По ту сторону тьмы
Шрифт:
А вот теперь, я — отбитая на всю голову женщина, которая смотрит на свое отражение в зеркале в полный рост в спальне, гадая о том, стоит ли мне переодеть сарафан или нет. В порядке ли мои волосы и макияж либо…
— Ты прекрасно выглядишь.
Я подпрыгиваю, и мои изумленные глаза встречаются со знакомыми темными глазами в зеркале. Приоткрываю губы, чтобы высказать ему все, что я думаю о проникновении в мой дом без приглашения, но он подается вперед, его взгляд наполнен жаром. Остановившись позади меня, он нежно откидывает волосы в сторону, обнажая
Не сводя взгляда, он наклоняет голову и нежно целует оголенную кожу.
— Ты прекрасна, рыжая.
Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на него.
— Спасибо. — Приняв строгий вид, — ведь знаю же, что, если дать этому мужчине повод, он сядет на шею, — тычу пальцем ему в грудь. — Но это не оправдывает того факта, что ты просто вальяжно ввалился сюда, словно…
Он молниеносно обхватывает мой затылок и прижимается своим ртом к моему, действенно прервав тираду. Его язык встречается с моим, и я не могу удержаться, чтобы не сжать в кулаках переднюю часть его рубашки. Тихий стон так и норовит вырваться из уст, но он отступает назад, прежде чем он это происходит.
Бронсон заботливо поправляет мои волосы, прежде чем отступить на шаг.
— Я подготовил для тебя кое-что. — В его глазах мелькает намек на мальчишеское волнение.
Когда он протягивает свою раскрытую ладонь, нерешительность сковывает его движения.
Неужели он колеблется по той же причине, что и я, а то не решаюсь принять его ладонь? Это похоже на нечто большее. Мысль о том, чтобы вложить свою руку в его, заставляет зловещее предчувствие затаиться в глубине сознания, нашептывая, что это все изменит.
Выражение его лица искажается, отчего в животе болезненно трепещет. Прежде чем он успевает опустить руку, хватаю ее. Крепко. Возможно, слишком крепко, но что бы это ни было, я желаю этого. Даже если я знаю, чем все закончится. Все закончится тем, что он поймет, кто я на самом деле, и бросит меня.
Чудила. Демоница. Ведьма. Чудовище.
Подхожу ближе и пытаюсь передать то, что не могу выразить словами: что я хочу этого — хочу его, — пока есть возможность. Как бы недолго это ни было. Меня влечет к нему, и сопротивляться больше нельзя.
Как-то ночью я заявила себе, что нужно жить, пытаться обрести хоть какое-то подобие нормальной жизни. Ну… вот она, часть этого заявления: принятие мужчины, которого тянет ко мне, и поддаться этому ощутимому притяжению между нами.
Надменно вздергиваю подбородок, вызывающим и немного игривым тоном произнеся:
— Лучше этому сюрпризу быть приятным. — Пренебрежительно машу рукой. — В конце концов, у меня большие ожидания от бандюгана такого калибра.
Темные глаза загораются. Этот мужчина обожает, когда я его подкалываю. Не потому ли, что никто больше не осмеливается это делать?
— Вот как?
— Ага.
Он скользит рукой к моему затылку, его пальцы перебирают мои мягкие волосы. Приподняв мое лицо, он приближает свой рот к моему. При
— Хорошо, что я обожаю вызовы.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ
БРОНСОН
Я не старался ради женщины вот уже… черт. Вероятно, никогда.
Рыжая, она другая. Ради нее мне хочется показать, что я могу быть не просто мужчиной, который возвращается домой ближе к ночи с разбитыми костяшками пальцев и рубашкой, заляпанной чужой кровью. Не просто мужчиной, который разбирается с делами по-своему. Не просто мужчиной, который пускает пулю промеж глаз тому, кто угрожает невинным людям и территории, на создания которой я из кожи вон лез.
Ради нее хочется быть большим, чем преступником, больше, чем убийцей, потому что она хочет меня… а не просто главаря Скорпионов.
— Пойдем. — Веду женщину на кухню, держась с ней за руки, что кажется так правильно.
Остановившись в дверях, загораживаю ей вид на кухню и поворачиваюсь, чтобы сказать:
— Прикрой глаза.
Вместо того чтобы повиноваться, она смотрит на меня с подозрением.
— Зачем?
Мои губы подрагивают; я знал, что так оно и будет. Что моя рыжая будет препираться со мной на каждом шагу.
Я тяну наши соединенные руки, что застает ее врасплох, в результате чего она утыкается в меня. Обхватив ее лицо другой рукой, провожу большим пальцем по ее гладкой коже и наблюдаю, как смягчаются черты лица. Для меня.
Для того, на руках которого было больше крови, чем у любого другого.
Опускаю голову, встречаясь с ней взглядом, и не могу удержаться от ухмылки.
— Потому что я так сказал.
От такой близости зеленые глаза затуманивается, и проходит мгновение, прежде чем слова доходят до нее.
— Ах ты… — Джорджия бьет меня в грудь, бросая на меня неодобрительный взгляд.
Выпрямившись, успокаиваюсь и понижаю голос:
— Прикрой глаза, рыжая. — Когда она все еще противится, бормочу: — Пожалуйста.
На ее лице вспыхивает удивление, и она смотрит на меня с минуту, прежде чем выполнить просьбу. Отвлекаюсь, глазея на нее: она так чертовски великолепна. Затем подвожу рыжую ближе к кухонному столу.
— Уже можно смотреть?
— Пока нет. — Сужаю глаза, посмотрев на нее. — И не подглядывай.
Она бормочет что-то нечленораздельное, как и подобает вспыльчивой женщине. Быстро зажигаю спичку и аккуратно делаю все необходимое, прежде чем погасить ее.
— Прошу, скажи, что ты не собираешься спалить мой дом. — От ее язвительного тона губы растягиваются в ухмылке.
— Теперь можешь смотреть.
Она опускает руки и несколько раз моргает, глядя на открывшееся перед ней зрелище. На красивом лице отчетливо видны растерянность и недоверие. Рыжая тяжело сглатывает, и ее рот приоткрывается, после чего внимание переключается на меня.