Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ.
Шрифт:
Созвучіе ума и сердца было отличительнымъ характеромъ его духа, и самая фантазія его была боле музыкою мыслей и чувствъ, нежели игрою воображенія. Это доказываетъ, что онъ былъ рожденъ еще боле для философіи, нежели для поэзіи. Прозаическія сочиненія его, которыя печатаются и скоро выйдутъ въ свтъ, еще подтвердятъ все сказанное нами.
Но что долженъ былъ совершить Веневитиновъ, чему помшала его ранняя кончина, то совершится само собою, хотя, можетъ быть, уже не такъ скоро, не такъ полно, не такъ прекрасно. Намъ необходима философія: все развитіе нашего ума требуетъ ее. Ею одною живетъ и дышетъ наша поэзія; она одна можетъ дать душу и цлость нашимъ младенствующимъ наукамъ, и самая жизнь наша, можетъ быть, займетъ отъ нея изящество стройности. Но откуда придетъ она? Гд искать ее?
Конечно, первый шагъ нашъ къ ней долженъ быть присвоеніемъ умственныхъ богатствъ той страны, которая въ умозрніи опередила вс другіе народы. Но чужія мысли полезны
Чтобы еще боле убдиться въ польз вліянія Нмецкихъ мыслителей, взглянемъ на многочисленную толпу тхъ изъ нашихъ писателей, которые, не отличаясь личнымъ дарованіемъ, тмъ ясне показываютъ достоинство пріобртеннаго ими чужаго. Здсь господствуютъ два рода литераторовъ: одни слдуютъ направленію Французскому, другіе Нмецкому. Что встрчаемъ мы въ сочиненіяхъ первыхъ? Мыслей мы не встрчаемъ у нихъ (ибо мысли, собственно Французскія, уже стары; слд. не мысли, а общія мста: сами Французы заимствуютъ ихъ у Нмцевъ и Англичанъ) [10] . Но мы находимъ у нихъ игру словъ рдко, весьма рдко, и то случайно соединенную съ остроуміемъ, и шутки, почти всегда лишенныя вкуса, часто лишенныя всякаго смысла. И можетъ ли быть иначе? — Остроуміе и вкусъ воспитываются только въ кругу лучшаго общества; а многіе ли изъ нашихъ писателей имютъ счастіе принадлежать къ нему?
10
Что французская литература девятнадцатаго вка, утративъ свою прежнюю самобытность, живетъ единственно чужимъ вдохновеніемъ, о томъ свидтельствуютъ вс ея лучшія произведенія. Но еще новымъ подтвержденіемъ сей истины можетъ служить славный тріумвиратъ законодателей Французскаго мышленія въ наше время. Есть ли хотя одна плодоносная мысль въ лекціяхъ Cousin, которую бы онъ не занялъ у Нмцевъ? — Не Англичанамъ ли и Нмцамъ принадлежатъ вс основныя положенія Villemain, столь блестящаго въ своихъ примненіяхъ, столь искусно умющаго скрыть строгую стройность системы подъ наружнымъ безпорядкомъ отдльныхъ замчаній? Литературно-критическія сочиненія Гизо обнаруживаютъ еще непримиренную борьбу новаго Германскаго ученія съ прежними мнніями Французовъ; но историческія его лекціи дышатъ системою связною, полною, глубокою и занятою совершенно у новйшихъ Нмецкихъ философовъ, хотя новое развитіе сей системы, ея полнйшее и часто геніальное примненіе къ жизни среднихъ вковъ длаютъ Гизо однимъ и изъ оригинальнйшихъ Французскихъ мыслителей. — Есть однако въ литератур Французской такое качество, которое отличаетъ ее отъ всхъ другихъ, общаетъ много для будущаго, и самимъ подражаніямъ даетъ цвтъ оригинальности: это тсная связь литературы съ жизнію; но именно этого-то качества не могутъ перенять наши Русскіе подражатели. (См. Иностр. Журналы).
Напротивъ того въ произведеніяхъ писателей, которые напитаны чтеніемъ Нмецкихъ умствователей, почти всегда найдемъ мы что нибудь достойное уваженія, хотя тнь мысли, хотя стремленіе къ этой тни.
