Последний фюрер рейха. Судьба гросс-адмирала Дёница
Шрифт:
Другой причиной верить в то, что Дёниц откликнулся на призыв нацистов, была его озабоченность делами своей команды. Это снова подтверждается в его характеристике, которую дал командир флотилии Отто Шнивинд. Написав, что все, что содержалось в его первом хвалебном отзыве, остается в силе, Шнивинд продолжил славословия: «Он прекрасно обучил свою половину флотилии, в которой он пользуется большим почетом и популярностью. Он не знает трудностей, обладает силой и даром сходиться с командой и всегда полон целеустремленности. Он ясно выражает свои мысли устно и письменно... имеет цельный, твердый характер, он добросердечный верный товарищ. Также он весьма энергично заботится о благосостоянии своих матросов. Капитан 3-го ранга
Эта характеристика была скреплена подписью контр-адмирала Гладиша в качестве BdU — командующего подводным флотом.
О службе Дёница на следующем посту, продолжавшейся с октября 1930-го по лето 1934 года, его мемуары практически ничего не говорят. Это был критический период для страны, когда Веймарская республика пала под напором Гитлера; фактически мы располагаем всего двумя его собственными упоминаниями, оба происходят из его ответов на вопросы о его карьере, которые были опубликованы в 1969 году. Первое — это его утверждение: «С осени 1930 года я был в течение четырех лет 1-м офицером Адмирал-штаба в штабе военно-морской станции Северного моря в Вильгельмсхафене. Это все, что можно сказать о том, что я делал тогда... Эти четыре года в Вильгельмсхафене у меня был штаб из сорока офицеров и рядовых, и все мое время было заполнено работой».
Очевидно, что некоторая часть той работы была его собственным изобретением. Это понятно из его характеристики, данной главой штаба.
«Благодаря своей быстрой сообразительности и неутомимому усердию он очень быстро приспособился к положению офицера Адмирал-штаба и служил прекрасно. Очень компетентный штабной офицер с всеобъемлющими знаниями во всех областях. Целеустремлен и систематичен. Работает быстро и надежен. Очень умел в письменной и устной речи. Весьма заинтересован во всех профессиональных вопросах, которые его интеллектуально воодушевляют.
Очень амбициозен и, соответственно, борется за свой престиж, из-за чего ему сложно подчинить себя и ограничиться своей собственной областью работы. Он должен предоставлять офицерам Адмирал-штаба больше независимости, чем это было прежде.
Его сильный темперамент и живость часто приводят его в состояние нетерпеливости и порой неустойчивости. Следовательно, он должен воспринимать вещи более спокойно и не выставлять преувеличенных требований, особенно к самому себе.
Его частая и очевидная нетерпеливость, возможно, частично объясняется периодическими сложностями со здоровьем (жалуется на желудок). В самое последнее время наступило улучшение.
Несмотря на все эти ограничения, я рассматриваю его как блестящего офицера, чей характер сформировался еще не полностью и который нуждается в сильном и благожелательном руководстве».
Это — наиболее интересная из всех характеристик Дёница, и в немалой степени потому, что ее автором был Вильгельм Канарис — самый необычный офицер, возможно, во всей немецкой армии. Путешествовавший гораздо больше и обладавший более широким видением мира, нежели карьерные офицеры, которые скрывались в коконе армейской службы, он обладал утонченным знанием латыни, что противоречило грубому духу прусской традиции, в рамках которой он был воспитан. Это и сделало его подходящим человеком для тайной работы по перевооружению, на которую он был переведен почти сразу же после войны. В Нюрнберге Дёниц описывал его как «офицера, к которому не испытывали особого доверия. Он сильно отличался от нас. Мы, бывало, говорили, что у него семь душ в одной груди».
Это весьма подходящее описание; Канарис был загадкой и, без сомнения, останется ею, а Дёниц, вероятно, находил его не менее любопытным, чем сам Канарис — его, фанатично трудолюбивого молодого штабного офицера. Поэтому его замечания о нетерпеливости Дёница и его неустойчивости
Это суждение подтвердилось в полной мере в его последующей карьере и было повторено гораздо позже еще одним его близким коллегой, Альбертом Шпеером.
Интересно, что в Нюрнберге были представлены письменные показания генерального консула США в Берлине за этот период, с 1930-го по 1934 год, в которых указывается на то же: «Карл Дёниц всегда был не очень ментально устойчив». Дёниц оспорил возможность того, что американец вообще знал его в то время, когда он был всего лишь младшим офицером и работал в Вильгельмсхафене, и консул не смог представить полный отчет об их встрече, так как не вел дневники. Тем не менее, свидетельство человека, который не мог быть знаком с секретной характеристикой Канариса, — изумительное совпадение. Следовательно, некоторого доверия заслуживает и остальная часть его свидетельства, где мы читаем: «Он стал одним из первых высших офицеров армии и флота, который целиком идентифицировался с идеологией и целями нацистов».
Конечно, это утверждение вызывает подозрение хотя бы потому, что Дёниц не был высшим офицером на тот момент, но нет сомнений в том, что оно описывает его более поздние взгляды. Но касается ли оно времени, непосредственно предшествующего захвату Гитлером власти, и сразу после него? Безусловно, на своем посту офицера штаба в Вильгельмсхафене он был в курсе политической ситуации. Он сам ясно дал это понять в своем втором и последнем упоминании об этом периоде своей карьеры: «В мою задачу входили меры по защите от внутреннего смятения (среди военных). Эти вопросы часто обсуждались в министерстве обороны в Берлине, совместно с компетентными представителями всех родов войск».
Это указывает на то, что он проводил свое время не только в Вильгельмсхафене, как он утверждал в Нюрнберге, но участвовал в берлинских дискуссиях и, следовательно, мог попасть в зону внимания генерального консула Соединенных Штатов; он ведь был «попрыгун».
Это — лишь предположения. Но, учитывая его несомненные амбиции, пылкий патриотизм, темперамент и личный опыт борьбы с коммунистами, которых нацисты собирались искоренить, а также его более позднюю, задокументированную ненависть к коммунистам, было бы удивительно, если бы он не оказался причастен к восходящей звезде Гитлера как эмоционально, так и из карьерных соображений...
В своем собственном рапорте об отношении к нацизму, в ходе ответов на вопросы, которые он дал в 1969 году, он рисует уже знакомую картину республики под угрозой как со стороны левых, так и правых; средний класс двинулся поддерживать экстремально правого Гитлера, и поэтому центристы были слабы. В этих обстоятельствах представителям вооруженных сил стало ясно, что они не могут защитить государство от обеих угроз одновременно; «это значило бы бороться с большинством немецкого народа». Вооруженные силы, продолжает он, склонялись к нацистам из-за их стремления освободить нацию от версальских оков и их отношения к другим вопросам, таким как репарации, и, следовательно, приветствовали назначение Гинденбургом Гитлера на пост канцлера. «Мы, солдаты, также надеялись, что благодаря этой смене лидера коммунистическая угроза будет снята».