Последний фюрер рейха. Судьба гросс-адмирала Дёница
Шрифт:
Его преемники уверяли, что ни Дёниц, ни Ингеборг во время своего проживания в Далеме церковь не посещали.
В добавление к роскошному дому, который охранял отряд СС, Дёниц имел все другие блестящие аксессуары нацистской власти, большой служебный «мерседес», который сопровождали солдаты СС, когда он путешествовал. Машина поменьше для поездок по Берлину, личный самолет и поезд под названием «Глухарь» (Auerhahn) с вагоном-рестораном и салон-вагоном, в котором была комната для совещаний. И как у других представителей верхушки Третьего рейха, у него были коллекции — персидских ковров, которые он так любил, героических гравюр, картин маринистов, которые он приобрел во Франции. Он также собирал серебро и разный другой антиквариат, а его флотилия
Он искренне верил и действовал в согласии со словами своей первой служебной директивы: «Наши жизни принадлежат государству. Наша честь — это выполнение долга и готовность к действиям. Ни один из нас не имеет права наличную жизнь. Главный вопрос для нас — выиграть войну. Мы должны преследовать эту цель с фанатической преданностью и самой безжалостной решимостью победить».
Его собственная преданность и рабочие привычки остались неизменными в новом положении. Он продолжал рано отправляться спать и рано вставал. Его адъютант, корветтен-капитан Ян Хансен-Ноотаар, который перешел к нему этой весной с торпедоносца для того, чтобы информировать его о настроениях и нуждах надводного флота, описывал его как «законченного “жаворонка”»; он вспоминал, что его часто будил телефонный звонок между пятью и шестью утра, он поднимал трубку и звучал голос Дёница:
— Хансен, вы все еще спите?
— Да, господин гросс-адмирал...
— Это нехорошо. Вы мне нужны...
Дёниц часто говорил ему, что лучшие мысли к нему приходят по утрам.
Он, не теряя времени, избавился от высших офицеров, связанных с политикой Редера, уволив таких, как Карлс, и переведя других на фронт или в тихие заводи — преподавателями на разные курсы. «Клеймо большого брака», как это называли, вызвало большое озлобление у тех, кого сократили, но это было, безусловно, необходимо и принесло приток свежей крови, особенно в те области, где царили растерянность и глупые фантазии.
Некоторые из проведенных им новых назначений оказались не слишком хороши, особенно когда он поставил главой Штаба руководства морской войной Вильгельма Майзеля. Майзель был добросовестным работником — а кто не был таковым в немецком флоте! — но ему недоставало воображения или характера, чтобы стать чем-либо большим, нежели передатчиком идей Дёница. Дёница это вполне устраивало, однако для принятия решений касательно действий флота это был наихудший вариант взаимоотношений. Дёницу требовалась крепкая узда, «правая рука», сильная в аналитике и полная скепсиса, человек, достаточно сильный для того, чтобы противостоять рассуждениям, основанным на одном темпераменте.
Конечно, неизвестно, сколь долго Дёниц выдержал бы подобного человека рядом с собой. Но тот факт, что он назначил на ключевой посте высшем командовании такого, как Майзель, показателен; вероятно, он во многом объясняется его неуверенностью; или, может быть, как полагал его адъютант Хансен-Ноотаар, ему недоставало понимания других людей.
Поскольку война на море была теперь исключительно подводной войной, он соединил службу BdU со своей службой главнокомандующего флотом, и штаб-квартира подводного флота переместилась
Кригсмарине (ВМФ) на этом этапе войны стал обширным предприятием; он отвечал за оборону множества гаваней и тысяч миль побережья от оккупированной Скандинавии и Балтики вокруг Северной Европы и до Бискайского залива и приглядывал за Эгейским и Черным морями; служба отвечала за защиту транспортировки железной руды и других жизненно важных металлов от побережья Норвегии через Балтику, за перевоз войск и боеприпасов восточным армиям, за безопасность прорывающихся через блокаду из Японии и Испании кораблей со столь же важными военными поставками; в Средиземноморье флот сотрудничал с итальянцами в их усилиях держать открытыми линии поставок африканскому корпусу, теперь зажатому в Тунисе, и в одиночку занимался атаками на линии поставок противника.
То был гигантский военный, политический и экономический комплекс, весьма отличный по своим задачам от простоты «войны тоннажа» в Атлантике. Дёниц понял это очень быстро, но вначале его основной заботой была битва за Атлантику, а приоритетной задачей — увеличение производства подлодок. Он также намеревался повысить производство единственного мощного оружия нападения — «Шнель» (быстрой моторной торпеды), будучи оборудованными которой подлодки атаковали торговые суда в Ла-Манше. Задача стала особенно сложной после того, как Гитлер, обозленный на неудачу под Сталинградом, урезал и так недостаточную квоту для флота по стали, желая передать как можно больше средств на производство танков, которым он отдавал наивысший приоритет.
Следовательно, большую часть своей энергии Дёниц направил — по словам Хансен-Ноотаара, до 90% своего рабочего времени — на работу с техническим и конструкторскими отделами.
Сперва он вроде бы согласился с директивой Гитлера отдать большие корабли на слом. Надводный флот уже проредили, взяв многих офицеров и моряков на подводный, который продолжал расти. И согласно его первоначальному плану, постепенно и все остальные должны были быть комиссованы, чтобы перейти в подводники и освободить рабочие руки на верфях, из-за проблемы с которыми буксовали программы по строительству лодок. Однако вскоре ему пришлось согласиться с возражениями Редера по этому поводу, на которых по-прежнему настаивали моряки: это обеспечило бы противнику легкую победу не только благодаря огромному психологическому и пропагандистскому эффекту подобной меры, но и позволив им освободить огромные силы, пока сдерживаемые необходимостью противостоять угрозе от «Тирпица» и других крупных кораблей. И эти силы направились бы на наступательные операции против немецкого побережья и линий поставок или для защиты атлантических караванов.
То, как Дёниц справлялся с этими проблемами, сразу напоминает о тех ранних характеристиках на него, в которых говорилось о его «способности и быстром восприятии сути вопроса...», касающегося назначений и его умения взаимодействовать с другими министерствами. Это особенно заметно в том, как ему удавалось общаться с самим фюрером. В три этапа, проведенные с очевидной легкостью, он сумел не только убедить того отменить свой эдикт об отдаче больших кораблей на слом, но и полностью перевернуть всю ситуацию, связанную с флотом.
Первые шаги он предпринял на первом совещании с фюрером 8 февраля; Гитлер в принципе согласился, что в армию больше не будут призываться квалифицированные работники, занятые на строительстве подлодок; на следующий день он согласился, что большие корабли необходимо отправить в плавание, как только появится достойная для них цель. И как только они окажутся в море, им будет позволено действовать по инициативе, исходящей от главнокомандующего флотом, без каких-либо ограничений, которые сам Гитлер и военно-морской штаб накладывали ранее на их рейды.