Полжизни
Шрифт:
Больше она меня ни о чемъ не просила; но я точно въ глазахъ ея прочелъ все, что мн? нужно было прочесть. Ни у какой другой женщины не хватило бы духа предложить мн? «спасти» ея ребенка. И въ этомъ я увидалъ, за кого она меня считаетъ. Я не зналъ, какъ благодарить ее, какъ ей выразить мою радость, какъ похвалить ее за ясновид?ніе: такое-то бремя я и мечталъ взять на себя. Но сказать ей что-нибудь, хотя бы только похожее на это — я не былъ въ состояніи, да она и не требовала.
— Онъ у?зжаетъ черезъ два дня, не поздн?е. Вамъ онъ будетъ изливаться —
Она не договорила, и держа меня об?ими руками, смотр?ла такъ глубоко-добро и умиленно… Потомъ она опустила низко глаза и прошептала съ выраженіемъ, на какое способны только натуры, одинаково сильный въ добр? и зл?:
— Простите, я разбила вашу жизнь, я загрязнила вашъ идеалъ… мн? н?тъ оправданія. Для васъ я не существую больше вотъ моя казнь…
Слушая ее, я точно прислушивался къ голосу, выходящему изъ могилы, укрывшей чьи-то драгоц?нные для меня останки… И вдругъ кроткій св?тлый обликъ Наташи сталъ предо мною, въ минуту, когда я былъ поглощенъ ея матерью.
Точно отв?чая на этотъ образъ, графиня проговорила:
— Если графъ потребуетъ д?тей… я подчиняюсь его вол?… Я не стою ихъ. Мн? невыносимо присутствіе дочери… Она на вашихъ рукахъ. А мальчика ничто не исправитъ…
— Какой же конецъ, чуть слышно вымолвилъ я.
— Не спрашивайте меня, ради Создателя, не спрашивайте! вскричала она и почти гн?вно рванулась отъ меня. Хуже того, какъ мн? теперь — не будетъ…
Она почти поб?жала отъ меня, но вернулась тотчасъ же, и еще разъ пожавъ мн? руку, сказала:
— Мы говоримъ объ этомъ въ посл?дній разъ, Николай Иванычъ… Вы не обязаны отдавать мн? отчета ни въ чемъ. Я сама все увижу… говоритъ два раза о томъ же — право лучше броситься въ море! Вы у?дете отсюда посл? разговора съ графомъ: вотъ моя посл?дняя просьба.
Молча прошли мы по набережной, еще не опуст?вшей отъ гуляющихъ паръ. Изъ саду несся гулъ хоровъ какой-то оффенбахіады. Вдали мелькали огни у Панкальди. Въ сосновой аллейк? мы разстались. Физически разбитый, опустился я на скамью; а на душ? у меня сд?лалось такъ св?тло, какъ у всякаго, кто томительно ждалъ — и наконецъ дождался.
Словно морской смерчъ, налет?лъ на меня Леонидъ Петровичъ. Я думалъ даже у?хать на два дня въ городъ, чтобы не попадаться ему: такимъ путемъ я всего в?рн?е выполнилъ бы слово, данное графин?; но только-что утромъ отправился я купаться въ дешевенькія купальни «Aurora», противъ нашего отеля, какъ на дорог? черезъ пустырь, отд?ляющій купальни отъ бульвара Р?звый сталъ предо мною во весь ростъ.
Ретироваться было поздно. Стоило мн? бросить взглядъ на его лицо, чтобы уб?диться, въ какой онъ душевной тревог?.
— Вы идете купаться? спросилъ онъ меня почти сурово; извините, что останавливаю; но если вамъ все равно выкупаться двадцатью минутами позже — подарите ихъ мн?: я долженъ съ вами говорить.
Онъ такъ сказалъ «долженъ», какъ врядъ-ли
Надо было повиноваться. Р?звый увлекъ мепя вдоль пустыря, по набережной. Мы с?ли на два камня.
— Графиня, началъ онъ, требуетъ отъ меня невозможнаго.
— Чего же? безстрастно выговорилъ я.
— Она требуетъ, чтобы я сейчасъ же ?халъ.
— А вамъ это такъ трудно?
— Очень легко и правдоподобно; мн? и нужно даже вернуться къ концу августа; но я этого не могу сд?лать!
Я молчалъ, какъ-бы ожидая поясненій.
— Вы любили же, Николай Иванычъ, продолжалъ Р?звый, вы поймете меня. У женщинъ — другая мораль. Хоть и печально, а надо съ этимъ согласиться… Он? не признаютъ совс?мъ долга, великодушныхъ поступковъ, жертвы отъ челов?ка… который имъ близокъ. Да и жертвы тутъ никакой н?тъ! Всякій долженъ отв?чать за себя: вотъ мой девизъ, и я не зат?мъ готовлюсь быть публичнымъ д?ятелемъ, чтобы начинать съ обмана и малодушія!..
Я бы его расц?ловалъ, такъ онъ это хорошо выговорилъ.
— Она хочетъ утаить отъ меня главное… Напрасно. Вчера я былъ въ город? и вид?лъ, какъ она ?здила къ доктору… Да и раньше я уже подозр?валъ… Зач?мъ же она меня гонитъ, зач?мъ заставляетъ играть презр?нную роль, когда ея тайна — моя тайна? Я долженъ дать за нее отв?тъ и я дамъ…
— Леонидъ Петровичъ, остановилъ тутъ я его, на что же идете вы? В?дь мало вашего долга, вашего достоинства, нужно и о той подумать, кого вы любите…
— А какъ же иначе докажу я свою любовь? В?дь не нынче, такъ завтра — все откроется… Что же тогда д?лать: лгать, проводить графа?.. Но это фактически не возможно… вы понимаете: фак-ти-чес-ки!..
— Положимъ…
— Кто же будетъ отв?чать? — Одна она; а кандидата правъ Р?зваго — ищи-свищи!.. Н?тъ!.. Этого не будетъ… Называйте меня идіотомъ… ч?мъ вамъ угодно, но наше покол?ніе, повторяю я вамъ, не такъ себя готовило къ жизни.
Онъ, становился и, перем?нивъ позу, сталъ говорить сдержанн?е и жестами челов?ка разсуждающаго.
— Вникните въ то, что случится: тайна откроется. Кром? ея — никого на лицо не будетъ привлечено… И это уже гнусно само по себ?, но этого еще мало: а чей же ребенокъ? Кто его признаетъ, кто ему дастъ права?..
— Да в?дь и вы ему не дадите ихъ… вспомните, что мы не французы, а русскіе, возразилъ я.
— Знаю и прекрасно все помню. Ну, пускай графъ не признаетъ его; у него будетъ отецъ, онъ долженъ его знать съ младенческихъ л?тъ… Не б?да, что его не станутъ величать графскимъ титуломъ. Челов?комъ его сд?лаетъ отецъ… Да и это еще не все: каковъ бы ни былъ графъ, онъ не маріонетка же. Вызоветъ онъ меня — кто-нибудь изъ насъ останется на м?ст?; не вызоветъ — онъ обойдется съ женой своей иначе, коль скоро между ними станетъ челов?къ, сознающій свой долгъ, не уступающій никому своихъ… коли на то пошло! — естественныхъ правъ. Выйдетъ что-нибудь серьезное, горячее, честное… Все остальное — грязь, и какая: трусливая, позорная грязь!..