Последний фюрер рейха. Судьба гросс-адмирала Дёница
Шрифт:
Пять линейных крейсеров шли впереди, за ними — девять боевых дредноутов с изготовленными к бою пушками на корме и носу, семь крейсеров, 50 торпедоносцев, «бесконечная похоронная процессия», как писал один офицер, протянулась через серое Северное море, направляясь в плен. Это был беспрецедентный случай в военно-морской истории и мощный символ унижения не только офицерского корпуса, но и всей Германии. Последний командующий Флотом открытого моря адмирал Франц фон Хиппер смотрел на это скрепя сердце; сами матросы задумывались, что будет теперь с их отечеством...
Революция и голод шли по улицам рука об руку. Если говорить о флоте, то матросы «Совета 53-х» захватили верховное командование в Берлине и не только управляли матросскими советами, действовавшими на военно-морских
В декабре делегаты от солдатских, матросских и рабочих советов со всей Германии собрались в Берлине на первый Конгресс советов, а 23-го числа «Дивизион народного флота», вдохновленный коммунистическими группами, пробился в канцелярию рейха. В этих обстоятельствах канцлер-социалист призвал армию для наведения порядка. Так временное правительство новой республики с ее демократическими, социалистическими устремлениями и старый офицерский корпус с его монархическими, авторитарными убеждениями — которые Конгресс советов и советы вообще собирались целиком вычеркнуть из жизни народа — стали союзниками в борьбе против анархии и большевизма.
Орудиями внутреннего порядка были не регулярные войска, а бригады верных добровольцев, известные как Добровольческий корпус — Фрайкорпс. Бывший учитель Дёница, фон Лёвенфельд, создал одну из них в Киле, и в июле, когда Дёниц прибыл домой, эта бригада уже завоевала себе жуткую славу быстрыми и безжалостными расправами над коммунистами, забастовщиками, мародерами и бунтовщиками. Другие офицеры, шокированные всеми происшествиями и падением всяческой дисциплины в армии, подали в отставку; гораздо большее их число размышляло, смогут ли они вообще служить социалистической республике. Но на самых высоких уровнях решение о том, что офицерский корпус останется в строю и будет служить новому государству, было уже принято, хотя его исполнение все еще затягивалось. Тирпиц, например, пророчил новому режиму срок от одного до двух лет, прежде чем против него начнется мощная реакция. Другие полагали, что именно они и будут направлять эту реакцию, устроят переворот и реставрируют монархию.
Эти топтания на месте были определены как «верность немецкому народу», которому после того, как он оправится после его нынешних, временных неудач, потребуется мощный флот для выполнения своей исторической миссии. Ничего не изменилось. Новый глава флота, адмирал Адольф фон Трота, горячий приверженец Тирпица, был одним из ведущих вдохновителей плана послать флот на честную смерть. И 21 июня 1919 года, когда мирный договор должен был быть подписан в Версале, благодаря ему на некоторых судах, бросивших якорь у Скапа-Флоу, ради спасения чести германского флота открыли кингстоны. Теперь он собирался взращивать семена нового флота «так, чтобы, когда придет время, из них выросло мощное дерево». По мирному договору ему оставляли лишь минимум — шесть старых линейных крейсеров, шесть простых крейсеров, двенадцать эсминцев и двенадцать торпедоносцев, при абсолютном запрете на подводные лодки и морскую авиацию; соответственно, его ближайшие устремления могли касаться только работы с личным составом. Необходимо было восстановить дисциплину и гордость, создать ядро верных офицеров, которые смогли бы возглавить флот в будущем. По условиям мирного договора ему позволялось иметь всего 1500 офицеров, так что предстояло отобрать лишь лучших и самых верных.
Такова была ситуация, когда Дёниц прибыл в июле на военно-морскую базу в Киль. Его вызвал к себе начальник отделения личного состава корветтен-капитан Отто Шульце, бывший командующий подводной флотилией в Средиземном море.
