Полжизни
Шрифт:
Онъ откинулся и вспыхнулъ. Вс? слова онъ отлично разслышалъ и понялъ, но не хот?лъ ихъ сразу понять.
— Это не шутка, графъ, продолжалъ я все такъ же, не безумный вздоръ… Лучше поздно, ч?мъ никогда… Да и графиня не хот?ла бы обманывать васъ…
Я нарочно это прибавилъ, и самымъ обыденнымъ, почти грубоватымъ тономъ.
Тутъ только онъ вполн? уразум?лъ.
— Вы? вскрикнулъ онъ, и какъ-то странно улыбнулся. Вы, повторилъ онъ, теперь… посл? дв?надцати л?тъ?!..
— Не тратьтесь, графъ, не стоитъ. Лучше спрашивайте меня, я вамъ все разскажу, все…
Въ
— Не надо, чуть дыша и зам?тно борясь съ собою, проговорилъ графъ. Это останется — при васъ… Я не судья, я не инквизиторъ, Николай Иванычъ, я…
Онъ отвернулся, потомъ всталъ и быстро подошелъ къ самому краю платформы. Платокъ заб?л?лъ въ его рукахъ. Меня охватилъ мгновенный страхъ. Я даже сд?лалъ движеніе, приготовляясь броситься и схватить его за плечи.
Но я ошибся. Графъ хот?лъ только вернуться ко мн? «съ достоинствомъ».
Онъ и вернулся такъ. Побл?дн?вшее лицо его н?сколько удлинилось, но не выдавало никакого сильнаго чувства. Только я бы сказалъ, что онъ въ одну минуту постар?лъ на н?сколько л?тъ.
— Что же вамъ угодно? выговорилъ онъ «Кудласовскимъ» тономъ. Баринъ, прошедшій женину школу, уже овлад?валъ его формами.
— Мн? ничего не угодно, графъ. Я ни о чемъ не см?ю просить васъ. Но пускай вамъ покажутся дерзостью мои слова — не карайте жены вашей… и того существа, которое…
— Я знаю въ чемъ заключается мой долгъ, господинъ Гречухинъ, перебилъ меня съ разстановкой графъ. Всякія объясненія тутъ излишни. Ребенокъ графини Кудласовой — долженъ носить ея имя… Я говорю это вамъ потому… что вы, какъ-будто, не отъ одного себя д?йствуете.
Вышла крошечная пауза. Я не спускалъ съ него глазъ. Мн? показалось — и я уб?жденъ теперь въ этомъ — что въ глазахъ графа промелькнуло н?что, выдавшее его.
— Ваше признаніе останется при васъ, Николай Иванычъ (тонъ вдругъ сталъ гораздо мягче). Я ужь вамъ сказалъ: я не инквизиторъ, а что каждый теряетъ — то погибло безвозвратно… Господинъ Р?звый скоро ?детъ?
Этотъ неожиданный вопросъ былъ второй и торжественной уликой: онъ все понялъ.
— Кажется, онъ ?детъ завтра, сказалъ я безразлично.
— А-а… Ну, и прекрасно. Я над?юсь, что онъ не будетъ заживаться зд?сь… А вы?
Вопросъ этотъ былъ бы слишкомъ страненъ, еслибъ я уже не зналъ, какз графъ принялъ мое признаніе. Но этакъ выходило бол?е, ч?мъ кстати.
— Я на вашей служб?, графъ…
— Николай Иванычъ! вскричалъ онъ разбитымъ, но задушевнымъ голосомъ — полноте. Вы уходите отъ меня — это ваше д?ло; иначе нельзя; но какіе же счеты могутъ быть у насъ? Вы свободны… какъ воздухъ.
И онъ опять улыбнулся.
— Сегодня же я скажу графин?, что мн? пора въ Россію; а ей куда будетъ угодно — въ Римъ, въ Неа-ноль… Она удерживаетъ сына при себ?? остановился графъ.
