Послания Ивана Грозного
Шрифт:
женами и с младенцами, участвовали в крестном ходе и в те дни не
торговали ничем, кроме съестного. А кто попробует торговать, с тех
взымали пеню. И такой благочестивый обычай погиб из-за Шереметевых.
Вот каковы Шереметевы! Кажется нам, что они таким же образом хотят
истребить благочестие и в Кирилловом монастыре. А если кто заподозрит
нас в ненависти к Шереметевым или в пристрастии к Собакиным, то
свидетель Бог, пречистая Богородица и чудотворец
это ради монастырского порядка и искоренения послаблений. Слышали
мы, что на праздник у вас в Кириллове монастыре были розданы братии
свечи не по правилам, а некоторые при этом и служебника обижали. А
прежде даже Иоасаф митрополит не мог уговорить Алексия Айгустова,
чтобы тот прибавил нескольких поваров к тому небольшому числу, которое
было при чудотворце. Немало и других было в монастыре строгостей, и
прежние старцы твердо стояли и настаивали даже на мелочах. А когда мы в
юности впервые были в Кирилловом монастыре (А коли мы первое были в
Кириллове в юности.
– Имеется •в виду, очевидно, поездка царя в Кирилло-Белозерский
монастырь в 1545 г. (ПСРЛ, XIII, 147 и 446). ), мы как-то однажды опоздали
ужинать из-за того, что у вас в Кириллове в летнюю пору не отличить дня
от ночи, а также по юношеским привычкам. А в то время помощником
363
келаря [монаха, ведающего хозяйством монастыря] был у вас тогда Исайя
Немой. И вот кто-то из тех, кто был приставлен к нашему столу, попросил
стерлядей, а Исайи в то время не было - был он у себя в келье, и они с
трудом едва его привели, и тот, кто был приставлен к нашему столу,
спросил его о стерлядях или иной рыбе. А он так ответил: «Не было мне об
этом приказа; что мне приказали, то я вам и приготовил, а сейчас ночь -
взять негде. Государя боюсь, а Бога надо больше бояться». Вот какие у вас
тогда были крепкие порядки: «правду оговорить и перед царями не
стыдился», как сказал пророк. Ради истины праведно и возражать царям,
но не ради чего-либо иного. А ныне у вас Шереметев сидит в келье словно
царь, а Хабаров и другие чернецы к нему приходят и едят и пьют словно в
миру. А Шереметев, не то со свадьбы, не то с родин, рассылает по кельям
пастилу, коврижки и иные пряные искусные яства, а за монастырем у него
двор, а в нем на год всяких запасов. Вы же ему ни слова не скажете против
такого великого и пагубного нарушения монастырских порядков. Больше и
говорить не буду: поверю вашим душам! А то ведь некоторые говорят,
будто и вино горячее потихоньку приносили Шереметеву в келью, - так
ведь
только что горячие. Это ли путь спасения, это ли монашеская жизнь?
Неужели вам нечем было кормить Шереметева, что ему пришлось завести
особые годовые запасы? Милые мои! До сих пор Кириллов монастырь
прокармливал целые области в голодные времена, а теперь, в самое
урожайное время, если бы вас Шереметев не прокормил, вы бы все с
голоду перемерли. Хорошо ли, чтобы в Кирилловом монастыре завелись
такие порядки, которые заводил митрополит Иоасаф, пировавший в
Троицком монастыре с клирошанами, или Мисаил Сукин, оживший в
Никитском и других монастырях, как вельможа, или Иона Мотякин и
другие люди, не желающие соблюдать монастырские порядки? А Иона
Шереметев хочет жить, не подчиняясь правилам, так же как отец его жил.
Про отца его хоть можно было сказать, что он неволей, с горя, в монахи
постригся. Да и о таких Лествичник писал: «Видел я насильственно
постриженных, которые стали праведнее вольных». Так те ведь невольные!
А ведь Иону Шереметева никто взашей не толкал: чего же он
бесчинствует?
Но если, может быть, такие поступки у вас считаются приличными, то
дело ваше: Бог свидетель, я пишу это, только беспокоясь о нарушении
монастырских порядков. Гнев на Шереметевых тут не причем: у него, ведь,
имеются братья в миру, и мне есть на кого положить опалу. Кто же будет
надругаться над монахом и возлагать на него опалу! А если кто скажет, что
я ради Собакиных, так мне из-за Собакиных нечего беспокоиться.
Варлаамовы племянники хотели меня с детьми чародейством извести, а
Бог меня от них спас: их злодейство раскрылось и из-за этого все и
произошло. Мне за своих душегубцев мстить незачем. Одно только было
мне досадно, что вы моего слова не послушались. Собакин приехал с моим
364
поручением, а вы его не уважили, да еще и поносили его моим именем, что
и рассудилось судом Божиим. А следовало бы ради моего слова и ради нас
пренебречь его дуростью и поступить с ним кротко. Шереметев же
приехал сам по себе, и вы потому его чтите и бережете. Это - не то, что
Собакин; Шереметев дороже моего слова; Собакин приехал с моим словом
и погиб, а Шереметев - сам по себе, и воскрес. Но стоит ли ради
Шереметева целый год устраивать мятеж и волновать такую великую
обитель? Новый Сильвестр на вас наскочил: видно, вы одной с ним породы