Последний фюрер рейха. Судьба гросс-адмирала Дёница
Шрифт:
Рассказ об этом эпизоде в его дневнике от 16-го числа заканчивается так:
«Как показывает рапорт от капитана U-156, он не верил, что противник атакует, увидев флаг Красного Креста и все признаки спасательной операции. Это невозможно понять. Следует заключить, что на него повлияло зрелище сотен людей в воде, сражающихся за свою жизнь».
Таковы факты. За ними, проявившийся в ходе дискуссии в ставке подводного флота, продолжавшейся до раннего утра 17-го числа, скрывается самый большой вопрос по поводу подводной войны и претензий Дёница на то, что он воевал честно. Детали, вероятно, никогда не станут
Собственный отчет Дёница характерен полным молчанием на ту тему. Связывался ли он с Редером или Гитлером в эту ночь? Создается впечатление, возможно вызванное намеренно, что все приказы отдавались только от его лица и все обсуждения ограничивались только стенами его штаба.
Однако невозможно представить себе, что высшее командование флота не было в курсе. И ввиду того что Гитлер уже вмешался в ситуацию раньше и выразил желание не подвергать подлодки опасности, можно предположить, что штаб фюрера поучаствовал в этом деле.
Учитывая ночной образ жизни Гитлера и его стремление чем-либо отвлечься от работы, которая ввергала его в разрушительные эмоции, предположим даже, что он связывался лично с Дёницем. И в таком случае совсем легко представить, в каком он был настроении и что именно он приказывал.
По крайней мере с января, со времени своего разговора с японским послом, он жаждал найти оправдание для нападения на выживших с торпедированных кораблей с двойной целью — устрашить нейтралов и американских моряков и тем самым отпугнуть еще больше людей от мобилизации на новые корабли.
Расстрел выживших с «Ульма» вдохнул новую жизнь в эту тему, а предварительные результаты расследования ситуации пришли только что, буквально 14 сентября. В них указывались три случая, когда выжившие с немецких эсминцев, тонувших в Нарвике во время норвежской кампании, были обстреляны британцами, когда они пытались выбраться на берег, и много случаев того, как немцев, выжившие после потопления транспортных судов у Крита, обстреливали и убивали в воде.
Один из приведенных инцидентов касался того, как капитан британской подводной лодки позволил греческому экипажу моторного парусника «Осиа Параскиви» сесть в спасательные шлюпки «...и вели прицельный огонь с близкого расстояния по оставшимся в живых немецкому офицеру и трем другим немецким солдатам в воде после того, как они покинули тонущее судно, пока все четверо не были убиты».
В документе указывается, что выжившим, находившимся в воде, было легко спутать выстрелы по другим целям с атакой на них самих и в любом случае не удалось найти следы какого-либо письменного или устного приказа уничтожать переживших кораблекрушение.
Следовательно, можно предположить, что прежде, чем будут предприняты какие-либо ответные репрессивные меры, необходимо определить, не повредит ли это в большей степени своим людям, нежели противнику; «если о существовании такого немецкого приказа станет известно, то пропаганда противника воспользуется этим таким образом, что последствия едва ли можно предугадать».
Дёниц, конечно же, не мог отдать прямой приказ убивать выживших в спасательных шлюпках по той самой причине, которая указана в анализе военно-морского штаба: если это будет обнаружено пропагандой противника, то может сказаться на участи немецких моряков. С другой стороны, речь шла и о боевом духе его подчиненных, многие из которых, несмотря на интенсивную пропаганду ненависти, которой их подвергали, были бы потрясены столь хладнокровными инструкциями, идущими вразрез со всеми кодексами морской войны.
Кроме
Приказы были посланы в 21 час 17-го числа, как записано в его дневнике:
«Всем капитанам: должны быть прекращены все попытки спасать членов уничтоженных кораблей, касается ли это того, чтобы просто вылавливать из воды людей и усаживать их в спасательные шлюпки, или же ставить заново на воду перевернувшиеся шлюпки, снабжать продовольствием и пресной водой. Спасение противоречит самым фундаментальным требованиям войны по уничтожению техники и живой силы противника.
Приказы брать в плен капитанов и главных механиков (отданные ранее) остаются в силе.
Спасать выживших после кораблекрушения только в том случае, если (их) сведения представляют важность для лодки.
Будьте жесткими! Подумайте о том, что противник, бомбя немецкие города, не думает о женщинах и детях».
Не обязательно, что приказы были отданы в точности в тех же словах, как записано в дневнике. При этом надо учитывать политику обмана, которая пронизывала все уровни немецких вооруженных сил. Это показывают эпизод с «Атенией» и то, что приказы о тайном отступлении от правил Прайза и ведении неограниченных военных действий в водах вокруг Британии «не должны быть отданы письменно, но просто должны быть основаны на невысказанном одобрении военно-морского оперативного штаба».
Однако даже в этой передаче в дневнике в приказах заметна некоторая двусмысленность, которой можно было воспользоваться.
Свидетельство этого содержится во множестве других приказов Дёница и его меморандумах, все они написаны с кристальной ясностью, его штабные офицеры подтверждают это: «...все, что он хотел, он выражал очень точно... ему нужно было обсуждение... и потом он решал сам». Кроме того, как утверждал его штабной офицер по коммуникациям Ганс Меккель, «Дёниц рассматривал свой штаб как слуг фронтовых капитанов; если капитан говорил, что не понимает его приказа, то Дёниц всегда обвинял свой штаб в том, что они не выразили его более ясно».
Существует множество свидетельств того, что этот приказ обсуждался, и долго, его штабом. Когда после войны стало ясно, что им воспользуются против него на военном трибунале, Дёниц сказал, что и Годт, и его 1-й офицер Адмирал-штаба Хесслер, его зять, советовали ему не отсылать этот приказ. Оба это отрицали и говорили, что такого не помнят.
Предложение, которое вызвало наибольшую горячность тогда и на Нюрнбергском процессе, было: «Спасение противоречит самым фундаментальным требованиям войны по уничтожению техники и живой силы противника». В нем не было приказа стрелять в безоружных, но любой капитан, настроенный это сделать, мог прочесть здесь разрешение на месть — «любой капитан, который верил, а верили все, что они сражаются с державами, решившими уничтожить Отечество, расчленить его, превратить их народ в сельскохозяйственных рабов, кастрировать множество немецких мужчин. С державами, которые уже убили тысячи беззащитных женщин, детей и стариков ковровыми бомбовыми ударами». Любой капитан, огрубевший на своем мостике, или незрелые люди, которые боялись, что кто-либо усомнится в их твердости, подобающей национал-социалисту, и желавшие доказать это самим себе и всем остальным, получившие «невысказанное одобрение» от штаба или от самого шефа, «Льва», — любой из них мог принять эту фразу за лицензию на бойню беззащитных выживших.