Но я говорю о писателяхъ безъ дарованій: талантъ равно блеститъ везд; онъ, какъ красота, даетъ прелесть всмъ движеніямъ; какъ чувство, даетъ душу всмъ словамъ; какъ умъ, даетъ умстностью цну всмъ мыслямъ. Князь Вяземскій можетъ быть тому прекраснымъ доказательствомъ. Слдуя преимущественно направленію Французскому, онъ уметъ острыя стрлы насмшки закалять въ оригинальныхъ мысляхъ и согрвать чувствомъ всегда умную, всегда счастливую, блестящую игру ума. Но и Князь Вяземскій, не смотря на вс свои дарованія, не смотря на то, что мы можемъ назвать его остроумнйшимъ изъ нашихъ писателей, еще выше тамъ, гд, какъ въ Уныніи, голосъ сердца слышне ума.
Многіе утверждаютъ, что Французское направленіе господствуетъ также и въ произведеніяхъ Баратынскаго; но по нашему мннію, онъ столько же принадлежитъ къ школ Французской, сколько Ламартинъ, сколько сочинитель Сен-Марса, сочинитель заговора Малета, сколько нашъ Пушкинъ и вс т писатели, которые, начавъ свое развитіе мнніями Французскими, довершили его направленіемъ Европейскимъ, сохранивъ Французскаго одну докончанность вншней отдлки.
Поэзія собственно Французская, какъ утреннее солнце, золотитъ одн вершины. Только т минуты жизни, которыя выдаются изъ жизни вседневной, которыя и толпа раздляетъ съ поэтомъ, имютъ право входить въ заколдованный кругъ ихъ мечтаній, и, можетъ быть, одинъ Шенье длаетъ исключеніе, — если можно направленіе Шенье назвать Французскимъ. Но Муза Баратынскаго, обнявъ всю жизнь поэтическимъ взоромъ, льетъ равный свтъ вдохновенія на вс ея минуты, и самое обыкновенное возводитъ въ поэзію, посредствомъ освтительнаго прикосновенія съ цлою жизнію, съ господствующею мечтою. Отъ того, чтобы дослышать вс оттнки лиры Баратынскаго, надобно имть и тоньше слухъ, и больше вниманія, нежели для другихъ поэтовъ. Чмъ боле читаемъ его, тмъ боле открываемъ въ немъ новаго, незамченнаго съ перваго взгляда, — врный признакъ поэзіи, сомкнутой въ собственномъ бытіи, но доступной не для всякаго. Даже въ художественномъ отношеніи, многіе ли способны оцнить вполн достоинство его стиховъ, эту точность въ выраженіяхъ и оборотахъ, эту мрность изящную, эту благородную щеголеватость? — Но если-бы идеалъ лучшаго общества явился вдругъ въ какой нибудь неизвстной
Между тмъ, красота жизни поэтической, съ лица которой Муза Баратынскаго сняла покрывало до половины, доказываетъ намъ, что поэтъ еще не весь выразился въ стихахъ своихъ; что мы должны ожидать еще несравненно боле того, что онъ совершилъ; что ему еще предназначено столько превзойти наши ожиданія, сколько разоблаченіе красоты можетъ удивить воображеніе.
Но въ его Бальномъ вечер, напечатанномъ въ прошедшемъ году, есть недостатокъ, котораго нтъ въ его Эд, ни въ Переселеніи душъ, въ этомъ миломъ, остроумно-мечтательномъ каприз поэтическаго воображенія: въ Бальномъ вечер Баратынскаго нтъ средоточія для чувства и (если можно о поэзіи говорить языкомъ механики) въ немъ нтъ одной составной силы, въ которой бы соединились и уравновсились вс душевныя движенія. Не смотря на то, однакоже, эта поэма превосходитъ вс прежнія сочиненія Баратынскаго изящностью частей, наружною связью цлаго и совершенствомъ отдлки. Въ самомъ дл: кт`o, прочтя ее, не скажетъ, что поэтъ сдлалъ успхи; что самые недостатки его доказываютъ, что онъ требовалъ отъ себя больше, чмъ прежде; что смшеніе тни и свта здсь не сумерки, а разсвтъ, заря новой эпохи для его таланта: однимъ словомъ, что на его Бальномъ вечер, какъ и на другихъ бальныхъ вечерахъ непоэтическихъ, сквозь тонкій, прозрачный занавсъ виденъ утренній свтъ наступающаго дня?
Баронъ Дельвигъ издалъ Собраніе своихъ стихотвореній. Также, какъ Баратынскій, онъ не принадлежитъ ни къ одной изъ новйшихъ школъ, и даже подражанія его древнимъ носятъ печать оригинальности.
