Попаданка ректора-архивампира в Академии драконов. Книга 2

Свадьбина Любовь

И цензурных слов у меня сейчас нет.

Глава 44

Дёргаю руками – спелёнаты крепко. Сердцебиение нарастает стремительно, в ушах появляется гул. И, да, мне страшно.

Так, спокойствие! Это всего лишь галлюцинация. Точнее, не галлюцинация, а иллюзия, созданная существами из другой магической вселенной для проверки нас на пригодность. Стресс-тест как при приёме на работу…

Звучит-то бредово, а!

Вдох-выдох. Дурдом выглядит реалистично,

но это же ни о чём не говорит…

И такие рассуждения тоже довольно бредовы.

Закрываю глаза.

Дышу ровно, глубоко, как в йоге советуют.

Итак, что мы имеем: либо я нахожусь в другой вселенной в плену непонятных существ, либо я лежу в дурдоме, и на меня, наконец, действует галоперидол, в связи с чем галлюцинации о всяких других мирах закончились.

Что это значит: если я нахожусь в другой вселенной, мне надо успокоиться, тогда иллюзия отпустит; если лежу в дурдоме и галоперидол начал действовать, стоит порадоваться, ведь это значит прогресс в лечении, и скоро меня выпустят, потому что для общества и себя я не опасна, значит, могу жить свободно. Правда, в управление меня с такой справкой не пустят, но… да не сошёлся свет клином на карьере управленца, заберу документы, пройду какие-нибудь курсы, буду и деньги зарабатывать, и новый жизненный путь искать.

Какой отсюда вывод: в любом случае можно выдохнуть и просто ждать, что будет дальше.

Вот, мне уже даже легче. Хотя другая вселенная привлекательнее дурдома, но и дурдом вполне себе временная трудность.

А если я в другой вселенной, так и вообще надо пользоваться случаем вздремнуть на кровати, а то мы сколько носимся без продыха, была бы человеком – ноги бы отвалились.

Короче, оптимальный вариант действий при любом раскладе – просто поспать. Даже в дурдоме это хороший вариант для полезного времяпрепровождения.

Поёрзав, переворачиваюсь на бок. Снова елозя, устраиваюсь удобнее. В конце концов, удаётся принять вполне себе уютное положение.

Всё, буду спать.

Сердце ещё трепещет в груди, сознание норовит пустить по телу волну дрожи, но если я сошла с ума, поздно этого бояться. А я привыкла не переживать о том, что не могу изменить.

***

Радостный гомон на площади стихает. Дану, только что радующиеся тому, что лабиринту удалось поймать в свои коварные сети страха сразу всех участников гонки, оторопело смотрят на «окошечко», передающее приключения Клео.

– Она что, спит? – недоуменно вопрошает один из зрителей.

– Не может быть!

– Она что, тоже дану?

– Или грибов пожевала?

– Не брала она грибы!

– Достигла просветления в столь юном возрасте?

– Да она скорее обманывает, чем просветлилась!

– Её же такими темпами лабиринт выгонит!

– Это нечестно!

– Чем нечестно?

– Её пригласили лабиринт проходить, а не спать! Что за безобразие?

– Но нельзя не признать, что это весьма оригинально, а всё оригинальное интересно.

Последнее

замечание, хоть и произнесено королевой тихо, заставляет всех глубоко задуматься, ибо такого поворота при прохождении никто точно не предполагал, даже предположить не мог!

***

Мои опасения, что никакие дыхательные гимнастики и самоувещевания не позволят достичь такого уровня дзена, чтобы уснуть в смирительной рубашке, к счастью, напрасны: после вязкой полудрёмы я проваливаюсь в сон.

Чтобы провалиться сквозь кровать на траву и довольно ощутимо треснуться о землю.

Кажется, кому-то не нравится мой дзен. Ну и ладно. Главное, смирительная рубашка пропадает вместе с кроватью и больничной палатой.

Потянувшись, зевнув (кажется, я неплохо вздремнула), поднимаюсь и отряхиваю подол от травинок. Оглядываюсь по сторонам: типичная поляна с типичными шестью тропинками. Лабиринт разделён на гексагоны? Можно ли использовать это для поиска выхода? Или нет? Сработает ли в этом лабиринте правило одной руки: выход можно найти, если всегда поворачивать в одну сторону? Возможно, местные участки связаны не физически, а телепортами, тогда в принципе без разницы, куда идёшь – за тебя выбирают устроители испытания.

Но сейчас у меня стоит выбор: попробовать этот метод или попытаться найти Санаду.

Глубоко вдохнув, прислушиваюсь к себе. «В дурдоме» (надеюсь всё же, что у меня сейчас не обострение на фоне недостаточности таблеток), я то ли оказалась отсечена от прочих чувств, то ли слишком сосредоточилась на самоуспокоении. Но теперь я вновь ощущаю Санаду.

Что он есть.

И в глубокой печали.

Но печаль лучше его прежнего леденящего ужаса, разве нет?

Стою неподвижно, сосредотачиваясь на этой связи, мы ведь с ним одной крови теперь: часть его во мне, часть меня в нём. Я… я ощущаю не столько его, сколько именно мою кровь, это она рассказывает о его переживаниях.

Моя кровь.

Моя часть.

И чем дольше я концентрируюсь, чем острее ощущаю эту мою кровь, тем более реальной, отдельной единицей она мне кажется, протяни руку – и дотронешься.

Все чувства предельно обостряются, к ощущению единства крови прибавляется осязание разделяющего нас расстояния. Моя кровь ещё не вписалась в тело Санаду полностью, она… тянется обратно.

Внутри становится странно, словно что-то натягивается, и я протягиваю руку, ощущаю тепло и пульсацию той, принадлежащей Санаду части меня.

Моё тянущееся к ней сердце что-то выдёргивает из груди, будто выворачивает меня наизнанку во тьму, но не больно, а страшно – страшно до ужаса, до немого крика.

Встряска, одуряющая пустота в груди, и меня выдёргивает из тьмы в вечерний полумрак – как при телепортации, только холоднее и страшнее. Я стою на крыше деревянного фургона. Колени, которыми я почти касаюсь спины сидящего на краю Санаду, дрожат от слабости, внутри страшно пусто. Так пусто, что я не сразу осознаю запах крови и гари.