Послания Ивана Грозного
Шрифт:
соборный старец ничего не ухудшил и не улучшил. Все равно мы Варлааму
ни в чем не поверили. Свидетель Бог, пречистая Богородица и чудотворец,
что я беспокоюсь о нарушении монастырских порядков, а не на
Шереметева гневаюсь. Если же кто скажет, что это жестоко и что
Шереметев вправду болен, то если ему нужно послабление, пусть ест один
в келье с келейником. А сходиться к нему зачем, да пировать, да яства в
келье на что? До сих пор в Кириллове
а не только других вещей. А двор за монастырем и запасы на что? Все это
беззаконие, а не нужда. Если нужда, пусть он ест в келье, как нищий: кус
хлеба, звено рыбы да чашку квасу. Если же вы хотите дать ему еще какие-
нибудь послабления, то вы давайте сколько хотите, но пусть хотя бы ест
один, а сходок и пиров не было бы, как прежде у вас водилось. А если кто
хочет прийти к нему ради беседы духовной, пускай приходит не в
трапезное время, чтобы в это время еды и питья не было, - так это будет,
действительно, духовная беседа. Подарки же, которые ему присылают
братья, пусть отдает в монастырское хозяйство, а у себя в келье таких
вещей не держит. Пусть то, что к нему пришлют, будет разделено на всю
братию, а не дано двум или трем монахам по дружбе и пристрастию. Если
ему чего-нибудь нехватает, пусть временно держит. И иное что можно - тем
его услаждайте. Но давайте ему из монастырских запасов и пусть
пользуется один в келье, чтобы не возбуждать соблазна. А люди его пусть
при монастыре не живут. Если же приедет кто-нибудь от его братьев с
письмом, едой или подарками, пусть поживет дня два-три, возьмет ответ и
едет прочь, - и ему будет хорошо, и монастырю безмятежно. Мы еще в
детстве слышали, что таковы были правила и в вашем монастыре, да и в
других монастырях, где по божественному жили. Мы и написали вам все
лучшее, что нам известно. А вы теперь прислали нам грамоту, и нет нам
отдыха от вас из-за Шереметева. Вы пишете, что я передавал вам через
старца Антония, чтобы Шереметев и Хабаров ели в общей трапезной с
братией. Я передавал это только ради соблюдения монастырских порядков,
а Шереметев увидел в этом опалу на него. Я писал только то, что я знал из
обычаев вашего и других крепких монастырей, и для того, чтобы он мог
спокойно жить в келье, не волнуя монастырь, - хорошо, если и вы его
предоставите тихой жизни. А не потому ли вам так жаль Шереметева, что
его братья до сих пор не перестают посылать в Крым и навлекать бусурман
[мусульман] на христиан? (что братия его и ныне не престанут в Крым
да бесерменьство на христианьство наводити.- Это обвинение в «наведении» крымцев
на Русь можно понимать в двояком смысле. Сам Иван Васильевич Большой Шереметев
368
считался в миру даже излишне рьяным противником Крыма - в первом послании
Курбского царь упоминал его неудачный поход на крымцев в 1555 г., а в письме к хану
обвинял его в том, что он «ссорил» Русь с Крымом (см. выше, комментарий к первому
посланию Курбскому, прим. 40); царь мог, поэтому, обвинять Шереметева в том, что он
своей враждебностью к «бесерменам» провоцировал их к нападениям на Русь. Но
поскольку в комментируемом месте речь идет не об Иване Большом, а о его братьях -
Иване Меньшом и Федоре то обвинение царя повидимому, надо понимать в буквальном
смысле. В 1912 г. С. К. Богоявленский опубликовал замечательный документ, к
сожалению до сих пор не изученный историками: протокол допроса царем двух
бывших русских пленников, вернувшихся из Крыма. Допрошенные лица, Костя и
Ермолка, сообщили, между прочим: «изменяют тобе, государю, бояре Иван Шереметев,
да брат его Федор, а измена их, сказывают, то: как приходил царь к Москве, и Москву
царь зжег[речь идет о походе Девлет-Гирея в 1571 г.], и Иван да Федор Шереметевы на
Москве пушки заливали, норовя Крымскому царю, чтоб против царя стоять было
нечем...А как был царь на Молодях [речь идет о походе 1572 г.], и царь присылал к
Ивану да и Федору Шереметевым крымских татар двунадцать человек для вестей...И
приказывали Иван да Федор с теми татары к царю, и царь по Иванову да по Федорову
приказу, услышав то, поворотился, блюдясь тебя, государя». (Чтения ОИДР, 1912, кн. II,
отд. III, стр. 29-30). Хотя памятник этот написан несколько позднее, чем
комментируемое послание (упоминаемый в допросе Аф. Нагой вернулся из Крыма в
ноябре 1573 г.), но он близок к нему по времени и может служить хорошим
комментарием к словам царя.). Хабаров велит мне перевести его в другой
монастырь, но я не стану содействовать его скверной жизни. Видно уж
очень надоело! Иноческое житье - не игрушка. Три дня в чернецах, а
седьмой монастырь меняет! Пока он был в миру, только и знал, что образа
складывать, переплетать книги в бархат с серебряными застежками и
жуками, аналои убирать, жить в затворничестве, кельи ставить, вечно
четки в руках носить. А ныне ему с братией вместе есть тяжело! Надо