Пассат
Шрифт:
— А когда я вышел, — доверительно продолжал Бэтти, вспоминая те далекие дни с ностальгической нежностью, — то снова женился. Первая жена померла, пока я сидел, а вдова сошлась с одним боксером. Только Эджи оказалась скандальной-бабой — вот как можно обмануться в женщине.
Возраст и еще несколько сроков в тюрьмах Ее Величества поубавили у него ловкости, но похоже ничуть не улучшили нравственности. Он пытался влезть в спальню капитана Фроста, но капитан проснулся и застал его.
— Честно говоря, — признался Бэтти с обезоруживающей откровенностью, — я видел, как Фрост вернулся домой, и готов был поклясться, что он пьян, как сапожник, иначе не полез бы к нему! Тогда мне было невдомек, что он может выпить больше, чем полдюжины ирландских матросов
— Обчистили?..
— Ну, облегчили. Разгрузили.
— То есть, обокрали? Неужели, — в ужасе спросила Геро, — мистер Фрост помогал вам грабить дом своего дяди?
— Да, — подтвердил Бэтти, довольный тем, что явно принял за похвалу. — И добыча оказалась недурна. Ложка из чистого серебра, побрякушки с драгоценными камнями и двести семьдесят пять золотых гиней, они лежали в сейфе, который любой младенец мог бы открыть согнутой шпилькой. Нам все это очень помогло. Вот уже пятнадцать лет, а то и больше, мы с ним неразлучны. Куда нас только не носило, и я ни разу не пожалел об этом. Хотя иной раз чего бы не отдал, только бы снова увидеть Лондон… Ц-ц-ц!
Мистер Поттер мечтательно заговорил о лондонских туманах, Темзе, видах и запахах родного города; его блестящие зоркие глаза подернулись дымкой нежных воспоминаний.
Геро подозревала, что за постоянными визитами мистера Поттера кроется какой-то тайный мотив. Скорее всего капитан Фрост велел ему занимать ее и держать под наблюдением, чтобы она случайно не увидела чего-то нежелательного. Тем не менее, девушка радовалась обществу старика, он многое знал (или притворялся, что знает) о Занзибаре и часами напролет рассказывал ей фантастические истории, небылицы о колдовстве и черной магии. О священных барабанах и губительной засухе, вызванной чарами вождя местного племени. Этот вождь поссорился с султаном и выстроил себе дворец, куда теперь являются призраки убитых рабов.
— Мвении мкуу одних замуровали заживо, чтобы принести вождю удачу, — объяснил Бэтти. — А других, в несколько раз больше, убили, чтобы их кровью разводить известь.
— Нет! — содрогнулась в ужасе Геро. — Не верю, это неправда!
— Такая же правда, как то, что я сижу здесь. Спросите кого угодно!
Геро спросила капитана Фроста, тот пожал плечами и ответил, что не удивился бы этому.
— Но разве можно поверить, что они действительно способны на такое? В нашем веке?
— Почему же нет? Эти мвении мкуу были знаменитыми шаманами и, очевидно, сохранили свои воззрения. Для африканцев человеческая жизнь ничего не стоит, а убийство — любимое развлечение. Я готов поверить, что в стенах дворца Дунга замуровано сколько-то тел.
— Но почему же султан не воспрепятствовал этому?
— Имам Саид? Хоть он и стал султаном Занзибаре, мвении мкуу жили там задолго до него. К тому же, полагаю, он побаивался еще одной трехлетней засухи. Бэтти рассказывал вам эту историю?
— Да, но… Этого никак не могло быть. Вы должны это знать. То было просто совпадение.
— Для вождя очень удачное.
Мисс Холлис сочла, что капитан потешается над ней, и едко заметила, что, пожалуй, он верит и в нелепую, рассказанную Бэтти историю о священных барабанах Занзибара.
— Какую именно?
— Их несколько?
— Думаю, с полдюжины. Какую Бэтти рассказал вам?
