Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ.
Шрифт:
Церковь, говоришь ты, не есть устройство общества, ибо общественный элементъ входитъ въ нее какъ второстепенный. Въ ней первое — человкъ, т.-е. лице. Въ государств все — общество; въ церкви все — человкъ. Но если для нея человкъ — все, если она обнимаетъ его вполн, то какъ можетъ она длать это, не опредляя характера его отношеній къ обществу? Неужели общество магометанъ или жидовъ будетъ имть одинакіе нравы съ обществомъ христіанъ? Или общество квакеровъ — одинакіе нравы съ обществомъ латинцевъ? Еслибы лютеране, латинцы, кальвинисты и англиканцы устроили — каждые — свою жизнь совершенно послдовательно своимъ убжденіямъ, то неужели каждое общество не имло бы своихъ особенныхъ нравовъ и обычаевъ, сообразныхъ особенности своихъ убжденій?
Ото всхъ отъ нихъ отличалось бы общество православное, т.-е., разумется, согласное съ своимъ основнымъ ученіемъ. — Но если вра народа иметъ такое тсное соединеніе съ его нравами и обычаями, то какъ же не будутъ имть къ нимъ никакого отношенія его законы? — Конечно, завоеваніемъ, или какими-нибудь подобными несчастными обстоятельствами могутъ и, по большей части, дйствительно накладываютъ на народъ законы,
Противъ этого отношенія государственнаго устройства къ нравамъ и убжденіямъ народа ты говоришь: „Гд же такое государство (гд бы народъ былъ связанъ одинакими убжденіями)? Такого государства не только нтъ и никогда не было, но ты его даже и въ воображеніи создать не можешь”. — Но я думаю, что до 16-го вка вс государства Европы были таковы, что народы въ каждомъ были одинакой вры. — Но особенно древняя Россія въ этомъ отношеніи можетъ служить образцомъ единодушія и единомыслія народнаго, воплощавшагося въ нравы и обычаи народные, и если не успвшаго (по причин вншнихъ историческихъ условій) выразиться въ его правительственной государственности, то выразившаго, по крайней мр, свои требованія во многихъ отношеніяхъ государственнаго законодательства. Впрочемъ я думаю еще и то, что даже теперь никто не иметъ права смотрть на Россію иначе, какъ на государство православное, а если Биронъ, или кто изъ нмцевъ когда-нибудь и смотрлъ на нее иначе, то никогда не смлъ въ этомъ признаться. — Императрица Екатерина въ своемъ манифест, которымъ она объявляла о низверженіи Петра III и о своемъ восшествіи, говоритъ, что императоръ Петръ III, дошелъ до того, что намревался даже содлать господствующею въ Россіи врою лютеранскую, отъ чего каждый врный подданный государства долженъ былъ помышлять о пролитіи его крови. — Конечно, не я могу одобрять слова ея; но они, однако же, показываютъ, какъ она понимала единство Россіи и ея вры, и хотя сама была не врующая, но никогда не смла признаться въ томъ. — И какже можетъ измниться характеръ православной Россіи отъ того, что она покорила подъ свою власть нсколько милліоновъ католиковъ и нсколько милліоновъ протестантовъ, евреевъ, магометанъ и большое количество язычниковъ? — Еслибъ они покорили Россію, тогда только могла бы она утратить господство православнаго духа въ своемъ законоустройств и въ своемъ правительств. — Если же, сохрани Богъ, въ Россіи когда-нибудь сдлается что-нибудь противно православію, то все-таки будетъ враждебно Россіи столько же, сколько и вр ея. Все, что препятствуетъ правильному и полному развитію православія, все то препятствуетъ развитію и благоденствію народа Русскаго; все, что даетъ ложное и не чисто православное направленіе народному духу и образованности, все то искажаетъ душу Россіи и убиваетъ ея здоровье нравственное, гражданское и политическое. Потому, чмъ боле будетъ проникаться духомъ православія государственность Россіи и ея правительство, тмъ здорове будетъ развитіе народное, тмъ благополучне народъ и тмъ крпче его правительство, и, вмст, тмъ оно будетъ благоустроенне, ибо благоустройство правительственное возможно только въ дух народныхъ убжденій. — Если оно будетъ не того духу, то непремнно будетъ стснять свободное его выраженіе въ жизни и слов подъ предлогомъ толеранства и, стсняя его, само будетъ стсняться имъ и утверждаться противъ него только насильственно, боясь каждой тни духа общественнаго, какъ привиднія изъ другаго міра.
