Петербургское действо
Шрифт:
Архипастырь передалъ государын слухъ о трехъ новыхъ правительственныхъ мрахъ, повергнувшихъ все блое духовенство въ ужасъ: о военной служб для дтей духовныхъ, о вынос иконъ изъ церквей и объ опечатаніи всхъ домовыхъ церквей, которыхъ было у столичныхъ вельможъ очень много. Посл часовой бесды государыня сама предложила Сченову не оставаться у нея.
— Вамъ съ этимъ народомъ скучно будетъ, сказала она. — Да и пересудовъ не будетъ, коли никто не узнаетъ, что вы у меня были.
— Истинно, сказалъ Сченовъ и сталъ собираться.
Когда онъ уже былъ на порог гостинной, провожаемый
— Да, ваше величество, мы не молодцы и не воины, мы Божьи слуги. Мы не можемъ ничего начать, но будьте уврены, что если бы что начали молодцы гвардейцы, то я, какъ старшій членъ, ручаюсь за весь святйшій синодъ, ручаюсь даже за все духовенство столицы. Для насъ всхъ мы мать спасительница, заступница за вру, на которую воздвигъ Господъ новое гоненіе.
— Благодарю васъ, но что объ этомъ мечтать, вымолвила государыня. — Все это одн грезы, и опасныя даже грезы!
Едва только Сченовъ отъхалъ отъ дворца, къ государын явился воспитатель наслдника, Панинъ. Онъ вошелъ со словами:
— Ну что, продана Россія, будемъ на хвост у Фридриха воевать за него со всей Европой и ему же деньги платитъ?
— Я еще ничего наврное не знаю. Екатерина Романовна привезетъ всти.
Панинъ, сильно взволнованный, слъ предъ государыней. Онъ долго молчалъ, нсколько разъ взглядывалъ на нее какъ-то странно и, наконецъ, выговорилъ:
— Послушайте, ваше величество, я все хочу побесдовать съ вами о важномъ дл, даже о двухъ. Одно пустое…
— Ну что-жъ, улыбнулась ласково государыня, — давайте бесдовать. Время еще есть, гости еще не скоро съдутся.
— Первое дло… Правда ли, что у Гольца черезъ недлю маскарадъ?
— Сказывали мн это, Никита Ивановичъ. Да не врится. Вдь трауру только четыре мсяца минуло.
— Славно! Ну, чортъ съ нимъ, съ нмцемъ! Второе дло, скажите мн, въ какой должности состоитъ при васъ моя пустельга племянница?
— Ни въ какой. Въ должности друга. Я очень люблю Екатерину Романовну, изумилась государыня отъ неожиданности вопроса.
Панинъ пристально глядлъ ей въ лицо и отчасти строго.
— Вы понимаете, что я хочу сказать. Я ее тоже очень люблю, но вдь она верченая, съ толчкомъ въ голов! Начиталась зря всякихъ книжекъ, голова у нея кругомъ и пошла, а оттого она — ни мужчина, ни женщина, — ни пава, ни ворона! Семейныхъ и хозяйскихъ занятій не любитъ, на службу государственную вступить не можетъ, а, между тмъ, вы съ ней постоянно бесдуете о самыхъ щекотливыхъ длахъ. У нея собираются каждый вечеръ всякіе офицеры гвардіи, не нынче-завтра дойдетъ это до государя и съ ней будетъ худо. И сестрица ей не поможетъ. Да она-то все равно. Но васъ она можетъ замшать въ какое-нибудь глупое дло. Вотъ хоть бы недавно, будучи у нея, нашелъ я развернутый томъ французской исторіи и нсколько страницъ вс исписаны карандашемъ всякими замчаніями. A что бы, вы думали, она читала и на чемъ свои помтки длала?
Екатерина вопросительно улыбнулась.
— Ну, отгадайте. Да еще прибавила мн, что она изучаетъ это историческое событіе, какъ дйство народное, могущее повториться во всякой стран.
