Поле Куликово

Иванов Сергей Иванович

– Приберегите, - сказал Копыто.
– Может, еще найдутся хозяева. А нет - отдадим в монастырь, в пользу сирот.

– Топором-то, однако, способнее, нежель мечом, - заметил мужик, зарубивший десятника.
– Я уж спытал.

– На земле способней, - сказал Копыто.- Но мы не в большом полку стоим. Ты, Касьян, выбери меч по руке, да и другие - тож. С Ордой воюем, может, в сёдлах доведётся ещё рубиться с погаными. На досуге стану вас поучивать.

Никита, бледный, весь опущенный, сидел поодаль, не принимая участия в разборе трофеев.

–

Ровно с похмелья парень, - заметил Роман, но никто не улыбнулся. В воздухе уже заныли зелёные мухи, граяли вороны в кронах деревьев, обступающих вырубку.

– Чего дальше будем делать, начальник?
– спросил Касьян.

– Бить Орду, покуда она - рассыпана. Искать надо грабёжников и - сечь без пощады.

– Стадо, однако, надо перегонять.

– Зачем? Орда не ищет сгинувших, ей некогда ждать.

– Один-то ушёл, - сказал пастух.
– Старый, вроде меня, этакой неприметный. Толмачил он. Когда скрылся, я и не видал.

– Што ж ты молчал, Лука?
– укорил Копыто.
– Теперь уж не поймать.
– Спохватился вдруг.
– Тут бабы к вам с нашего стана не являлись?

– Нет, Ванюша.

– Вот беда! Ждать надобно Меланью, а ждать нельзя, ежели упустили вражину. Думайте, куда скот отогнать.

Притихли мужики. Лучшего места, чем это, близко не было.

– Зачем, православные, искать иного места?
– подал голос Лука.
– Вернутся ордынцы аль нет - то ещё неведомо, а погоним скотину - как раз налетим на нечистых. Оставьте вы мне коняку посмирнее, глядишь, и на одной ноге со стадом управлюсь. Хочу я, православные, за мир пострадать, ты же, Никита, как знаешь. Случай чего, скажите бабке моей да сынку Алексею - так, мол, и так: за мир пострадал Лука.

Никита встал:

– Не оставлю я тебя одного, отец. А нагрянет татарин снова, велит показать дорогу к нашим - не откажусь. Леса - темны, дороги в них - узеньки, по болотам и того уже, а в Чёрной трясине вся Орда уместится. Дождёмся Меланью да и отошлём мальцов и девок.

Долго хмурился Копыто, но лучшего не придумал.

Трофейных лошадей взяли заводными, для прокорма положили во вьюки живых баранов, и отряд направился в сторону Звонцов по той тропе, что привела врагов на вырубку. Копыто думал, как бы ему увеличить свой отряд. Теперь это непросто - с появлением Орды люди становятся похожими на волков, боятся друг друга. Когда уходили в лес, его догнал осиротелый Васька:

– Дяденька, возьми! Боярин сулил взять меня в дружину, я хочу бить Орду.

Копыто поднял парнишку на руки и заговорил:

– Слушай, Василей. Ты должен сослужить боярину службу, прежде чем он возьмёт тебя в войско. Ведь твой малый братка знаешь кто? Он - боярский сын, беречь ево для дружины надо. Бабы-то, они - какие? Понянчатся с чужим чуток, да и кинут, а за ним догляд нужон. Будь стражем при нём до боярина. Понял, Василей, какое дело важнецкое?

– Понял, дяденька.
– Парнишка смотрел на воина.

– Ступай, Василей, сполняй.

Вражеского разведчика настигли версты

через две. Он сидел на упавшей лесине, его лошадь общипывала листья с орешника, и шорох веток предупредил Копыто. Сквозь зелёную сеть острый взор Ивана различал отрешённое лицо врага. О чём он думал? Может, решал: возвращаться ли к своим, где придётся держать ответ за пропавших воинов, или выбрать иной путь? А может, посреди враждебного леса грезились ему родные кочевья в степи, горечь кизячного дымка, лица старухи и внуков? Стрела уже легла в изложье, когда степняк насторожился, повернул голову и тем облегчил прицел.

Запах дыма навёл Копыто на станицу беглых крестьян. Было их больше трёх десятков, семеро - молодые мужики и парни, годные для ратного дела. Они ушли из-под носа грабителей, бросив на дороге обоз со всем добром, второй день голодали и зябли у костров, пробираясь на Можайск. Копыто оставил в отряде мужчин, остальных отослал на вырубку, к пастухам. Теперь в его ватаге стало двенадцать бойцов. Он разведал Звонцы. Пустое село с растворёнными воротами подворий манило к себе и казалось страшным. В деревянном кресте церквушки торчала длинная оперённая стрела.

Под вечер устроили засаду между Звонцами и серпуховским трактом. Уже стекалась военная добыча к основному пути войска Орды от Серпухова на Москву, и ждать пришлось недолго. Сначала прошла конная полусотня, охраняя подводы с зерном в мешках и коробах, медовыми колодами, сундуками и узлами, из которых выпирали круги воска и торчали шкуры зверей. Через час появилась новая колонна. Спереди, вольно держась в седлах, ехало четверо всадников, за ними тянулись телеги с поклажей, над бортами торчали головы детей. Привязанные к телегам верёвками, брели босые, простоволосые люди: молодые мужчины и женщины. Позади торчали пики конного десятка, доносилась степняцкая песня. Копыто застрекотал белкой - сигнал своим приготовиться к нападению. Стали различаться слова песни, которую выводил молодой голос:

Когда время выдернет зубы у волка,

Старый зверь издыхает в овраге.

У седого Худай-богатура

Время вырвало тридцать зубов и один,

Но голод не стиснет арканом шею Худая -

У старого волка степей уж большие волчата,

Они - сосцы его жизни,

И Сондуг-удалец - сладчайший сосец.

Скоро великий эмир Кутлабуга

Привяжет коней к Золотому колу в стране урусутов,

И тогда на славной охоте в богатых улусах

Сондуг-удалец тёплую шубу добудет,

Красную шубу соболью.

Он добудет красную шапку бобрового меха,

Сбив её меткой стрелой с урусутского князя.

А потом скакуна золотого эмир Кутлабуга

Снова привяжет у юрты отцовской,

И воины станут хвалиться добычей,

Жён своих милых и старых отцов одаряя.

Крикнет старый Худай сладчайшему сыну:

"Ойё, любимый волчонок!

Отдай мне красную шубу соболью,

Красную шапку отдай ты мне поскорее -

Ведь осень уже застала Худая,