Ты говоришь: „Церковь и государство едины и тожественны только въ человк, и то только въ его таинственномъ центр. Въ проявленіи же въ мір они совершенно различны и общаго ничего не имютъ. — Но мы сейчасъ видли, что у нихъ общаго — нравы и обычаи народа, которые происходять изъ его убжденій, вры, и съ которыми должно согласоваться его законное устройство. Но, кром нравовъ и обычаевъ народа, вс его общественныя отношенія составляютъ также общую середину между церковью и государствомъ, происходя, боле или мене, изъ одной и требуя отъ другаго себ гласнаго утвержденія, или, по крайней мр, свободнаго развитія, не стсняемаго противорчащими законами.
„Церковь, говоришь ты, на земл — гостья; государство здсь — житель, владыка”. — Но если церковь — гостья званая, то потому именно ее и угощать слдуетъ, чтобы она не оставила не заботящагося о ней хозяина! „Ея вся цль — жизнь будущая, ея правила — вчныя и безусловныя”. Это правда, но потому-то она и не можетъ покориться требованіямъ здшней жизни; потому-то и должно покориться ей государство, котораго „цль — жизнь здшняя, а правила — временныя, условныя”. Неужели не хорошо здшнюю жизнь устраивать сообразно нашимъ понятіямъ о будущей?
„Вра, говоришь ты, есть даръ свыше и, вмст, самое свободное, самое самобытное дйствіе человка, потому ее нельзя перенести на государство; слдовательно какже можетъ быть государство христіанское — православнымъ?” Но какъ же ты это понимаешь? Государство можетъ быть языческое, можетъ быть іудейское, магометанское и только не можетъ быть христіанское?
„Для государства, говоришь ты, врою служитъ общественное мнніе, которое есть сумма връ человческихъ въ посредственномъ временномъ ихъ проявленіи”. Для чего же ты хочешь, чтобы государство сообразовалось лучше съ этимъ временнымъ, часто ошибочнымъ проявленіемъ народныхъ убжденій, а не съ самимъ источникомъ ихъ? Къ тому же говоря: „сумма връ”, а не „вра”, ты непремнно хочешь подъ словомъ государство понимать или Соединенные Штаты, или Австрію, т.-е. случайный или насильственный слпокъ разногласныхъ народностей. Но такое соединеніе разногласій, которыя воюютъ, встрчаясь другъ съ другомъ, и силятся разорваться при первой возможности, — не можетъ идти въ примръ гармоническаго
Ты продолжаешь: „общественное мнніе устанавливаетъ общественную нравственность, по существу своему временную и условную, — единственное правило для государства; слдовательно, оно должно быть нравственнымь”. Я не понимаю здсь силлогизма. Почему же единственное правило для государства должна быть только временная нравственность, происходящая изъ случайнаго и временнаго общественнаго мннія? Отчего не та — не временная и не случайная — нравственность, происходящая не изъ случайной прихоти общественнаго мннія, но прямо изъ вры, господствующей въ государств? Можетъ быть, впрочемъ, что здсь-то именно и заключается узелъ всего различія между нашими мнніями, по крайней мр въ отношеніи къ ихъ практическому примненію. Для тебя главное основаніе государства, причина его такого или такого направленія и образованія — однимъ словомъ, его душа, — есть общественное мнніе, или мнніе большинства. Для меня душа государства есть господствующая вра народа. Но подумай: право господствованія большинства не сведется ли, въ послднемъ результат, къ праву сильнаго? Конечно, и при твоемъ и при моемъ понятіи о государств должно предположить въ немъ возможность такого оборота вещей, при которомъ грубая эгоистическая сила господствуетъ надъ разумомъ и убжденіями народа. Но при моемъ предположеніи это можетъ случиться только обманомъ или явнымъ насиліемъ, т.-е. беззаконно. При твоемъ предположеніи это будетъ законное господство партіи, превосходящей по количеству или по сил. Вслдствіе этого неизбжно надобно будетъ признать понятіе Гегелево, что всякое правленіе въ государств равно законно, только бы стояло, и всякая революція равно законна, только бы удалась, и правленіе то беззаконно, которое свергнуто, и революція беззаконна, которая не удалась. Эти-то безнравственныя убжденія и привели Европу къ теперешнему ея положенію. Но въ вопрос объ отношеніи государства къ церкви ты идешь гораздо дальше Гегеля. Онъ видитъ тсную связь между ними, которую ты не признаешь.