— Она подчинится вашей вол?.
— Хоть вамъ и покажется это очень страннымъ… Я
— Возьмите его. Наташа, быть можетъ, привяжетъ его къ себ?…
Незам?тно мы впали въ… дружескій тонъ.
— Вамъ не жаль Наташи? тихо вымолвилъ онъ. Я одинъ, не могу сл?дить…
И вдругъ, точно спохватившись, что онъ вышелъ совс?мъ «изъ роли», онъ поднялъ какъ-то особенно голову и спросилъ:
— Вы ?дете въ Россію?
— Я у?зжаю изъ Европы, отв?тилъ я.
Это заставило его вздрогнуть. Совладать съ собою онъ не могъ. Рука его горячо протянулась къ моей.
— Какъ? мы прощаемся… на долго?
— Если не навсегда, твердо выговорилъ я.
А во мн? въ эту минуту клокотало желаніе: остановить его, сказать ему сто разъ сряду, что онъ ошибается, что я не ширма, что я обманывалъ его больше Р?зваго, который и не зналъ, быть можетъ, сначала о его существованіи; что я дв?надцать л?тъ предаю и дов?ріе, и дружбу его; что мое признаніе набол?ло во мн? годами; что лучше ему убить меня на м?ст?… Но разв? онъ пов?рилъ бы мн? хоть въ одномъ слов?? Ч?мъ чудовищн?е бы выставилъ я себя, т?мъ выше, св?тл?е предстала бы предъ нимъ моя личность. Одна вещь — выдать себя за отца Коли — могла бы его смутить: такое нахальное самообличеніе немыслимо даже и въ «святомъ», какимъ онъ считалъ меня въ эту минуту. Но я не могъ и не хот?лъ этого.
Вотъ какъ я исполнилъ свой долгъ; вотъ какъ возложилъ на себя бремя, на которое такъ долго, такъ трепетно уповалъ! «Доказательствъ! сказалъ бы мн? графъ, даже усомнившись, даже разьяренный, для спасенія своего гонора, доказательствъ я требую, милостивый государ? Я не позволю вамъ клеветать на нее, на ту, которая была и вашей руководительницей!» Доказательствъ: — а гд? они? Ихъ н?тъ, ни одного, буквально ни одного! Ни писемъ, ни записокъ, ни сувенировъ, ни нескромностей, ни неосторожныхъ выходокъ, ни свид?телей, кром? одной сов?сти! Не даромъ же Варвара Борисовна стоитъ и теперь на пьедестал?, а мы изнываемъ въ терзаніяхъ.
«А почему же вы ув?ровали теперь?» спросилъ бы я его, и сейчасъ же нел?пость вопроса откинула бы меня назадъ. «Почему же это — Р?звый, а не я?» допытывался бы я дальше. «А потому, отв?тилъ бы мужъ, что посл? дв?надцатил?тней дружбы страсть не является, а я вид?лъ и вижу ее въ ней, и вы ее вид?ли, когда прі?хали во Флоренцію, и сами мн? это сказали».
— Прощайте! раздался глубоко-скорбный голосъ графа. Онъ вывелъ меня точно изъ горяченнаго бреда.
— Вы обманываетесь! крикнулъ я и рванулся къ нему.
— Ну да, ну да, кротко отв?тилъ онъ. Довольно мы жили, Николай Иванычъ — молодыми, пора и застывать… по-стариковски.
Бол?е стонъ, ч?мъ вздохъ послышался мн?, и мы просид?ли молча еще ц?лыхъ десять минутъ, слушая тихо-рокочущій плескъ волны.
Р?звый у?халъ. Онъ повиновался мн?, какъ младенецъ. Я вид?лъ, что дов?ріе его ко мн?—чрезвычайно, и это немало меня ут?шило. Онъ только вздохнулъ кр?пко-кр?пко и проговорилъ, опустивъ голову:
— Подите, какіе есть на Руси титулованные земцы. Не ожидалъ!