы, как обычно делал, когда она что-либо диктовала. Я привык украшать буквы изящными завитками и филигранями, пока она складывала свои мысли. Сегодня в этом, по всей видимости, необходимости не будет.
– Думаю, это лучше всего писать без украшений, – с улыбкой добавила она. – Завещание должно быть строгим документом, не так ли, Элвин?
Моё перо оставило уродливую черту на бумаге, и с губ слетело приглушённое ругательство, когда я попытался её стереть. Бумага на Рудниках дорогая, нужно много торговаться с охранниками или с большим риском похищать её из покоев лорда Элдурма.
– Завещание?
– Близок час нашего освобождения, так что время подходящее. – Она шагала туда-сюда возле входа в комнату, как делала обычно, когда диктовала. Спокойнейшая
– Вы доберётесь туда, – суровым и очень серьёзным голосом пообещал я. – Даже если нам с Брюером придётся всю дорогу нести вас на себе.
– И я в тебе не сомневаюсь. – Она снова улыбнулась, но на этот раз коротко и так не похоже на безмятежный полуизгиб её губ, который я так часто видел. – Скажи, Элвин, – продолжала она, проведя напряжённой рукой по туго связанной гриве седеющих чёрных волос, – как, по-твоему, я сюда попала? Ты наверняка за всё это время сформировал какое-то мнение?
Почувствовав себя неуютно под её пристальным взглядом, я снова опустил глаза на бумагу. Клякса вышла маленькой, но раздражала своей незыблемостью. В зависимости от исхода нашего побега, возможно, у меня появится шанс подготовить более искусную версию этого документа, но драгоценный оригинал навсегда останется замаранным. Я надеялся, что отсутствие ответа заставит её забыть вопрос, но она продолжала молча смотреть, пока я не согласился ответить:
– Тория считает, что вас упёк сюда Ковенант, – сказал я. – Она думает, что вы напугали их своим благочестием, и они боялись, что со временем вы станете первой мученицей за много лет.
– О-о. – Сильда слегка поджала губы от удивления. – Значит, Тория проницательнее, чем я думала. Моя ошибка. Но на этот счёт она неправа. И я спрашивала о твоих мыслях, а не о её.
Очередное молчание, и тот же требовательный взгляд.
– На Рудниках много историй наслушаешься, – сказал я наконец. – Историй о предательстве и невинности. «Мой брат присвоил моё наследство, но я-то его не убивал». «Да не выходил я из таверны с той девкой, которую нашли в речке голой и мёртвой». «Чтобы украсть мою землю, все соседи врали о том, что я убил того торговца». Всё это продолжается снова и снова, и всё это лишь вонючая куча коровьих лепёшек. За четыре года я ещё не встречал души, которая бы не заслуживала быть здесь, так или иначе.
На миг вернулась её привычная безмятежная улыбка.
– Значит, хотя бы на счёт твоей проницательности мои выводы оказались верны. – Она снова принялась шагать и махнула рукой в сторону моего занесённого пера. – Не пиши, пока не скажу. – Помолчав ещё немного, она продолжила чистым голосом, но так тихо, чтобы слова не разносились эхом по шахте.
– Тория частично права, – начала Сильда. – В высших кругах иерархии Ковенанта есть те, кто на самом деле боялся, что женщина, которая поднялась до сана восходящей прежде, чем ей исполнилось тридцать, может стать мученицей. Впрочем, к их большой радости, вскоре после этого я доказала, что их страхи беспочвенны. Я начала свою службу в северной Альтьене. Родившись в респектабельной и даже в какой-то мере богатой семье торговцев тканью, я могла в юности пойти туда, куда вёл мой любознательный разум. А ещё мне была дарована неспособность бросить любую душу в нужде. Два этих качества естественным образом привели меня к дверям местного святилища, а со временем и к тамошнему стремящемуся, с просьбой даровать мне, недостойной, честь принять послушание в качестве просящей. Этот человек был таким же пожилым, как и трое священников рангами ниже, и, думаю, потому он и согласился – просто чтобы хоть кто-то в святилище мог драить пол. У меня же на уме, как и всегда, была не только тяжёлая работа. В городе и на окрестных фермах было много больных и немощных людей, и я взялась их навещать, окормляя их души, и вместе с тем приносила хлеб насущный и уход для их тел. Поначалу стремящийся косо смотрел на мою щедрость в отношении собранной святилищем десятины, но его успокоила благодарность, которой отвечали горожане и керлы. Благодарность приносит больше сборов, чем простое дозволение приверженцам пресмыкаться перед алтарём раз в неделю. Но я не только ухаживала за больными. Понимаешь, я умею говорить. Говорить так, что это приковывает глаза и уши и удерживает часами, если
Обычно прошения на день мучеников посещает довольно много народу, но проходят они уныло и настолько коротко, насколько это удаётся стремящемуся, поскольку никому не нравится стоять перед скучающей публикой, нетерпеливо ждущей отпущения. Но после моей первой проповеди святилище стало заполняться куда лучше. На следующую неделю люди стояли вдоль стен и толпились в дверях. После этого я стала проповедовать на поле снаружи, но и оно вскоре оказалось слишком маленьким, такие толпы приходили послушать слово просящей Сильды.
