Полжизни
Шрифт:
— Придется оставить ее еще на зиму въ Италіи, продолжалъ графъ серьезно и заботливо, я думаю въ Рим?… климатъ тамъ лучше… она еще не настаиваетъ на этомъ, но я самъ ей предложу… Какъ мн? ни горько быть съ ней въ разлук?,—но довольно предаваться малодушна… И вы меня за это похвалите, не такъ-ли, Николай Иванычъ?
«Такъ, такъ» поддакивалъ я мысленно, но вслухъ не могъ выговорить.
Въ бол?е глубокіе тайники души своей, Платонъ Дмитріевичъ не впускалъ меня. Все-жь лучше, что онъ перед?лалъ себя на этотъ фасонъ. На долго-ли? Мн? уже поздно было спрашивать.
Я желалъ уйти отъ всякихъ интимныхъ изліяній и наблюденій и ждать «чего-то» въ тихихъ бес?дахъ
Да, такъ оно было. Графиня вела себя со мною, точно будто я провинился передъ нею, я упалъ въ ея глазахъ. Даже удивительно, почему она при вс?хъ не сказала:
— Что это вы зд?сь все торчите, Николай Иванычъ? Вамъ бы пора домой, хозяйство наше совс?мъ безъ призора!
И въ самомъ д?л?, зач?мъ я жилъ? Мое присутствіе было для нея — острый ножъ. Останься у ней въ сердце хоть капля дружбы ко мн?— она нарочно бы облеклась въ холодъ и пренебреженіе. Ей такъ было ловч?е; а супругъ и не зам?чалъ даже того, что между нами проб?жала черная кошка.
Общій столъ въ отел? и общія прогулки д?лались для меня не меньшей пыткой, ч?мъ «Панкальди» для Наташи.
Прошла еще ц?лая, большая, водяная нед?ля. Я началъ бояться за себя не на шутку; а вдругъ какь я не выдержу и ударюсь б?жать изъ Ливорно?
Даже Наташа стала спрашивать, почему на меня находить какая-то тревожность, и не прекратить-ли мн? купанье?
Я и отъ нея началъ удаляться. Въ самые жаркіе часы дня, когда водяная жизнь стихнетъ, и только въ садик? сидятъ подъ сосенками няньки съ д?тьми или какой-нибудь древній итальянецъ съ газетой, я ходиль, не боясь солнечнаго удара, безъ зонтика, по берегу или по бульвару, гд? тоже не было т?ни. Эта ходьба на припек? успокоивала меня.
Въ одну изъ такихъ прогулокъ я прис?лъ на бульвар?, подъ жидкой т?нью деревца, съ бл?дной хвоей, похожей на кипарисную; скамейка пригодилась около садика, гд? по вечерамъ бываетъ музыка и даютъ французскія оперетки, наискосокъ воротъ, ведущитъ въ городъ. Между шоссе и кр?постнымъ валомъ раскинутъ плохенькій скверъ, насквозь пропекаемый солнцемъ. Про?детъ фіакръ, и кучеръ, изнывающій отъ жары, непрем?нно крикнетъ вамъ: «La vole?» Протащится какая-нибудь прачка или судомойка босая, въ шлёпанцахъ безъ пятокъ, л?ниво пронесетъ ходячій торговецъ зонтики, и на всю набережную, съ какимь-то вывертомъ запоетъ: «Ombrelli, ombrellajo!» И потомъ опять
Я все себ? сид?лъ на скамь?, На балконъ перваго этажа въ угольномъ дом?, гд? внизу распиваютъ разные напитки, вышли три восточныя фигуры: два турка въ фескахъ и европейскомъ плать?, тучные и широколицые, и третій въ турбан?, точно синьорь Сальвини въ «Отелло». Имъ такъ же хорошо было на солнц?, какъ и той маленькой ящериц?, которая только-что предъ т?мъ переб?жала черезъ бульваръ, мелькая своимъ зеленовато-бурымъ хвостикомъ. Турбанъ вкусно такъ скалилъ зубы и слегка щурился; фески обернулись въ сторону воротъ и начали во что-то вглядываться.
И я погляд?лъ въ ту же сторону. Извощичья карета остановилась, не до?зжая шоссе; изъ нея вышла высокаго роста женщина въ батистовомъ плать? съ кружевами, и въ широкой соломенной шляп? съ томнымъ вуалемъ. На нее-то и уставились фески. Турбанъ присоединился къ нимъ.
Дама перешла торопливо черезъ шоссе, распустивъ зонтикъ, прикрывшій совс?мъ ея лицо. Она направлялась къ тому м?сту, гд? я сид?лъ. Только въ пяти шагахъ я узналъ походку и платье графини. Я притихъ, кажется даже притаилъ дыханіе. Въ голов? моей сейчасъ-же запрыгали такіе образы, отъ которыхъ я сильн?е всего открещивался. Графиня поровнялась со мной и не обратила на меня никакого вниманія; она даже и не зам?тила, сидитъ тутъ кто-нибудь, или н?тъ. Она сп?шила добраться поскор?е до перваго поворота въ садикъ: это видно было по тому, какъ она шла. Черезъ н?сколько секундъ она повернула и совершенно скрылась за зеленью.
Я снялъ шляпу и отеръ себ? лобъ. Меня бросило въ особый жаръ. Не стану исписывать н?сколькихъ страницъ, чтобы пов?рн?е схватить, что у меня закопошилось на душ?. Фактъ былъ самый обыденный. Графиня могла, просто съ?здить въ городъ купить какого-нибудь тюлю или рюшу; но эта остановка у сквера, эта посп?шность въ походк?, это желаніе поскор?е скрыться въ садик?— все показывало слишкомъ ясно, что она ?здила куда-нибудь тайкомъ. Но и въ этомъ что же было для меня новаго? А вотъ подите, — ц?лыхъ пять минутъ во мн? царствовалъ переполохъ, и не безъ особаго напряженія воли подавилъ я свое волненіе. Когда я всталъ и пошелъ назадъ, вопросъ: куда ?здила графиня? — уже не разжигалъ меня. Я вспомнилъ, что меня ждетъ Наташа.
Въ садикъ повернулъ я машинально, какъ часто это д?лалъ, и вплоть до аллеи сосенокъ даже не отдавалъ себ? полнаго отчета, иду ли я по бульвару, или по одной изъ дорожекъ цв?тника? Сладковатый, смолистый запахъ доложилъ моему обонянію, что я у аллейки. Въ ней было душно, но т?нисто. Я бросилъ взглядъ во всю ея длину, и на одной изъ дальнихъ скамеекъ мелькнули платье и шляпка графини. Идти назадъ я не захот?лъ. Не м?няя шага, но усиленно наблюдая надъ собою, продолжалъ я свой путь. Вотъ и скамейка… это она. Я не закрылъ глазъ; но и не оборачивалъ ихъ въ ея сторону.
— Николай Иванычъ! позвали меня, не то радостнымъ, не то убитымъ голосомъ.
Я обернулся и простоялъ съ минуту, бол?е ч?мъ удивленный; она сид?ла, облокотясь рукой о спинку ска-мейки и опустивъ голову; вс? черты вытянулись и глаза совс?мъ потухли.
— Что вамъ угодно, графиня? спросилъ я, садясь рядомъ съ ней.
Она точно очнулась отъ сна.
— Я много виновата передъ вами, кинула она мн? лихорадочнымъ голосомъ, не судите меня; Бога ради, не судите! Тамъ, во Флоренціи, изъ-за этой безумной зат?и съ велосипедомъ, я вамъ насказала Богъ знаетъ чего… Не мн? васъ укорять…