«Вы собираетесь остаться с нами, Дёниц?» — спросил Шульце.
«А вы думаете, что у нас снова будут подводные лодки?» «Конечно, я так думаю. Версальский запрет не продлится вечно. Через два года, я надеюсь, у нас снова будут подводные лодки».
Этот ответ, согласно мемуарам Дёница,
Тем не менее, разговор с Шульце кажется несколько необычным для того времени, ведь прошел всего месяц после подписания Версальского мира, запрещающего Германии иметь подводный флот, когда и обычный флот практически прекратил существование. Можно задаться вопросом: если Шульце действительно произнес те слова, которые Дёниц сорок лет спустя ему приписал, была ли это его собственная инициатива — увлечь фанатически верного и способного молодого офицера обратно под морской флаг, или он просто следовал официальной политике более высокого уровня?
Все, что можно по этому поводу сказать, — это то, что тайные приготовления к реставрации подводного флота действительно начались через два года и весь корпус морских офицеров, сверху донизу, к тому времени был полон мстительности по отношению к союзникам, Версальскому договору, особенно, быть может, к Великобритании, чью «ядовитую ненависть... опрометчивую бесчеловечность, подстрекательство (к революции) и голод (блокаду)» фон Трота считал главными виновниками их нынешнего унизительного положения, но также — и по отношению к республиканским политикам, которые, подписав этот договор, украли у армии победу. Такова была легенда, которую высшее командование и армии и флота подготовило, чтобы сохранить честь и обеспечить будущее офицерскому корпусу.
Так Дёниц продолжил свое плавание в стихийном потоке прусско-бисмаркианской системы. Его тесть, с которым он серьезно советовался о своем будущем, имел тесные связи на самом верху этой системы и уже связал свою судьбу с новым рейхсвером; он настоятельно посоветовал Дёницу сделать то же самое: «Вам не разрешено бросить государство».
Нет никаких сомнений в том, что слова Шульце усилили эту идею; в конечном счете он взял к себе Дёница помощником — набирать команду, которая станет ядром будущего флота фон Троты; он начал новую службу 14 августа.
На протяжении осени 1919 года внутреннее беспокойство усиливалось не столько благодаря коммунистическим группам, которыми, как только они поднимали голову, занимались поддерживаемые правительством Добровольческие корпуса, сколько благодаря монархистам. В ноябре, во время общественного опроса, призванного подтвердить, что правительство может справиться со своими военными и, следовательно, нет никакой нужды для союзников настаивать на выполнении статей мирного договора о суде над военными преступниками, бывшими вождями Германии, генералы и консервативные политики неожиданно объявили революционеров и «правительство в доках» виновными в унижении Германии.
18 ноября Гинденбург во время дачи показаний сделал историческое заявление о том, что революционеры нанесли безупречно чистой армии предательский удар в спину. Повсюду пошли разговоры о грозящем военном перевороте с целью восстановления монархии.
В феврале союзники увеличили напряженность, опубликовав список «Военные преступники 1900-х» и потребовав их выдачи для суда; список возглавляли кайзер и его окружение, Гинденбург, Людендорф, Фалькенгайн, а среди морских офицеров — Тирпиц, Шеер, фон Трот и заканчивался он командирами отдельных подводных лодок. Вспыхнуло недовольство, и не только среди монархистов; это окончательное унижение объединило большую часть нации, вставшую на защиту своего достоинства. Правительство, зная, что не выживет, если согласится выполнить эти требования, тянуло время; горячие головы из числа националистов, ведомые прусским чиновником Вольфгангом Каппом и поддержанные морскими Добровольческими корпусами, почувствовали, что пришло время действовать. За час до полуночи 12 марта с молчаливого одобрения Верховного командования ВМФ они вошли маршем в Берлин. Верховное командование сухопутных сил отказалось поддерживать республику, и правительство было свергнуто.