Последний фюрер рейха. Судьба гросс-адмирала Дёница
Шрифт:
Конечно, “шарманщики”. Кто еще это мог быть!
Младший выглядел достаточно здоровым, несмотря на то, что у него зуб на зуб не попадал. Своими темными глазами он обозрел необычное окружение, и после нескольких “аванти” и “престо” мы вытянули из него самые важные факты. “На борту “Минаса” один генерал, много офицеров, тысяча солдат и три миллиона золотом!”, выкрикнул он в эмоциональной манере, свойственной “макаронникам”. Большая радость для нас, что он говорит по-французски, как в учебнике...»
Форстман приказывает держать курс к западу, намереваясь снова застыть в ожидании рядом с Мальтой на следующее утро, в то время как два «водоплавающих “шарманщика”» отведены для более подробного допроса в его каюту. Результаты
«Это — итальянский войсковой транспорт “Минас”, 2884 тонны, шел из Неаполя в Салоники. На борту был один генерал, три полковника, включая обслугу для “сороковушки” (артиллерия на автоповозке), 1000 итальянских пехотинцев из 31, 39 и 63-го полков. Пароход был загружен боеприпасами и вез три миллиона золотом. Его сопровождал эсминец, с полудня 14 февраля до шести утра 15 февраля. Вследствие большой паники на борту и бурного моря все шлюпки перевернулись, никакого сопровождения рядом не было и радиосигнал послан не был; значит, мы можем заключить, что все войска были уничтожены...»
По поводу затопленного транспорта он позже написал: «Но, если быть честным, я не совсем доволен! Снова и снова думаю о том, что, когда пароход потонул, погибло лишь 150 солдат из 900, относительно малая потеря для врага, если сравнивать со всей живой силой, бывшей на борту. Сколь жестоко это не прозвучит для сентиментальных умов, во время войны мы должны энергично отставить в сторону все симпатии, всю жалость и все прочие чувства такого рода, потому что нет сомнений, что они вызовут слабость. Цель войны — уничтожить вооруженные силы врага, будь это на поле битвы или в морском сражении... Ни один француз не должен спастись, чтобы следующим транспортом он не попал в Македонию и не нанес вреда нашим полевым частям, что там сражаются. Я твердо уверен, что мой долг перед ними и перед Отечеством — предотвратить это. Теперь я рад, что пришел к этому заключению и что вскоре смог воплотить его на практике, когда мы потопили итальянский транспорт».
Совершенно ясно, что новое подводное оружие изменило природу войны на море. В предыдущих войнах, да и во время боев на суше в этой войне, победители всегда спасали столько врагов, сколько могли вынуть из воды. Но подлодки не приспособлены для транспортировки пленных. Логика этого простого факта, сталкиваясь с обстоятельствами борьбы не на жизнь, а на смерть, привела к спланированным массовым убийствам — как это проявится в поведении Дёница в таких же подводных боях во время Второй мировой войны!
Оставшаяся часть этого плавания прошла большей частью у побережья Северной Африки, где Форстман потопил еще четыре торговых судна торпедами и два — пушечным огнем. Однажды им пришлось погружаться, встретившись с эсминцем, который даже выбросил глубоководную бомбу, но только одну. 7 марта субмарина вернулась обратно в порт Каттаро.
«“Браво, U-39!” Громкие крики приветствуют удачливых воинов-победителей по возвращении... на палубе тут же все собираются в группы и звучат вопросы: “Как вы?”, “На что это похоже?” и т.д. ...затем мы получаем там же самые долгожданные приветы, почту за месяц. Помощник боцмана Хердекер берет письма из тяжелой почтовой сумки, сделанной из парусины, и раздает их... И вот люди рассаживаются по тихим уголкам и мечтают о доме, о любви, о многих далеких вещах».
Вероятно, Дёницу удалось попасть домой, так как U-39 оставалась шесть месяцев в Полу на ремонте и не плавала до конца мая; тем не менее, похоже, что его не было дома, когда 3 апреля родился первый ребенок. Это была девочка, ее назвали Урсула.
Апрель был месяцем эйфории для подводных сил и руководства флота. Несмотря на вступление Америки в войну 6-го, цифры тоннажа потопленных кораблей противника превзошли все оценки фон Хольцендорфа — с самого начала «неограниченной кампании».
Подобный эгоцентризм был чертой всех немецких морских планов, так было во времена Тирпица, ведь и сама «мировая политика» легкомысленно проводилась практически без учета реакции будущих жертв; так было и во времена самого Дёница — фатальная вера в простые, предпочтительно «безжалостные» планы, которыми можно было заставить противника побледнеть. Это было вообще в духе прусской ментальности, который имперский флот бессознательно усвоил. Флотоводцы не осознавали, что он вовсе не подходит к морским условиям и что великие морские империи всегда действовали прагматически. Ведь одной из основных причин, по которой королевский флот не создал конвои, был именно этот преувеличенный прагматизм, выразившийся в отсутствии персонала, занятого планированием! Тем не менее, когда нависла угроза скорой катастрофы, королевский флот оказался способен отреагировать и создать все, что нужно: множество офицеров, по большей части взятых с более низких постов, были переброшены на конвои, и были проведены учебные бои с этими конвоями; и наконец, умопомрачительные апрельские потери убедили и адмиралтейство, и правительство в том, что, если ничего не предпринять, перед ними встанет перспектива сдаться Германии; 26 апреля было принято решение «ввести всестороннюю схему конвоирования». Начиная с июня она радикально изменила всю рассчитанную фон Хольцендорфом последовательность событий.
Конвои придали смелости нейтральным странам, а, более эффективно используя место на кораблях и покупая новые суда за границей, союзники постепенно преодолели потери в тоннаже.
При ретроспективном взгляде становится ясно, что 1917 год был поворотным в мировом развитии, но тогда это еще не было столь очевидно, и когда Дёниц начал службу на U-39, казалось, что Германия вступила на путь к другому перевороту, который должен был завершиться ее выходом в статус мировой державы на обломках Британской империи. После следующего плавания U-39 немногие из экипажа Форстмана могли в этом усомниться.
Он решил ударить в самый центр коммуникаций британцев и их союзников у Гибралтара, и, покинув Адриатику, устремился напрямую к проливу и прошел его в надводном состоянии ночью на 7 апреля. Первая цель появилась на следующее утро; Форстман приблизился к ней и приказал начать обстрел из пушек, доверив Дёницу командование стрельбой. Пароход немедленно развернулся и ответил 7,6-сантиметровым снарядом по корме, но после короткого обмена выстрелами людям Дёница удалось попасть в центральную часть, и пароход был оставлен экипажем. Прежде чем окончательно потопить его, Форстман обнаружил, что это 3800-тонный английский корабль, везший в Италию вооружение. В своем отчете он описал сцену радости на полубаке U-39 после их успеха: «Оружейный расчет и подносчики снарядов чувствовали себя подлинными героями дня».
Тем же вечером он потопил торпедами еще два корабля, вторым из которых был 8000-тонный британский пароход: таким образом, суммарный счет за первый день у пролива достиг 16 597 тонн! Он был восхищен «безукоризненной дисциплиной и выдержкой» выживших, когда приблизился к группе спасательных шлюпок.
«Их главный вскарабкался к нам. “Добрый вечер, сэр!” — сказал он. Англичанин! С приятной улыбкой на лице он подошел ко мне: “О, вы плохой! О, вы плохой!” — повторял он снова и снова...