Полное Затмение
Шрифт:
— Я хочу вернуть её, Баскомб, — повторил Кесслер, стиснув барную стойку так, что костяшки пальцев побелели.
Баскомб пожал плечами.
— Ты не так долго живёшь в этой стране. Вероятно, ты себе плохо представляешь, как тут всё устроено. Прежде всего тебе следует понять, что... — Он прервался на минутку вынюхать ещё кокса, почти сразу повеселел и бодро продолжил: — Тебе следует понять, что ты не сумеешь вернуть свою идею тем же способом, каким она была украдена — скорее всего, во сне. Это добавляет правдоподобия твоей теории о причастности Джули. Она ждёт, пока ты заснёшь, или же просыпается и впускает их, они тебя обрабатывают газом или вкалывают усиливающий восприимчивость наркотик. У них с собой большой ящик, а в нём — хирургические инструменты. Они считывают твои нервные импульсы — экран прибора отображает их в понятном коде. Вызывают определённые ассоциации во сне. Понимают,
— Откуда ты знаешь, как это происходит? — спросил Кесслер, не скрывая подозрительности.
— У нас пару раз в год что-то подобное случается. Я много работал над этой темой. В Американском союзе защиты гражданских свобод собрана небольшая библиотека материалов по этому вопросу. Это их реально зацепило. Мы не можем выиграть в суде: такие случаи трудно доказать... — Он снова прервался на понюшку, глаза его заискрили, зрачки расширились. Кесслера раздражало, что Баскомб рассуждает о его случае настолько бесстрастно.
— Вернёмся к тому, что со мной проделали.
— Ах да. В общем, они отсылают запрос в биокомпьютер, который мы зовём мозгом, э? Они спрашивают, что ему известно по той или иной интересующей их теме, твой мозг автоматически начинает размышлять на эту тему и посылает сигналы в гиппокамп или височные доли коры, а те, в свою очередь, «переадресовывают» запрос в хранилище долговременной памяти. Они применяют молекулы-трейсеры, которые присоединяют себя к переносчикам химических сигналов. Достигая гиппокампа или височных долей, трейсерные молекулы — ферменты — просто-напросто командуют мозгу выдать определённую информацию. Они пробивают твою защиту на молекулярном уровне. Экстрагируют целевые данные и цепочки идей, к ним ведущие. В твоём случае извлекли не так много, чтобы ты превратился в идиота: вероятно, им нужна твоя жена, сотрудница Worldtalk. Возможно, твои подозрения недалеки от истины, однако она сослужила тебе и хорошую службу. В любом случае, мозговая химия так устроена, что, когда мозгу задают вопрос на языке нейротрансмиттеров, он отвечает, но мгновенное запоминание, произвольное запечатление информации невозможно. Можно подпитывать мозг сенсорными впечатлениями, индуцированными воспоминаниями — можно даже имплантировать их так, чтобы они укоренились и впоследствии адекватно реагировали на раздражители, — однако записать в мозг предварительно подготовленную информацию с бухты-барахты нельзя. Вероятно, потому, что память устроена голографически и при работе задействует клеточные комплексы. Скажем, вытянуть нитку из плаща можно без труда, но попробуй потом запихнуть её на место... Глянь на то прекрасное создание, вон там. Она прекрасна, м-м? Хотел бы я с ней... запечатлеться. Интересно, она настоящая? Впрочем, неважно.... О чём это я? Ага. Ты не сможешь просто вот взять и вставить воспоминания на место. Они же вольны селективно отобрать у тебя любые воспоминания, а равно и то, что, по их мнению, может пробудить в тебе подозрение. Но многие вспоминают всё равно, потому что свободные ассоциации склонны развёртываться по привычным тропинкам в мозгу, а потом на какой-нибудь тропинке обнаруживается размыв. Это весьма неприятно, однако ничего не доказывает.
— Хорошо, но можно же восстановить утраченную информацию не прямой перезаписью, а обычным способом индукции. Чтением, например.
— Да. Думаю, это лучше, чем ничего. Но тебе всё же потребуется дознаться, кто у тебя её отнял. Даже если это чей-то сторонний проект, ты ничего не докажешь. С ними могли поступить так же, как и с тобой. Тебе следует спросить себя: зачем с тобой так обошлись? Просто ради прибыли или по другим причинам? У крупных корпораций имеются разветвлённые сети агентуры. Единственная задача таких служб — поиск людей, чьи разработки или идеи могут пошатнуть существующее положение дел. Они стараются экстрагировать идеи прежде, чем изобретатель успевает их запатентовать, опубликовать или обсудить на публике. Они отняли у тебя какую-то идею, вероятно, вставив на её место заглушку какого-нибудь ментального ингибитора, чтобы ты не сумел её восстановить методом обратной разработки. Если твоя идея действительно могла поколебать статус-кво, Джимми, в следующий раз они этим наверняка не ограничатся. Они играют по-крупному. Если ты примешься упорствовать, то я не исключаю, что тебя найдут мёртвым. Всякое бывает, знаешь ли.