— Он говорит, что жрецы мвении мкуу — как там они называются? — прячут эти барабаны
— Я это тоже слышал.
— И верите в это?
Капитан Фрост засмеялся.
— Я верю только собственным глазам и ушам. Я не бывал на острове во время бедствия или перед его началом, может, этим и объясняется, что не слышал их.
— Все предрассудки, — объявила мисс Холлис, являются преградой просвещению и прогрессу, поэтому их нужно искоренить.
— А что вы считаете предрассудком?
— Разумеется, веру в то, что не может быть истиной.
— Но что есть истина? Это, мое самоуверенное дитя, сложный вопрос. То, во что верите вы? Или я? Или мве-нии мкуу?
— Я не самоуверенна — и не ваше дитя! — выпалила мисс Холлис, перейдя от абстракций на личности. — И вы не должны защищать предрассудки.
— Я вовсе не защищаю. Вы… раз уж пошла об этом речь, что скажете о золоте и островах, полных чернокожих людей, я слышал, как вы рассказывали о них Бэтти сегодня утром возле рубки. Не представляю себе большего предрассудка!
— Это другое дело, — ответила Геро, сильно покраснев. — Просто…
— Значит, вы тут не верите>ни единому слову?
— Да… Нет! То есть…
Она поняла, что капитан смеется над ней, резко повернулась и ушла, не снизойдя до того, чтобы закончить фразу.
Эмори Фростбыл поистине несносным человеком, и неприязнь к нему Геро резко усугубило открытие, что на форзаце некоторых его книг оттиснут герб, несомненно принадлежащий ему, так как под каждым оттиском стояла поблекшая, выведенная детской рукой надпись: «Эмори Тайсон Фрост, Линдон Гейблз, Кент. Anno Domini. 1839». Девиз на гербе «Я беру, что хочу», казался ей в высшей степени уместным, но подбор книг — странным. Совсем не таким, как она рассчитывала найти у работорговца. Там были биографии знаменитых людей и истории военных походов, греческая и латинская классика, три разных перевода «Одиссеи» и два «Илиады». Коран, Талмуд, Апокрифы, «Аналекты» Конфуция и «Справочник Адмиралтейства» соседствовали с «Путешествиями» Марко Поло, «Смертью Артура» Мэлори, «Дон Кихотом» и «Лавенгро»; одна книга по металлургии и три по медицине стояли рядом с произведениями Шекспира и романами Вальтера Скотта. Еще там было не меньше полудюжины стихотворных сборников. Когда Геро наугад взяла один из них, он раскрылся на странице, заложенной потертой резиновой лентой на строках, которые тут же завладели ее вниманием и воображением.
В мир неистовых фантазий, Где я всем повелеваю, С огненным мечом заклятым, Со своим конем крылатым В дальний путь я отправляюсь. Рыцарь призраков и духов Ждет меня на поединок. Что мне путь тот за край света Без дорог и без тропинок.Строки эти обладали музыкой и очарованием, каких Геро не встречала ни разу в тех солидных томах избранных стихов, что до сих пор попадали ей в руки, и она принялась листать страницы все медленней, медленней. «Поймай падучую звезду»… «Скажи, где прошлые года»… «Научи меня слышать русалочье пенье»…
Поэтам елизаветинской эпохи не нашлось места в библиотеке Барклая, однако, судя по захватанным страницам и пятнам соли на кожаном переплете, они были задушевными спутниками Эмори Тайсона Фроста. Это открытие рассердило Геро больше, чем герб на форзацах.
Она решила, что можно, хоть и трудно, найти оправдание для человека, задавленного нуждой, невежеством и низким происхождением. Но есть нечто не только не заслуживающее оправдания, но и совершенно возмутительное в том, что человек, обладающий знатностью и образованностью опустился до такого гнусного способа добывания денег. Капитан Фрост — позор не только Англии, но и всего цивилизованного Запада!