Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ.

Киреевский Иван Васильевич

Не должно смть Свое сужденіе имть.

Таково состояніе нашей литературной образованности. Я говорю это не какъ упрекъ публик, но какъ фактъ, и боле какъ упрекъ поэту, который не понялъ своихъ читателей. Конечно, въ Годунов Пушкинъ выше своей публики; но онъ былъ бы еще выше, еслибъ былъ общепонятне. Своевременность столько же достоинство, сколько красота, и Промеей Эсхила въ наше время былъ бы анахронизмомъ, слдовательно, ошибкою.

Мы еще воротимся къ трагедіи Пушкина, когда будемъ говорить о Русской литератур вообще.

Наложница.

Поэма

Баратынскаго имла въ литератур нашей ту же участь, какую и трагедія Пушкина: ее также не оцнили, также не поняли, также несправедливо обвиняли автора за недостатки небывалые, также хвалили его изъ снисхожденія къ прежнимъ заслугамъ и съ такимъ тономъ покровительства, который Гёте, изъ деликатности, не могъ бы принять, говоря о писателяхъ едва извстныхъ. И подъ этими протекторскими обозрніями, подъ этими учительскими порицаньями и совтами, большая часть критиковъ не удостоила даже подписать своего имени.

Такого рода литературное самоуправство нельзя не назвать по крайней мр страннымъ. Но оно покажется еще странне, когда мы вспомнимъ, что т же самые критики, которые поступали такимъ образомъ съ Баратынскимъ, большую половину статей своихъ о его поэм наполнили разсужденіями о нравственныхъ и литературныхъ приличіяхъ.

Мы припомнимъ это обстоятельство, говоря о характер литературы нашей вообще: теперь обратимся къ самой поэм [12] .

По моему мннію, Наложница отличается отъ другихъ поэмъ Баратынскаго большею зрлостью въ художественномъ исполненіи. Объяснимся.

12

Большая часть критиковъ Наложницы опровергали сами себя и другъ друга; но самый полный разборъ поэмы, самыя благовидныя обвиненія, самое отчетливое опроверженіе присовокупленнаго къ ней предисловія, находятся въ разбор Наложницы, напечатанномъ въ 10 нумер Телескопа. Въ конц этой книжки Европейца, читатели найдутъ отвтъ на этотъ разборъ, и онъ же можетъ служить отвтомъ и на остальныя критики Баратынскаго поэмы.

Читая Эду, мы проникнуты однимъ чувствомъ, глубокимъ, грустнымъ, поэтически-молодымъ, но за то и молодо-неопредленнымъ. Воображеніе играетъ согласно съ сердцемъ; въ душ остаются яркіе звуки; но въ цломъ созданіи чего-то недостаетъ, и есть что-то недосказанное, что-то некончанное, какъ въ первомъ порыв чувства, еще необъясненнаго воспоминаньями. Наружная отдлка Эды иметъ недостатки такого же рода: поэтъ часто увлекается однимъ чувствомъ, однимъ описаніемъ, прекраснымъ отдльно, но не всегда необходимымъ въ отношеніи къ цлому созданью. Однимъ словомъ, въ поэм не вс средства клонятся къ одной цли, хотя главное чувство развито въ ней сильно и увлекательно.

Въ Бальномъ Вечер, напротивъ того, стройность и гармонія частей не оставляютъ ничего желать въ художественномъ отношеніи. Все соразмрено, все на мст; каждая картина иметъ надлежащій объемъ; каждому описанію показаны свои границы. Но, не смотря на эту мрность частей, господствующее чувство проистекаетъ изъ нихъ недовольно ясно и звучно; и если въ Эд недостаетъ пластической опредленности и симметріи, то въ Бальномъ Вечер мы хотли бы видть боле лирическаго единства и увлекательности.

То и другое соединено въ Наложниц, гд главной мысли соотвтствуетъ одно чувство, выраженное ясно и сильно, развитое въ событіяхъ, соотвтственныхъ ему и стройно соразмренныхъ.

Но эта художественная зрлость, которою отличается послдняя поэма Баратынскаго отъ прежнихъ, не составляетъ еще главнаго достоинства изящныхъ произведеній. Художественное совершенство, какъ образованность, есть качество второстепенное и относительное; иногда оно, какъ маска на скелет, только прикрываетъ внутреннюю безжизненность; иногда, какъ лицо благорожденной души, оно служитъ ея зеркаломъ и выраженіемъ;

но во всякомъ случа его достоинство не самобытное и зависитъ отъ внутренней, его одушевляющей поэзіи. Потому чтобы оцнить, какъ должно, поэму Баратынскаго, постараемся опредлить общій характеръ его поэзіи, и посмотримъ, какъ она выразилась въ его послднемъ произведеніи.