— La conspiration des poudres! разсмялась государыня.
— Нтъ, лучше
Государыня начала смяться.
— Нтъ, оно не смшно, угрюмо выговорилъ Панинъ. — Представьте себ, что ее захватятъ со всми ея бумагами, письмами и записочками къ разнымъ гвардейцамъ, да найдутъ эту книжку съ ея замтками. Да она сама еще цлый ворохъ со страху привретъ. Всхъ и переберутъ, выржутъ языки, накажутъ плетьми и ушлютъ въ Сибирь. За примромъ такимъ ходить не далеко. Я не старъ, а на моей памяти бывали такія переборки въ Петербург. Васъ еще не было въ Россіи, когда здсь водили по улицамъ и на эшафотахъ примръ примряли надъ Минихомъ, а тамъ надъ Остерманомъ, Левеннольдомъ и другими.
— Я знаю, мн разсказывали это подробно. Это было за годъ, кажется, до моего прізда въ Россію?
— Ну, вотъ. A я-то и хорошо помню, хоть и не великъ былъ.
— Но что вы, Никита Ивановичъ, хотите сказать? вымолвила государыня.
— Хочу сказать, чтобы вы съ моей племянницей не связывались и тмъ себя не погубили. Тяжело жить, да что-жъ длать, можетъ все обойдется.
— Никакихъ общихъ длъ у меня съ княгиней, поврьте, нтъ. Мы только вмст отъ скуки забавляемся, читаемъ и переводимъ. Изъ всхъ офицеровъ, которые бываютъ у нея, я ни одного не знаю. Зачмъ они собираются, я тоже не знаю. У меня желаніе одно: ухать изъ Россіи прежде, чмъ меня постригутъ.
Панинъ поглядлъ въ печальное лице государыни и вымолвилъ:
— Ну, до этого еще, Богъ милостивъ, далеко.
— Нтъ, не далеко, тихо выговорила Екатерина и хотла что-то прибавить, но появленіе гетмана Кирилла Григорьевича Разумовскаго заставило ее замолчать. Панинъ не долюбливалъ гетмана и потому разговоръ не клеился. Но вскор стали собираться другіе гости и въ числ прочихъ явился артиллерійскій офицеръ Орловъ.
Панинъ съ изумленіемъ встртилъ появленіе могучей фигуры буянагвардейца и, обратившись къ одному изъ гостей, Бибикову, вымолвилъ, пожавъ плечами:
— Этотъ зачмъ здсь? И по какому праву? Что за новый придворный?.. Трактирный битка!
И Панинъ, сильно не въ дух, незамтно скрылся изъ гостинной и ушелъ на половину наслдника.
Довольно поздно явилась княгиня Дашкова. Она долго просидла дома, будто ради того, чтобы написать письмо съ мужу. Княгиня была необыкновенно довольна собой. Порученіе государыни, которое было обидно утромъ, какъ малозначущее, теперь казалось ей громаднымъ подвигомъ. Во всякомъ случа, она знала, что на вечер государыни ее ждутъ нетерпливо и она прособиралась, желая, по французской пословиц, se fairae desirer!
Дйствительно, когда княгиня вошла въ гостинную государыни, то бесда смолкла, вс вопросительно, нетерпливо взглянули на нее. Говорить, однако, было невозможно, такъ какъ былъ непрошенный гость — гетманъ, при которомъ подобный разговоръ былъ бы величайшей неосторожностью. Какъ нарочно, гетманъ на этотъ разъ сидлъ и не узжалъ. Нкоторые изъ боле близкихъ людей стали узжать. Въ числ другихъ собрался и цалмейстеръ Орловъ. Онъ промолчалъ весь вечеръ и сумрачный просидлъ въ углу гостинной. Только изрдка, когда можно было быть незамченнымъ, онъ взглядывалъ, мелькомъ, на государыню и взоръ его былъ печаленъ.