Поднимаясь в лифте к себе в квартиру и пытаясь собраться с растревоженными мыслями, Кесслер пришёл к выводу, что его испугала не угроза
Джули выждала, пока он заснёт. Вероятно, установила будильник на столике рядом с кроватью. Проснулась в урочный час, прокралась к двери и тихонько открыла её для людей с чёрным ящиком...
И она сделала это, потому что ей так приказали в Worldtalk. Worldtalk — её муж, её дети, её родители. Вероятно, больше всего — родители, чтоб они посдыхали.
Вероятно, истинной причиной происшествия (понял Кесслер в миг, когда лифт остановился на нужном этаже) была Депрессия Размыва. Десятилетиями общественные структуры, скреплявшие семью, хранившие и оберегавшие её, размывались, корродировали, а потом развалились окончательно. Сломанные семьи порождают сломанные семьи, а те — новые сломанные семьи.
Крупные корпорации меж тем продолжали поглощать маленькие фирмы и, став неповоротливыми из-за огромных размеров, развернули поиск способов стабилизации. Была избрана проверенная временем японская модель: корпорация как продолжение семьи [18] . Работникам прививали чувство фанатичной преданности и принадлежности фирме. Любой шаг наливался личным содержанием. И они на это шли — или теряли работу. Возможно, всё и впрямь началось в Депрессию Размыва. Работа стала ценней, чем когда бы то ни было. Иметь работу означало — жить. Новая корпоративная система отныне заменяла дом и семью. Крушение традиционных семейных структур усиливало эти процессы. Работодатель был теперь превыше всего, превыше близких и семьи. Если потребуется, ты впустишь его агентов к себе домой — разрушить новую карьеру своего партнёра.
18
Роман в первоначальной версии (1985) написан до краха так называемой «ниппономики мыльного пузыря», в ходе которого Япония погрузилась в долголетнюю стагфляцию, а традиционная корпоративная модель пожизненного найма стала терять привлекательность в японском обществе. Последствия этого экономического кризиса в полной мере не преодолены до сих пор.
Ну вот, приехали, подумал он, входя в квартиру.
Ну вот и она. Смешивает им обоим выпивку. Они теперь — приветливые незнакомцы в привычном интерьере, не чуждые приятного, ни к чему не обязывающего секса.
— Ты спать ложишься? — позвала она из кровати.
Он сидел на кушетке, позвякивая ледышками в бокале возле уха. Ему этот звук нравился, хотя он сам не понимал, почему. Ему представлялись морозные узоры на стекле... в родительском доме. Мама стоит на крыльце, рассеянно улыбается, глядя, как он играет перед домом, то и дело тянется к «музыке ветра» над притолокой и теребит её пальцами... Он высосал ещё водки, чтобы заглушить подступавшую к горлу горечь одиночества.
— Джимми, — в её голосе была едва различима напряжённая нотка, — тебе и правда надо поспать.
Он боялся идти в постель.
Глупо, подумал он. Нет веских доказательств, что это она. В открытую она не призналась.
— Я просто предположила, — так она потом отвечала.
Он заставил себя опустить бокал на столик, подняться, пройти в ванную и проделать нужные телодвижения с таким видом, словно они не требовали от него трепыхаться в пелене подозрений.
Он постоял на пороге с минуту, глядя на неё. Джули, в шёлковой комбинации, лежала к нему спиной. Он видел отражение лица жены в окне. Глаза её были широко раскрыты и выражали решимость, смешанную с отвращением к себе. В этот миг он понял, что прав в своих подозрениях: она дала им знать, она его выдала.
И незнакомцы явятся снова. Они придут и заберут ещё больше, чем в первый раз. Отнимут разговор с Джули о деньгах, беседу с Баскомбом, навязчивые подозрения. А ещё заберут деньги, которыми опрометчиво понадеялись его купить, потому что оказалось, что его так просто не успокоишь, и силком он подачку не примет.
Примирись с этим, приказал он себе.
Решение простое и изящное. Смириться. Сладкое забвение унесёт боль и страхи. И отношения с Джули станут такими, как прежде. Он вернёт свою любовь.
Он некоторое время раздумывал над таким вариантом. Джули повернулась и взглянула на него.
— Нет, — сказал он ей наконец. — Нет, между нами нет ничего, что стоило бы спасать. Нет. Когда они снова тебя расспросят, скажешь им, что, если они попытаются ещё раз, живым меня не возьмут.