Музу Баратынскаго можно сравнить съ красавицею, одаренною душею глубокою и поэтическою, красавицею скромною, воспитанной и столь приличной въ своихъ поступкахъ, рчахъ, нарядахъ и движеніяхъ, что съ перваго взгляда она покажется обыкновенною; толпа можетъ пройти подл нея, не замтивъ ея достоинства; ибо въ ней все просто, все соразмрено, и ничто не бросается въ глаза яркимъ отличіемъ; но человкъ съ душевною проницательностью будетъ пораженъ въ ней именно тми качествами, которыхъ не замчаетъ толпа.

Вотъ отъ чего нердко случается намъ встрчать людей образованныхъ, которые не понимаютъ всей красоты поэзіи Баратынскаго и которые, вроятно, нашли бы его боле по сердцу, если бы въ его стихахъ было мене простоты и обдуманности, больше шуму, больше оперныхъ возгласовъ и балетныхъ движеній, точно также, какъ въ половин прошедшаго вка Англійская публика не могла сочувствовать съ Заирою, видя, что при упрекахъ Орозмана она только плачетъ; и актриса, игравшая ея роль, желая произвести больше эфекта, должна была кричать и кататься по полу [13] .

13

Le sultan, говоритъ Волтеръ, n'est point 'emu de la voir dans cette posture ridicule et de d'esespoir, et le moment apr`es il est tout 'etonn'e que Za"ire pleure. Il lui dit cet h'emistiche:

Za"ire, vous pleurez!

Il auroit d`u lui dire auparavant:

Za"ire, vous vous roulez par terre!

Но эта обдуманность и мрность, эта благородная простота и художественная докончанность, которыми отличаются произведенія Баратынскаго, не составляютъ случайнаго украшенія стиховъ его; он происходятъ изъ самой сущности его поэзіи, которая, также какъ поэзія Батюшкова, дышетъ единственно любовью къ соразмрностямъ и къ гармоніи. Вся правда жизни представляется намъ въ картинахъ Баратынскаго въ перспектив поэтической и стройной; самыя разногласія являются въ ней не разстройствомъ, но музыкальнымъ диссонансомъ, который разршается въ гармонію. Отъ того, чтобы дать просторъ сердцу, ему не нужно выдумывать себ небывалый міръ, волшебницъ, привидній и животнаго магнетизма; въ самой дйствительности открылъ онъ возможность поэзіи; ибо глубокимъ воззрніемъ на жизнь понялъ онъ необходимость и порядокъ тамъ, гд другіе видятъ разногласіе и прозу. Оттуда утвержденіе его, что все истинное, вполн представленное, не можетъ быть ненравственное; отъ того самыя обыкновенныя событія, самыя мелкія подробности жизни, являются поэтическими, когда мы смотримъ на нихъ сквозь гармоническія струны его лиры. Балъ, маскерадъ, непринятое письмо, пированье друзей, неодинокая прогулка, чтенье альбомныхъ стиховъ, поэтическое имя, однимъ словомъ, вс случайности и вс обыкновенности жизни, принимаютъ подъ его перомъ характеръ значительности поэтической, — ибо тсно связываются съ самыми ршительными опытами души, съ самыми возвышенными минутами бытія, и съ самыми глубокими, самыми свжими мечтами, мыслями и воспоминаньями о любви и дружб, о жизни и смерти, о добр и зл, о Бог и вчности, о счастьи и страданіяхъ, о ихъ цли, слдахъ и поэзіи.

Эти возвышенныя, сердечныя созерцанія, слитыя въ одну картину съ ежедневными случайностями жизни, принимаютъ отъ нихъ ясную форму, живую опредленность и граціозную ощутительность, между тмъ какъ самыя обыкновенныя событія жизни получаютъ отъ такого сліянія глубокость и музыкальность поэтическаго созданія. Такъ, часто не унося воображенія за тридевять земель, но оставляя его посреди обыкновеннаго быта, поэтъ уметъ согрть его такою сердечною поэзіею, такою идеальною грустію, что не отрываясь отъ гладкаго, вощенаго паркета, мы переносимся въ атмосферу музыкальную и мечтательно просторную.