По ту сторону тьмы
Шрифт:
Я быстро отвечаю:
— Кортес.
Он тихим голос сразу же приступает к делу, что резко выделяется на фоне гула, звучащего по ту сторону провода, и звуков звонящих телефонов.
— Здрасьте, босс. Просто хотел сообщить Вам последние новости о женщине из морга.
Поджимаю губы, чтобы не показаться слишком нетерпеливым.
— И какие же?
— Ей доставили посылку. Букет роз.
Сжав пальцы свободной руки в кулак, скрежещу зубами, предвидя, что он скажет дальше.
— Они были от офицера Хендерсона. Больше никакими новостями не располагаю,
Сукин сын.
— Значит, он розы отправил?
— Так точно, босс. — В его голосе звучит нерешительность. Наверное, ему интересно, что меня с ней связывает, но это никого не касается. Лучше пусть думает, что она представляет какую-то угрозу. В противном случае — если Последователи или другие долбаебы, охотящиеся за мной и этой территорией, узнают, что я с ней кручу роман, — она подвергнется еще большей опасности.
— Спасибо, Даллерайд. Признателен за информацию.
Выдох облегчения на другом конце линии невозможно не заметить.
— Все что угодно, босс.
Когда звонок завершается, возникает желание швырнуть телефон через всю закусочную.
Он прислал ей долбанные розы.
Уэйд Хендерсон не проливал кровь так, как я. Не заставлял взрослых мужиков обоссываться, когда я делал первое и последнее предупреждение после того, как они лажали. Не нажимал на курок, чтобы пустить пулю в голову.
Все перечисленное превращает Хендерсона в лучшего кандидата для нее: офицеришка придерживается правил, платит налоги, не разбивает костяшки пальцев, чтобы проучить какого-то пиздюка, решившего отпиздить женщину, никогда не перерезывал горло насильнику и не давал ему истечь кровью, никогда не кастрировал ничтожество, который терроризировал детей и крал у них детство, оставив его подвешенным.
Нет, Хендерсон совсем не такой. Он не марает руки. Офицеришка просто надевает на людей наручники и заполняет бумаги. Остальное доделывают бюрократия и политика.
Может, Хендерсон и сможет сделать Джорджию счастливой, предоставить ей «белый заборчик», но чутье подсказывает мне, что не того она хочет на самом деле.
«Нечего тебе, блядь, соваться к ней».
Будь ты проклят, мой внутренний голос. Хотя, истину глаголет. У меня слишком много забот, убийства происходят одно за другим, и я понятия не имею, кто их совершает.
Но рыжая так сильно меня интригуют, когда я с ней. Никогда прежде я не был так повернут на женщине. И да, трахать ее без презерватива было сродни прикосновению к раю, хотя это было нечто большее.
Эта женщина целует со всей чувственностью. Она не делает ничего вполсилы. Из всех действий, которые я хотел бы вновь пережить и проделать в течение долгого времени, это вновь и вновь целоваться с ней.
Мрачно усмехаюсь, поскольку, возможно, мне нужно снова позвонить Даллерайду, чтобы он объявил в розыск мои яйца, поскольку я, очевидно, их потерял.
Когда Анхела опускается на сиденье напротив меня, я сдерживаю стон, потому что разговор не предвещает ничего хорошего.
На
— Знаю, что я всего лишь владелица закусочной… — В ее темных глазах появляется озорной блеск. — Но я считаю, что один из путей к сердцу женщины — это показать ей, что ты в состоянии о ней позаботиться.
Я приоткрываю губы, собираясь сказать ей, что это не имеет никакого отношения ни к чьему сердцу, но она перебивает.
Не то чтобы она меня совсем не знает.
— Джорджия не ходила за продуктами, как она обычно делает в выходные. — Черты ее лица мрачнеют, а в глазах появляется беспокойство. — Вероятно, сегодня она останется без нормального обеда и будет вынуждена заказать себе еду.
Мысли беспорядочно крутятся в голове. Если она заметила что-то подобное, значит, рыжая затронула не только струнки моей души.
Кроме того, после всего, через что женщина прошла, и того, что ее график сбился, теперь она сталкивается с последствиями отсутствия обеда. Я тянусь к затылку и сжимаю напряженные мышцы. Незачем мне беспокоиться о том, обедает Джорджия или нет. Меня это не должно волновать. Той ночью она отделалась от меня слишком быстро, так что, скорее всего, не хочет иметь со мной ничего общего.
Даже с пониманием этого, я не мог удержаться от того, чтобы не оставить ей записку. Обычно я не такой уж и мелочный придурок, стремящийся оставить за собой последнее слово, но у нас с рыжей есть незаконченное дело, хочет она того признавать или нет.
Со вздохом провожу рукой по лицу.
— У меня такое чувство, что ты уже что-то замышляешь.
Ее глаза загораются и на лице появляется довольное выражение.
— Мне известно, что она не прочь съесть завтрак на обед и что недавно ей очень понравились мой знаменитые торрихас.
Хендерсон прислал ей розы, но это не то, что сегодня нужно рыжей. Ей нужен кто-то, кто позаботится о ней и позаботится о том, чтобы она пообедала.
Хочу быть тем, кто это сделает. К черту все, я стану тем, кто это сделает. И хотя я не имею права еще больше вторгаться в ее жизнь, что-то побуждает меня к этому.
— Бронсон. — Она тянется к моей руке, лежащей на столе, и накрывает ее своей. — Ты хороший мужчина.
Покачав головой, я испускаю насмешливый вздох.
— А вот теперь ты и впрямь перебарщиваешь. — Окинув ее мрачным взглядом, я напоминаю: — Мы оба знаем, что это не так.
Она отводит руку назад с разочарованным вздохом.
— Может, не в традиционном смысле, но в нетрадиционном ты хороший человек. — Она обводит рукой посетителей закусочной. — Просто спроси у любого.
Я молчу, потому что она хочет видеть во мне самое лучшее, и ничто никогда этого не изменит. Если знание о том, скольких людей я убил или избил до полусмерти, каких людей я прогонял, чтобы спасти это сообщество и защитить его от пожирания живьем корпоративной жадностью, не изменило ее мнение обо мне, значит, ничто не изменит.