Пассат
Шрифт:
— А ты уверена, — спросила Геро, пораженная внезапной неприятной мыслью, — что они не жаждут крови султана? Не готовят его убийства или чего-то в этом роде? Тебе известно, на что способны жители Востока.
— Господи, да что ты! — возмущенно ответила Кресси. — Он же их брат. Во всяком случае, единокровный. По-моему, матери у всех них разные. Гарем, понимаешь. И., всякие там наложницы. — Кресси покраснела и торопливо продолжала: — Они вовсе не думают убивать Маджида. Хотят свергнуть его, а когда султаном станет Баргаш, Маджвд получит пенсию и уедет куда-нибудь на материк, в Дар-эс-Салам, где он построил себе новый дворец, истратив громадные деньги.
Геро
Любая другая девушка в такой день забыла бы о политических проблемах ради личных. Однако Геро Холлис была из более крутого теста и, более того, сознавала в себе высокое предназначение. Странные, высокие арабские дома, жестокий, прекрасный, ужасающий остров, ее фантастическое спасение от смерти и недавние непростительные замечания Клейтона казались незначительными в сравнении с перспективой нанести удар по отвратительному институту работорговли. «Я всегда знала, что мне найдется дело на Занзибаре», — подумала девушка с глубоким удовлетворением.
Она совершенно забыла о Клейтоне и не услышала, как он постучал. Дверь открыла Кресси.
— Нет-нет, Клей, тебе нельзя, — запротестовала она, потрясенная перспективой появления мужчины в дамской спальне ничуть не меньше, чем любая звезда гарема в подобных обстоятельствах. — Да, я скажу ей.
Она плотно закрыла дверь и шепотом спросила;
— Это Клей, что сказать ему? Он хочет тебя видеть. Наверно, чтоб извиниться.
— Скажи, я спущусь через пять минут, — ответила Геро.
Спустилась она почти через двадцать, правда, за это время Клейтон подготовил оправдания и облек извинения в приемлемую форму. Все было прекрасно, но закончил он тем, что в доказательство своего раскаяния присоединился к благодарственному посланию отчима, с которым доверенный служащий-араб отправился в городской дом Фроста.
— Должен сказать, я сделал это вопреки своему желанию, — откровенно признался Клейтон. — Однако, поскольку, он, кажется, обращался с тобой вполне терпимо, я счел, что без этого обойтись нельзя.
Слова его напомнили Геро недавний разговор, с Фростом, и она взволнованно сказала:
— Но ведь дядя Нат собирался зайти к нему лично и сказать, как я… как мы благодарны? Если подумать, чем мы ему обязаны, то просто отправить письмо…
— Устное послание, — поправил Клейтон. — Извини, Геро, но, кажется, вся сложность положения тебе до сих пор непонятна. Ты, конечно, считаешь нас черствыми и неблагодарными, однако мы должны думать и о своем официальном положении. Поэтому решили, что, пусть это покажется нелюбезным, нельзя давать в руки беспринципному правонарушителю то, что может оказаться поводом предъявлять к тебе какие-то притязания.
— Клец, но Ведь у него нет ко мне никаких притязаний. Я обязана ему…
— Ничем ты ему не обязана, — резко перебил Клейтон. — Капитан Фуллбрайт ясно сказав, что судно Фроста было совершенно неуправляемо, и лишь удача с Божьей милостью спасли «Нору Крейн» от столкновения. И ты сама говорила, что если б волна не бросила тебя на снасти
— Да, я… я все понимаю, — промямлила Геро. — Однако же он послужил орудием Провидения в спасении моей жизни, и мы не можем этим пренебречь. К тому же, как ты сам говорил, он при желании мог вести себя по отношению ко мне очень дурно.
— Он бы дорого заплатил за подобную попытку, — резко ответил Клейтон. — Нет, Геро. С твоей стороны очень великодушно испытывать благодарность к человеку, ничем, в сущности, ее не заслужившему, и, хорошо зная тебя, я не сомневаюсь, что ты уже выразила необходимую признательность. Но если кого-то из нас увидят входящими в его дом, особенно, когда никто не знает, что ты находилась на его судне, это вызовет массу пересудов. Нельзя, — подытожил Клейтон, — коснуться дегтя и не испачкаться.
Его угораздило повторить поговорку, которую утром произнес Фрост, и Геро вспомнила многое из сказанного капитаном. Она уже решила, что ради своего блага остров должен избавиться от этого человека. Однако мысль о том, что он предсказал поведение ее родственников с прискорбной точностью и теперь не только может сказать: «Говорил же я вам», но и обвинить ее заодно с ними в недостатке вежливости, была невыносимой. Поэтому для нее стало делом чести добиться того, чтобы Фроста поблагодарили лично.
Но Клейтон отказался вести об этом речь, а дядя Нат и тетя Эбигейл, вошедшие в гостиную пять минут спустя, приняли его сторону.
— Этот Фрост, — сказал в заключение дядя Натаниэл, — как тебе уже было сказано, просто-напросто бесчестный мошенник, и всем консулам на острове приходится бороться с его пагубным влиянием на султана. Скажу тебе прямо, Геро, мне очень не хотелось отправлять Селима к нему с благодарностью, однако я это сделал — лишь по той причине, которую ты настоятельно выдвигала. Не хотел давать работорговцу из белой швали повода обвинять меня в нелюбезности. Но я не намерен ни встречаться с ним, ни допускать его в свой дом, ни позволять своим родственникам переступать порог его дома. И не стану отправлять ему благодарственных писем, давая тем самым письменное подтверждение того, что ты провела десять дней на его судне. Он вполне может использовать его для шантажа. Ты больше не будешь общаться с ним. Это приказ!
— Но, дядя Нат…
— Все, Геро. Теперь пойдемте обедать и забудем об этом деле.
11
В день отплытия «Норы Крейн» американское консульство осаждали многочисленные визитеры. Драматическая история возвращения юной мисс Холлис из мертвых распространилась быстро, и европейская община, всего неделю назад отправлявшая открытки с соболезнованиями, теперь спешила принести поздравления и познакомиться с героиней драмы. Тетя Эбби не желала представлять племянницу, пока синяки, портящие ее внешность, не сойдут окончательно, и оставалась непреклонной. Дорогая Геро, говорила она визитерам, еще не оправилась от потрясения, доктор Кили советует ей отдыхать, как можно дольше, и категорически запрещает вести разговоры о том ужасном испытании, так как это задержит выздоровление.