Она замолчала, и её лоб смущённо наморщился от воспоминаний.
– На самом деле, я никогда по-настоящему этого не понимала, почему им так хотелось собираться вокруг меня. Тогда мне нравилось думать, что всё дело в истине послания Ковенанта – древнего и неизменного, но теперь произнесённого новым голосом. А ещё сильно притягивает страх перед Вторым Бичом. Но сейчас, после стольких лет раздумий, я уже не так уверена. Печально говорить, но мне кажется, некоторые обладают даром приманивать чужие души одними только словами. Не пойми меня неправильно, Элвин. Я не вижу в этом даре ничего… неестественного. Подумай обо всей истории, которой я тебя учила, и, не сомневаюсь, ты вспомнишь нескольких светил, которые наверняка обладали той же способностью. А ещё я бы могла поспорить – если бы это не было ниже достоинства восходящей – что Самозванец наверняка обладает похожей способностью, иначе как человек такого низкого положения мог собрать под своими знамёнами так много людей?
Она натянуто улыбнулась, покачав головой:
– Неважно. Останови меня, если я снова буду строить догадки. Для возвращения к моей истории ради краткости достаточно будет сказать, что в течение двух лет после того, как я приняла сан просящей, из-за растущего числа последователей меня возвели в сан стремящейся и дали собственный приход. То, что этот новый приход располагался довольно далеко от нынешнего, должно было зародить у меня какие-то подозрения, но в те дни я ещё не таила дурных мыслей в отношении Ковенанта. Итак, я отправилась по плохим дорогам, через болота и топи, пока не оказалась в святилище мученика Лемтуэля. Надеюсь, ты помнишь его историю?
– Первый мученик северного побережья, – послушно ответил я. – Запорот до смерти за то, что проповедовал учение Ковенанта язычникам, поклонявшимся аскарлийским богам.
– Совершенно верно. Запоров его, язычники бросили тело в болото в герцогстве Кордвайн. Спустя много лет его нашли, причём, в удивительно хорошем состоянии, и построили для него святилище. Именно туда Ковенант решил меня отправить. Да, место, несомненно, священное, но летом там кишели кусачие насекомые, а зимой стелились покровы густого морозного тумана. Позднее я поняла, что приход мне выбрали из предположения, что мало кто из моей растущей паствы последует за мной туда, и это предположение по большей части оправдалось. Разумеется, кто-то поехал – несколько дюжин из множества тех, кто раньше целыми толпами увлечённо ловил каждое моё слово. Святилище мученика Лемтуэля должно было стать моей тюрьмой, тщательно выбранным местом, где начинающая, но уже слишком популярная стремящаяся наверняка потратит впустую свои дни в изоляции, а то и вовсе падёт жертвой случайной лихорадки. Вместо этого я обратила тюрьму в рай не без помощи удивительно не сгнившего трупа мученика Лемтуэля.
Хромые и больные нередко отправляются в тяжкий путь по Стезе Святынь, надеясь вылечиться от одного только вида священных останков – и эта практика всегда казалась мне корыстной и отвратительной. Идея, будто бы кости мучеников обладают целительными свойствами, не описана ни в каких свитках. И хотя Ковенант предлагает руководство по ведению хорошей и здоровой жизни, его удел – в первую очередь душа, а не тело. Мои проповеди на эту тему наверняка стали одной из причин, по которой меня отправили в такой отдалённый приход. Из-за своей отдалённости святилище Лемтуэля одно из последних мест на Стезе, но всё равно то и дело несколько изнурённых паломников приходили к нашим дверям. От просящих я узнала, что почти все обычно уходили разочарованными, их многочисленные болячки оставались неизлеченными, а их дух истощался досадой и перспективой возвращаться обратно через болото. Некоторые неизбежно тонули в укрытых туманом водотоках, заблудившись или сдавшись истощению.