Всякое подражаніе по систем должно быть холодно и бездушно. Только подражаніе изъ любви можетъ быть поэтическимъ и даже творческимъ. Но въ послднемъ случа можемъ ли мы совершенно забыть самихъ себя? и не отъ того ли мы и любимъ образецъ нашъ, что находимъ въ немъ черты, соотвтствующія требованіямъ нашего духа? Вотъ отъ чего новйшіе всегда остаются новйшими во всхъ удачныхъ подражаніяхъ древнимъ [11] ; скажу боле: нтъ ни одного истинно изящнаго перевода древнихъ классиковъ, гд бы не легли слды такого состоянія души, котораго не знали наши праотцы по уму. Чувство религіозное, коимъ мы обязаны христіанству; романическая любовь — подарокъ Арабовъ и варваровъ; уныніе — дитя Свера и зависимости; всякаго рода фанатизмъ — необходимый плодъ борьбы вковыхъ неустройствъ Европы съ порывами къ улучшенію; наконецъ, перевсъ мысленности надъ чувствами, и оттуда стремленіе къ единству и сосредоточенью, — вотъ новыя струны, которыя жизнь новйшихъ народовъ натянула на сердце человка. Напрасно думаетъ онъ заглушить ихъ стонъ, ударяя въ лиру Греціи: он невольно отзываются на его псню, и, вмсто простаго звука, является аккордъ.
11
Великій Гете представляетъ тому убдительный примръ. Все, что есть прекраснаго въ его плнительной Ифигеніи, эти поэтическіе переливы сердечныхъ оттнковъ, выраженные душевно-музыкальными стихами, принадлежатъ исключительно поэзіи новйшей. И чмъ обязана Ифигенія систематическому усилію подражанія? — Неподвижностью дйствія и безличностью характеровъ, которые длаютъ ее неспособною къ театральному представленію и совершенно несносною въ немного посредственномъ перевод. То же можно сказать и о Шиллеровой Мессинской невст.
Таковы подражанія Дельвига. Его Муза была въ Греціи; она воспиталась подъ теплымъ небомъ Аттики; она наслушалась тамъ простыхъ и полныхъ, естественныхъ, свтлыхъ и правильныхъ звуковъ лиры Греческой; но ея нжная краса не вынесла бы холода мрачнаго Свера, еслибы поэтъ не прикрылъ ее нашею народною одеждою; еслибы на ея классическія формы онъ не набросилъ душегрйку новйшаго унынія: — и не къ лицу ли Гречанк нашъ сверный нарядъ?
Тоже господствующее чувство замтно и въ другихъ произведеніяхъ Дельвига, и тоже качество, которое даетъ отливъ новйшаго его подражаніямъ древнимъ, было причиною, что поэтъ выше всего является въ своихъ Русскихъ псняхъ.
Но говоря о писателяхъ образцовыхъ, коихъ имена блестли въ литератур прошедшаго года, можно ли не упомянуть объ одной изъ лучшихъ надеждъ нашихъ? — Не многіе получили въ удлъ такую силу и мужество, коими красуются произведенія Языкова. Каждый стихъ его живетъ огнемъ, какъ саламандра.
Если мы будемъ разсматривать литературу нашу въ отношеніи къ другимъ Европейскимъ, то найдемъ въ ней соединенное вліяніе почти всхъ словесностей. Мы сказали уже, что направленіе Нмецкое и Французское у насъ господствующія. Вліяніе поэзіи Англійской, особенно Байроновской и Оссіановской, замтно въ произведеніяхъ многихъ изъ нашихъ литераторовъ. Подражанія древнимъ, хотя немногочисленныя, не могли не имть вліянія на общій характеръ нашей литературы. Словесность Италіянская, отражаясь въ произведеніяхъ Нелединскаго и Батюшкова, также бросила свою краску на многоцвтную радугу нашей поэзіи. Все это живетъ вмст, мшается, роднится, ссорится и общаетъ литератур нашей характеръ многосторонній, когда добрый геній спасетъ ее отъ безхарактерности.
Но вліяніе Итальянское, или лучше сказать, Батюшковское, замтно у немногихъ изъ нашихъ стихотворцевъ. Туманскій отличается между ними нжностью чувства и музыкальностью стиховъ. Въ прошедшемъ году онъ печаталъ не много. Къ той же школ принадлежатъ Г-да Раичь и Ознобишинъ.
Предлы этой статьи не позволяютъ намъ распространяться обо всхъ замчательныхъ произведеніяхъ прошедшаго года. Упомянемъ о нкоторыхъ. Василій Львовичь Пушкинъ напечаталъ три главы изъ своей романтической поэмы Храбровъ, гд Муза его не измнила своей обыкновенной любезности. — Г-жа Лисицына издала собраніе своихъ стихотвореній, гд чувство и простота выраженій ручаются за неподложность таланта. Баронъ Розенъ издалъ Дву семи Ангеловъ.