Ты кончаешь письмо свое словами: „въ дйствительномъ мір, между этими противуположностями (между церковью и государствомъ) нтъ примиренія, такъ сказать — моста; и потому они не могутъ ни сидть вмст на одномъ престол, ни подчинять себя одинъ другому”. Не противорчатъ ли эти слова тому, что ты самъ говорилъ сейчасъ же прежде о томъ, что общественное мнніе и общественная нравственность служатъ именно этими примирительными мостами между врою и государствомъ?
Прежде еще ты говоришь: „для общества нтъ ничего вчнаго; все для него, какъ и оно само, временно и случайно; вчность существуетъ только для человка — не какъ гражданина, а какъ лица. Государство, которое захочетъ служить вчности, должно принять или уставъ Василія Великаго, или иное подобное учрежденіе, но въ обоихъ случаяхъ оно перестаетъ быть государствомъ”. Я думаю, что тутъ есть какая-нибудь ошибка въ твоихъ выраженіяхъ. Ибо не можетъ быть, чтобы ты въ самомъ дл думалъ, что цль государства должна быть только временная и случайная, а все вчное къ нему не относится. Тогда для него и въ немъ не существовало бы ни справедливости, ни нравственности, ни святости законовъ, ни достоинства человка, ни духа народнаго и проч., но только удобное и полезное для временныхъ цлей. Тогда, способствуя всми мрами къ развитію благосостоянія физическаго въ народ, оно должно всми также зависящими отъ него мрами заглушать развитіе духовное, какъ могущее быть иногда прямо противно этимъ временнымъ цлямъ земнаго благосостоянія. Хотя бывали можетъ-быть правители государствъ, которые имли подобныя убжденія, но, кажется, никто не смлъ ихъ громко выговаривать.
Если ты скажешь, что противъ такого угнетательнаго направленія правительствъ ты обезопасилъ себя другимъ требованіемъ, именно тмъ, что „государство, какъ ты говоришь, должно доставлять намъ одно: возможность пріобрсти все, что нужно для земной жизни, и пользоваться спокойно этимъ пріобртеніемъ, т.-е. свободу”. Это хорошо на словахъ; но почему же ты думаешь, что государство, которое существуетъ съ какою-нибудь мелкою земною цлью, послушается твоего требованія свободы? Понятіе о свобод политической есть понятіе относительное и отрицательное, и только на немъ основывалось бы и для него существовало бы общество. Какъ и чмъ удержишь ты эту свободу въ такомъ устройств, которое не признаетъ другой законности, кром господства большинства, т.-е. перевса силы? Если же въ это относительное и отрицательное понятіе о свобод политической мы захотимъ вложить смыслъ существенный и положительный и назовемъ ее уваженіемъ къ свобод нравственной и къ достоинству человка, то такое понятіе непосредственно происходитъ изъ началъ религіозныхъ; и если ты хочешь, чтобы государство признало его, то оно должно признать и производящія его начала за свое законное основаніе. Признать святость нравственнаго лица нельзя, не признавая святости вчныхъ нравственныхъ истинъ, которыхъ источникъ и средоточіе есть вра. Потому, только возникая изъ вры, и ей подчиняясь, и ею одушевляясь, можетъ государство развиваться стройно и сильно, не нарушая свободнаго и законнаго развитія личностей и такъ же свободно и живительно согласуясь съ духомъ народа, проникнутаго тою же врою.
Здсь оканчиваю я письмо мое, любезный другъ, но не отвтъ, ибо надюсь продолжать въ Калуг. Но письмо это дошло до того пункта, на которомъ кончилось первое и съ котораго оно было отодвинуто твоимъ нападеніемъ. Слдов. эти 3 письма (2 моихъ и 1 твое) составляютъ одну половину вопроса, т.-е. объ отношеніи государства къ церкви вообще. Вторая половина будетъ разсматривать эти отношенія въ особенности, т.-е. какая система врованія соотвтствуетъ какому устройству государства. Здсь-то и заключается настоящее зерно моей мысли. Потому, если напишешь на это письмо отвтъ, то не сообщай его мн прежде окончанія моего письма. Остаюсь и проч.