Пассат
Шрифт:
— Пошли наверх, — пригласила Геро, взяв гостью за руку.
Комната, где несколько месяцев назад она снимала черную арабскую накидку, была темной, угрюмой, сильно пропахла плесенью, зеркало с пятнами от сырости отражало дождевые струи и раскачивающиеся за окном призрачные пальмы. Но шум ливня здесь был не так слышен, ветер проникал легким сквозняком, раздувал шторы и рябил ворс персидских ковров на полу.
— Не могу решить, — сказала миссис Кредуэлл, морща лоб от умственных усилий, — с дождем лучше или без дождя. Приятно, когда он начинается, но прохлады почти не приносит, так ведь? А струи его совсем теплые! Как девочка,
— Он знает, что ты пошла сюда? — перебила Геро.
— Вообще-то нет, но…
— Оливия, почему ты здесь? Напрасно осталась. Другие уже уплыли?
— О, несколько часов назад. Еще утром, и сейчас, небось, все жутко страдают от морской болезни. Такой ветер!
— А ты почему не уплыла с ними?
— Не захотела, — простодушно ответила Оливия.
— Но ведь холера…
— Геро, ты, в конце концов, осталась, так почему не остаться мне, раз я хочу этого? Джейн, конечно, пришлось уплыть из-за близнецов. Она хотела, чтобы Хьюберт тоже уплыл, но он сказал, что не может бросить свою работу. И я решила, что раз он остается, останусь и я; в конце концов, Хьюберт мой брат.
— Они не должны были позволять тебе этого. Не имели права.
— Они и не позволяли, — откровенно призналась Оливия. — Уговаривали меня, уговаривали, но я не поддалась; Сказала, что мне будет гораздо лучше здесь, чем страдать от морской болезни в крохотной каюте, где будут Джейн, близнецы и еще невесть сколько матерей с детьми. Это истинная правда. А кроме того, это походило б… на дезертирство. Надеюсь, ты понимаешь.
— Да, — сказала Геро.
— Я так и знала, что поймешь. — Поблекшие щеки Оливий залились румянцем смущения, и она неуверенно заговорила: — У остальных другое дело. Им нужно думать о детях или… А у меня никого нет; только Хьюберт, так он никогда особо не беспокоился обо мне. Поэтому, в сущности, уплывать незачем. Кто-то должен остаться, показать всем этим несчастным людям, которые хотят уплыть, но не могут, что мы не все удрали. Больше ничего сделать для них нельзя.
— Да, — неторопливо произнесла Геро, видя Оливию в новом свете и думая, неужели нужно разразиться бедствию, чтобы высветить лучшее в людях, считавшихся глупыми и сентиментальными. Ни того, ни другого отнять у Оливии было нельзя. Но глупость, склонившая ее предпочесть ужас эпидемии морской болезни в переполненной каюте, и сентиментальность, подвигнувшая остаться, чтобы приободрить «всех этих несчастных людей», которым она бессильна помочь, превратились по воле обстоятельства в смелость — бездумную смелость. Оливии явно не приходило в голову, что она может заразиться, идя по зловонным улицам или заходя в дом, где ребенок болен брюшным тифом. Оливия не умна, но добра и великодушна; этого, думала Геро, часто раздражавшаяся ее вопиющей глупостью, достаточно — даже более, чем достаточно!
— Ты, наверно, удивляешься, почему я не заходила раньше, — сказала Оливия. — Но узнала я о тебе, только провожая Джейн с близнецами. Кресси рассказала мне все. Доктор Кили тоже был там, он сказал, что держишься ты хорошо, но Кресси запрещали выходить из дому — конечно, не считая пути к «Нарциссу» — из-за опасности заразиться, поэтому она не могла видеться с тобой. Ей очень хотелось, но ее не пускали; и тетю твою тоже. Неудивительно, брюшной тиф — болезнь очень опасная и заразная.
— Вот поэтому, — сказала Геро, — не следовало приходить, и я должна немедленно отправить тебя домой.
—
Может быть; не знаю. Но вот ходить по городу, где ежедневно столько людей заболевает холерой не стоит, этой болезнью ты не переболела.
— Да, конечно. Но говорят, у европейцев к ней более сильный иммунитет, чем у африканцев и азиатов, и уверена, это правда. Мы с Терезой пили кофе, когда проводили остальных, она говорила, многие из этих бедняг стали красить лица белой краской, веря, что болезнь набрасывается только на темнокожих. Так что…
— С Терезой? — резко перебила Геро. — Мадам Тиссо не уплыла?
— Нет. Кажется, она не особенно любит детей и когда узнала, что придется делить каюту с фрау Лессинг, маленькими Карлом, Ханшсн, Лоттой и младенцем, миссис Бьернсон, ее тремя девочками и… В общем, Тереза сказала, что смерть предпочтительней, и она осталась. Смешная. И очень смелая, прошлой ночью одна из ее служанок умерла, но даже это не заставило Терезу передумать, хотя было время собрать чемодан и уплыть с остальными. Она просила передать, что восхищается твоей смелостью и прекрасно понимает занятую тобой позицию.
— Ишь ты! — произнесла раздраженно Геро.
— Мы все понимаем, — сердечно заверила ее Оливия. — Это очень благородно с твоей стороны, дорогая — учитывая, кто отец ребенка. Да и кто мать. Но, как я сказала Терезе, это вряд ли вина бедной девочки, дети не отвечают за родителей, а больной ребенок всегда должен получать сочувствие и помощь от любой разумной женщины. Тереза говорит, что если тебе потребуется какая-то помощь, она вполне готова ее оказать.
Можешь сказать мадам Тиссо, — холодно произнесла Геро, — что ее помощь мне не нужна.
— Я сказала, — призналась Оливия. — Заверила, что пока тебе вполне хватит моей помощи, но…
— И твоя тоже, дорогая Ливви.
— Но, Геро…
— Нет, Оливия! Здесь тебе нечего делать, Амра не знает тебя и, увидя незнакомое лицо, испугается. Но я очень благодарна за твое предложение. Это очень любезно с твоей стороны. Но приходить сюда ты больше не должна, Хьюберт не одобрит этого, и ходить по улицам, когда в городе холера, очень опасно.
— А, опасно! — раздраженно отмахнулась Оливия. — Если на то пошло, ты, по-моему, не болела брюшным тифом, однако не осталась дома и не удрала в Кейптаун. Да притом я не хожу, а езжу. Ладно, не стану донимать тебя просьбами разрешить мне остаться, раз не хочешь этого. Но, если помощь тебе понадобится, обещаешь позвать меня? Теро, пожалуйста.
— Непременно, Ливви. Обещаю. А теперь мне пора, не хочу оставлять Амру надолго. Когда она… когда ей станет лучше, я непременно зайду к тебе.
— Значит, она поправляется? — Да. Надеюсь. Не знаю, — сказала Геро. — Я… я думаю…
У нее перехватило горло, и она не смогла сказать, что думает. Не смогла даже произнести «до свидания», вымученно улыбнулась вместо этого и быстро ушла, предоставив миссис Кредуэлл самой находить выход.
Бэтти и Ралуб, стоя на углу веранды, о чем-то разговаривали, голоса их были еле слышны за шумом дождя, и хотя вряд ли они могли услышать легкие шаги Геро, оба тут же повернулись и умолкли. Геро остановилась.